Ничего сверхъестественного или загадочного не было и в ДТП, унёсшем жизнь Евиной матери четыре года назад. Но и в этом доморощенные следователи разбирались без участия Ани, Кристины и Салли.

А вот Ника помогал активно. И оставался у англичанки после тренировок. И вообще.

– Ну они же взрослые, – пыталась вразумить Кристина, – и у них, по-моему, роман.

Аня сердито расчленила булку и в сердцах швырнула куски хлеба плавающим на поверхности пруда уткам. На самом деле роман между Евгенией Витальевной и Никой раздражал во сто крат больше, чем самостоятельные изыскания и командирские замашки.

Вот уже третий день принцесса Авелилона гостила у Кристининой бабушки в Синельниково. Анжела Суханова совершенно нежданно отпустила туда дочь на целую неделю. Сельский быт Ане нравился – потому что сильно контрастировал с привычными реалиями. Некогда добротный, но пришедший в запустение домик Марии Фёдоровны веял чем-то киношным, как и его хозяйка. У Ани не было деревенских бабушек, таких она видела только по телевизору. И казалось, что теперь довелось попасть в старый фильм: с дровяными печами, вечерним запахом сжигаемых лиственных куч, сбором колорадских жуков с картошки и глиняными горшочками сметаны на советской клеёнчатой скатерти, красной в белый горошек. Бабушка Маша пила чай из блюдечек, носила цветастые платки и тепло улыбалась – ни дать ни взять гостья из прошлого.

Правда, накануне подруги переусердствовали с помощью на огороде и проснулись совершенно разбитые. По этому поводу Мария Фёдоровна строго-настрого запретила какую-либо работу, заперла на замок старый сарай, в котором Крис обнаружила кучу хлама и планировала капитальную ревизию, и, вооружив продуктами для пикника, выслала городских жительниц к небольшому, заросшему камышами пруду. Тут истерзанные физическим трудом ратницы решили предложить заниматься у Евы и без костюмов, потому что их не защищённые магией тела оказались совершенно неприспособленными к нагрузкам. Хотя Кристину и пугала перспектива когда-либо ещё попасть в ситуацию, где эти их «уроки» пригодятся.

Накупавшись и высказавшись касательно безобразной отстранённости от коллектива Ники и Евгении Витальевны, Аня принялась красочно разглагольствовать о ссоре со своей кошкой. Салли вздумалось снова пожаловать в её сны, где коварное создание и было замечено незадолго до отъезда.

– Это вторжение во внутренний мир! – кипятилась принцесса Авелилона. – Представляешь, она заявила, что шатается по моим снам с детства! Подглядывает, как я… Фу, это же отвратительно! Как в душу залезть! Нормальному существу такое вообще не могло прийти в голову!

На самом деле Аня бушевала потому, что обнаружила Салли во сне необычном. Это была живописно иллюстрированная подсознанием фантазия о Нике. С романтическим уклоном. И не первая. Только эти её потаённые воздушные замки развеивались в тот момент, когда он мог бы её поцеловать. Или даже… Аня и самой себе со скрипом признавалась в подобных мечтаниях. И тут Салли! Получается, кошка в курсе её постыдных вожделений. Унизительно до слёз. Так что за свои экскурсии Салли поплатилась: проснувшись от ярости, Аня была готова огреть питомицу тапкой, перестала с ней разговаривать и побожилась при повторном вероломстве отселить к бабушке Кларе, сославшись на аллергию. Салли дала торжественную клятву больше никогда и ни под каким видом не лезть в Анины сны.

Но ведь уже поздно. И кошке теперь всё известно. Притом Ника явно встречается с Евгенией Витальевной, и это от Салли, разумеется, не укрылось. Маленькая любопытная дрянь!

Ане казалось, что объект безрассудной страсти порой бросает на неё необъяснимые в рамках их отношений взгляды. Задумчивые, тревожные. Следит украдкой на тренировках и быстро отводит глаза. Но, увы, она вполне отдавала себе отчёт, что сочиняет. Уж скорее Стася похудеет на десять килограммов или Соня что-то возьмёт с пола в рот, чем Ника обратит на неё внимание. Да если бы не воинская подготовка, они бы и вовсе не виделись.

После затянувшегося пикника отдохнувшие, но искусанные комарами подруги мазались по бабушкиному совету чесноком и до полуночи слушали занимательные истории Марии Фёдоровны. Старушка совсем не упоминала о Кристининой маме и своей жизни после её рождения, только о временах, когда уже появилась внучка, или о собственной юности. Родители Марии Фёдоровны погибли в самом начале Великой Отечественной войны, когда той было лет десять, воспитали её чужие люди. На долю женщины выпало очень много горя. Сиротство, взросление в тираническом режиме СССР до хрущёвской оттепели, позднее – трагедия с дочерью, о которой она сейчас ничего не сказала, но, вероятно, не забывала никогда. Однако в меланхолию бабушка Маша не впадала. Слушать её было приятно и интересно, невзирая даже на специфическую манеру изъясняться, мешая украинские слова с русскими, что во всех остальных смертных бесило Аню до зубовного скрежета. Но всё-таки приятно, что речь Кристины, росшей до семи лет на этой занимательной лингвистике, осталась литературной.

Утром в четверг принцесса Авелилона поднялась первой. На сельском воздухе её кособокий график всё-таки выровнялся, причём как-то сам собой. Хотелось верить, что это сохранится и в городе, ведь не за горами школа.

Она умылась в чугунном тазу, оделась и, проинформировав возившуюся с тестом на кухне Марию Фёдоровну, что сегодня хламу в старом сарае не избежать расправы, вышла на улицу, прихватив огромный ржавый ключ от амбарного замка.

Изучив пыльную даль, Аня сделала вывод, что за день тут не управиться. А ещё, судя по всему, от такой работы мышцы, саднившие с позавчера, замучают окончательно.

– Приветик! – окликнули со стороны дома, и принцесса Авелилона оглянулась.

Кристина помахала из открытого окна спальни. На ней красовался хорошо знакомый воинский сарафан. Аня подняла брови.

– Снимем усталость вместе с костюмом, – улыбнулась Крис. – Да и убираться будет проще. Там – куча тяжёлой рухляди.

– Ты гений! – просияла Аня. – Я тоже превращусь, только потом переоденусь, чтобы не удивлялась бабушка.

Кристина подмигнула и оперлась о подоконник. Тут раздался призывный клич и обе поспешили завтракать.

Аня задержалась во дворе, выгоняя из сарая кошку Дашку, прошмыгнувшую внутрь. Это заняло добрых десять минут.

На кухне озабоченная Кристина мазала маслом бутерброды, а смертельно бледная Мария Фёдоровна дрожащими руками сворачивала ещё горячие блины.

– Что случилось? – опешила Аня.

Бабушка Маша вскинула на неё испуганный взгляд и заверила, что всё в полном порядке. На правду это походило мало. Садясь за стол, Аня вопросительно посмотрела на подругу.

– Она с самого утра такая, – озадаченно прошептала Кристина.

– Но двадцать минут назад всё было нормально!

Крис пожала плечами.

С того момента бабушка стала вести себя странно. Почти не разговаривала и старалась держаться от своих гостей подальше, а потом, сославшись на плохое самочувствие, ушла в спальню и не появлялась до полудня.

Разбирая завалы прогнившей утвари, они не переставали ломать голову над этой загадкой. В конце концов решили, что дело в недомогании.

К вечеру сарай практически удалось победить. Вынесли всё, выбросив безоговорочно ненужные и совсем уж испорченные предметы и выставив во дворе то, что требовало предварительного вердикта хозяйки. Последняя весь день провела в постели, и помощницы почли за лучшее её не тревожить. Тем более стоило им пойти, чтобы что-то принести или спросить, как обнаруживалось, что бабушка спит. Но Ане казалось, что это не всегда было правдой.

Ночью, задолго до первых петухов принцессу Авелилона пробудил настойчивый зов природы. Проигнорировать не удалось: пришлось вставать, тихонько слезать с кровати и в темноте пробираться на улицу к уборной.

На крыльце накатил необъяснимый страх. Гулкая сельская тишина с редкими звуками неизвестного происхождения будто пульсировала вокруг. Аня добиралась до пункта назначения бегом, стукнулась на повороте об угол и чуть не потеряла сознание, нащупывая выключатель.