И не изумляйтесь, что я уравниваю любовь дамы и волчьи качества. У Волка много других свойств, где это сходство обнаруживается еще ясней. Одно из них, что шея его крайне жестка, и обернуться лишь головой, не повернувшись всем телом, Волк не умеет. Второе его качество, что он никогда не охотится близ логова, но только в отдалении. А третье, что, с крайней хитростью осторожно проходя в овчарню, он казнит собственные свои ноги, их злобно кусая, если какой сучок под ними хрустнет. Все эти три качества можно обнаружить во влюбленной женщине. Ибо не может она отдаться иначе как всем телом. Это совпадает с первым свойством. А в соответствии со вторым, когда случается ей полюбить мужчину, то любит она его с беспредельной страстью лишь если он в отдалении, когда же он здесь, рядом, никакого видимого знака любви она не покажет. Что же касается третьего свойства, если она столь неосмотрительна в словах, что мужчина начинает сознавать ее любовь, ей известно, как словами же прикрыть и загладить то, что она слишком далеко зашла, точно так же как Волк воздает собственным лапам своей же пастью.
И женщина очень хочет знать о другой даме то́, что она менее всего желает, чтоб было известно о ней самой, и она очень хорошо умеет обороняться от мужчины, который ее, она полагает, любит. В этом похож на нее Змей Вывер. Природа его такова, что он пугается и в страхе уползает, увидев человека голым, но чувствует лишь презрение и нападает, когда тот одет. Вот точно так действовали со мною и Вы, прелесть моя милая и желанная. Ибо, встретившись, я видел Вас в добром расположении и немного застенчивой, словно Вы ощущали известный страх передо мной ввиду нового знакомства. Но, узнав о моей любви, Вы стали заносчивы, а против меня прибегали даже к ядовитым нападкам.
Новый знакомец – гол, а влюбленный – вроде одетого. Ведь человек рождается голым, а потом подрастает и одевается. Так что при первом знакомстве он наг и не защищен, потому и решается полностью предать даме свое сердце. Но позднее, когда уже влюблен, он так закутан, что выпутаться и скрыться не может. Он весь обмотан тканью и не решается говорить о заветных своих думах, от ругани он в вечном страхе. Он пойман, как обутая Макака. У обезьян ведь есть свойство подражать увиденному. А умный охотник, желая поймать Макаку хитростью, выбирает место, где та его может видеть, и начинает разуваться и обуваться. Потом он уходит, оставив пару сапог для Макаки, и прячется. Приходит Макака и повторяет действия охотника. Она берет сапоги и обувает их к своему же несчастью, ибо не успеет она разуться, а ловец выскочил и ее схватил. Ведь обутая Макака не может бежать, карабкаться, взбираться на дерево, вот она и поймана.
Этот пример явственно подтверждает, что человек, пока он гол и бос, похож на того, кто еще не любит, а обутый и одетый – на влюбленного. Таким образом подтверждается урок Змея Вывера, и на этих двух примерах я вижу ясно, из-за чего Вы перестали быть милы со мной, узнав, что я в Вас влюблен: Макаку не схватишь, пока она не обута, а Вывер нападает лишь на одетого. Все же, сдается мне, следовало бы Вам поступить противоположным образом. Вы должны были лучше обращаться со мной, когда я облачился в любовь к Вам, нежели когда я был гол. Ведь такова природа Ворона, который, пока птенцы его не оперены, даже не глядит на них и не кормит, ибо они не черны и на него не похожи. Они только пьют росу, пока не покроются перьями, как их родитель. Вот как Вам следовало бы поступать, прелесть моя милая и желанная: когда я был наг и Вас не любил, Вы не должны были печься обо мне, когда же я оделся в любовь и мог носить щит с вашим гербом, Вам нужно было бы меня холить и лелеять как младенца. В любви лучше, когда одолевает природа Ворона, а не Вывера и Макаки.
Ведь у Ворона есть еще одно качество, более всех прочих напоминающее о свойствах любви. Когда Ворон находит труп, он сперва выклюет ему глаза и через глаза достигает мозгов. Чем больше там мозгов, тем ему легче их извлечь. Так же поступает любовь. Ибо при первых свиданиях мужчину ловят посредством глаз, и никогда не уловила бы его любовь, если бы он на нее не глядел. Ибо любовь действует как Лев. Если человек идет мимо и смотрит, как Лев пожирает добычу, зверь в силу необходимости будет опасаться его лица и взора, ибо созданный по образу и подобию Владыки Мира несет человеческий лик печать господства. Однако Лев храбрый зверь, он стыдится собственного страха и нападает на человека, едва тот на него глянет. Но человек может хоть сто раз пройти мимо Льва, и он не тронется с места, пока не обратит человек на него взора. Вот потому я и говорю, что любовь похожа на Льва: ведь любовь не нападает, пока человек на нее не поглядит.
Итак, при первых свиданиях любовь проникает в человека через глаза, и через глаза же утекают его мозги. Мозг означает рассудок. Ибо как дух жизни, который отвечает за телодвижения, располагается в сердце как тепло, служащее пропитанию, обитает в печени, так и рассудок, дающий понимание, восседает в мозгу. А когда человек любит, он рассудком не руководствуется, скорее наоборот, он его совершенно утрачивает, и чем больше имеет, тем больше теряет. И чем рассудительнее человек, тем более страстно стремится любовь его удержать. В этом смысле я говорю: любовь похожа на Ворона, и это свойство доказывает, что другое его ранее упоминавшееся качество должно преобладать в любви над Вывером и Макакою и что даме следует предпочитать того мужчину, который одет в ее любовь, а не голого.
И я уверен, что иные женщины так и поступают. Но есть дамы, у коих в головах проделаны дырки – что им в одно ухо войдет, то выйдет через другое. Попав в любовные обстоятельства, отдаваться они не хотят, как и Ласка (или Горностай), которая зачинает через ухо, а рожает через рот. Я говорю чистую правду, так эти дамы и делают, ибо, выслушав многие прекрасные речи и чувствуя, что обязаны одарить любовью (что и означает «зачав ухом»), они затем ртом произносят отказ, по привычке перескакивая к неверным словам. Они словно боятся, что их поймают и схватят, – вот и поступают как этот Горностай или Ласка, который таскает с места на место свой помет, так как опасается его утратить.
Последнее свойство Горностая представляет одно из величайших неудовольствий в любовном общении, именно когда человеку приходится отказаться от бесед о самом главном, а болтать о постороннем. Черта совпадает с качествами Птицы Каландр. Если поднести ее к постели больного, эта любезная птаха может глянуть прямо ему в лицо – и тогда он поправится. Но если Каландр отворачивается и на больного не смотрит, судьба ему умереть. И сдается мне, о прелесть моя милая и желанная, Вы так расстроились от моей мольбы и столь рады были бы мне и дружили бы со мною, только бы я ничего не говорил о своей болезни, что Вы, значит, просто не хотели обращать свой взор на меня, больного человека. Следовательно, меня нужно считать мертвым. Ибо Вы погрузили меня в бездну отчаянья, сопровождающего крайнее разочарование без надежды на милость. Такова смерть от любви. Ведь как не поправляются умершие, так же нет надежды на радость любви, когда не ожидают милости. И вот я мертв, так оно и есть.
Кто же убил меня? Не знаю. Вы или я сам, а может быть, мы оба виновны, как с теми, кого убивают Сирены, сперва усыпив пением. Ведь существует три рода Сирен: две из них полудамы-полуптицы, а третья – полудама-полурыба. Все три музыкантши. Первая играет на трубе, вторая на арфе, а третья поет человечьим голосом. И так приятно это пение, что ни один человек, его слышащий хотя бы издали, не может к ним не приблизиться. А вблизи он засыпает, Сирена же, обнаружив спящим, его убивает. И сдается мне, что Сирена несет вину за это предательское убийство, но и человек, конечно, виноват, ибо ей доверился. И я мертв в силу такого убийства, за которое несем вину мы оба, и Вы, и я. Но я не смею обвинять Вас в предательстве, беру всю вину на себя и говорю: я совершил самоубийство.
Ибо хотя я был пленен Вашим голосом при первой беседе, не стоило бы мне опасаться, будь я так же умен как Змей, который сторожит бальзам. Змей этот зовется Аспид, и пока он бодрствует, никто не решится подойти к источающему бальзам дереву. Если хотят взять бальзама, Змея нужно усыпить игрой на арфе и других орудиях. Но Аспид по естеству своему настолько благоразумен, что, услыхав мелодичные звуки, затыкает себе одно ухо хвостом, а другим ухом трется о землю, пока его не забьет всякая грязь. Оттого, оглохший, Аспид может не опасаться, что уснет.
