Он напоминал хищника, который клюёт своих врагов до костей, чтобы получить удовольствие. Его слова хлестали, как порывы ветра во время грозы, и очень обидно трогали Аделинду. Под его недружелюбным взглядом гнев заполнял каждую клеточку её тела.

– Вы сумасшедший!– зло проговорила она, пытаясь высвободиться из его крепких рук. – Отпустите меня немедленно!

Тот отрицательно качнул головой.

– Исключено. Ты нужна мне. Тебе, насколько я понимаю, хочется узнать, кто я есть на самом деле? Так и быть, скажу: я маньяк! И хорошо, что ты меня ненавидишь, именно этим чувством я и питаюсь всю свою жизнь. Тебе придётся ответить за всё, что ты сделала. Ты пожалеешь о том, что на свет появилась. Сначала я тобою позабавлюсь, а затем… – он холодно рассмеялся, и…

Аделинда вскрикнула, вскочила и села на край кровати. Это был сон, всего лишь сон. Она обхватила больное колено руками и вслушивалась в тишину, не переставая шарить глазами вокруг. Преследователя рядом нет, не нашёл её – пока.

Сон был настолько ярким, что всколыхнул страх, который ей с трудом удалось подавить. «Мужчина наверняка отыщет меня, – Аделинда тряхнула головой, и чёрные волнистые волосы закрыли мокрое от слёз лицо. – Видно, его власть огромна настолько, что у меня нет шансов скрыться от него. Чёрт бы его побрал… – мысли бегали сумбурно. – Кто же он? Бизнесмен? Чиновник? А может, всё-таки маньяк? – она закрыла глаза, но мысли бежали быстрее и быстрее. – От такого самоуверенного наглеца можно ожидать чего угодно». Аделинда встала с кровати, походила по комнате, затем пошла в кухню и включила кофеварку.

Она бродила из угла в угол, казалось, воспоминания причиняют ей боль не меньше, чем раненая нога.

– Всё! Хватит! –голос её прозвучал так неожиданно и громко, что она вздрогнула. – Надо забыть… Этому негодяю мало самого строгого наказания.

– Аделинда! Девочка! Ты чем-то расстроена? – спросила бабушка Катарина, войдя в дом. – Мы с соседкой стоим, разговариваем, и вдруг, как гром среди ясного неба, твой голос…

– Да нет, я в порядке. Кофеваркой обожглась… – Аделинда виновато улыбнулась, быстро поставила на стол две чашечки, налила в них кофе и пригласила бабушку к столу.

Некоторое время они сидели в молчании, Аделинде показалось, что бабушка Катарина обдумывает какой-то вопрос. И не ошиблась.

– Вот что я тебе скажу, девочка, – наконец заговорила пожилая женщина, отставив в сторонку чашечку с недопитым кофе, – детей у меня нет, и ты имеешь полное право на получение наследства после меня. Так что после моей смерти ты станешь полноправной хозяйкой. Я решилась сказать тебе об этом, потому как не вижу смысл скрывать больше. А у тебя на сей счёт есть предложение?

На мгновение Аделинда, казалось, потеряла дар речи, не в силах вымолвить ни слова. Наконец, придя в себя, она удивлённо присвистнула.

– Ого, серьёзная заявка… Даже не знаю, что сказать. Ты очень любезна. Однако это дело мне не по плечу.

Заметив, что Аделинда колеблется, бабушка Катарина взяла её за плечи:

– Хочешь услышать моё мнение? Так я уверена, что тебе под силу домашние дела. Ну же! Разве ты не понимаешь, что судьба даёт тебе шанс? К тому же, вступив в наследство, ты будешь иметь своё гнёздышко.

Всё это звучало заманчиво, и Аделинда подчинилась изъявленной воле пожилой женщины – в первую очередь ради своей будущей семьи.

– Хорошо. Я согласна, но с одним условием… ты была главной в этом доме и ею останешься, несмотря ни на что. И ещё: мне понадобится некоторое время, чтобы всё хорошо обдумать.

– И думать тут нечего,– улыбнулась бабушка Катарина. – Завещание уже готово, и твои думы никак не повлияют. Кроме того, мне больше не на кого оставить наследство. Так что подумай о моих словах, дочка, – только не больше минуты, – и скажи «да».

Помедлив ровно столько, сколько для этого было отведено времени, Аделинда вдруг улыбнулась и произнесла следующее:

– Ах, вот оно что. Ты последнее время в нотариальной конторе пропадала, а я голову напрягала: не появился ли у моей бабушки поклонник?

Прикусив губу, бабушка Катарина несколько мгновений молчала – осознавала сказанное, потом выпалила:

– Боже ты мой! Я уже давно не гожусь для этой роли. Силы небесные… Как ты могла подумать обо мне такое?

– А что тут такого? – начала было оправдываться Аделинда, но, увидев помрачневшее лицо бабушки Катарины, тут же встревожилась. – Прости, бабушка, я вовсе не собиралась тебя обидеть. Я лишь хотела сказать, что люди твоего возраста тоже имеют право любить и быть любимыми.

– Восхитительно! Просто чудесно! У меня нет слов…

– Бабушка, прости… Я готова всю жизнь искупать свою вину. Честное слово.

– Не казни себя, дочка, в этом нет необходимости. Ты ни в чём не виновата, – бабушка Катарина улыбнулась и коснулась её щеки своими тёплыми пальцами – так нежно, что девушка чуть не расплакалась. – Что ты? Что ты? Я на тебя не обижаюсь, можешь мне верить. А теперь ответь: ты согласна стать моей наследницей?

– Да, – произнесла Аделинда.

После чего госпожа Кестер продолжила:

– Конечно, какое-то время ты смогла бы прожить и на мои сбережения, но мне надо лечь на операцию. Доктора сказали, что без хирургического вмешательства не обойтись, сердце в очень плохом состоянии…

До сих пор Аделинду мало что волновало. Теперь же, когда жизнь бабушки Катарины была под угрозой, она стала осознавать серьёзность сложившейся ситуации. Девушка всегда хорошо контролировала себя и способна была справиться с любой, даже самой трудной ситуацией. Но в этот раз ей потребовалось гораздо больше сил, чтобы удержать в узде свои эмоции. Дело в том, что из всей семьи Хольман осталась лишь она – Аделинда.

Они жили на окраине города. Небогато жили, ибо отец её выпивал и частенько пропадал куда-то. Соберётся на работу честь честью, как положено, день его нет дома, два… а потом вот он – явился господин: денег как кот наплакал, и изрядно подвыпивший. Мать плачет. Отец успокаивает: «Не ругайся, жена. Идёшь-идёшь, и тут на тебе – бар. Как не зайти?..»

Однажды он ушёл на работу и больше домой не вернулся. Бесследно исчез, словно испарился. Кто-то из соседей посоветовал обратиться в полицию в связи с его пропажей, но жена не воспользовалась советом. Почему? Наверное, были на то какие-то причины.       Вскоре мать Аделинды заболела. С каждым днём ей становилось хуже, и она умерла. Дочери тогда едва исполнилось двенадцать лет.

Настенные часы отстукивали траурное время, а над гробом, склонившись, стояла Аделинда. «Но как же так! Господи! Теперь-то что! О, что теперь!.. – она тихо всхлипывала и кусала пальцы в отчаянии. – Со мной-то что теперь будет?.. Ну как же, как же я без тебя-то, родная?»

И девочка не сдержалась.

– Мамочка! – вырвался ужасный вопль из груди её. Громко рыдая, она выбежала из комнаты; но быстро вернулась, бросилась на грудь матери, обняла крепко-крепко сжав её руками, и заплакала навзрыд, как в истерике. И, казалось, не было несчастнее её никого в целом свете. Её худенькие плечи содрогались от рыданий.

К ней подошла госпожа Кестер и, взяв её за руку, отвела в сторонку.

– Ну… ну, выплакалась… ну, и довольно! Маму уже не вернуть, а тебе жить надо…

Девочка долго ещё не могла успокоиться, но рыдания становились всё тише и тише. Её слёзы постепенно иссякали под ласковыми словами доброй женщины…

Тем временем голоса присутствующих звучали глухо и невнятно. Казалось, в памяти только и останется их бормотание, оказалось, что Аделинда запомнила не только это. Она вспомнила, как её родственники, горюя, сидели в сторонке и о чём-то шептались, поглядывая то на покойную мать, то на неё.

Потом прошлись по квартире и объединились для дискуссии.

– Мебель и вещи, конечно, не новые, но всё ж таки… – заметила тётя.

– Они ей ни к чему, да и мать не заменят, – заявил её муж и призвал перейти к сути дела.– Надо с ней что-нибудь решать,– и пальцем ткнул в сторону девочки. – Может, её в приют отправить?