Оправдания были несколько противоречивы, но Энди не стал на этом заострять внимание. Похоже, мартышке было совсем худо.

— Ладно, успокойся. Сейчас переведем дух и выберемся.

— Дух? Я дух испускать. Тут камень вездесь! — Манки вцепилась на этот раз в плащ спасителя, довольно крепкая ткань затрещала.

Энди неловко обнял узкие плечи:

— Спокойнее. Ты же держалась и пугала темноту ножом. А сейчас нас двое.

Тут обезьянку проняло…

…Ее колотило как сорвавшийся с шатуна поршень, она бешено лупилась о камень, о колени Энди, пыталась пробить лбом стену. Энди, бывший должно быть втрое сильнее, практически не мог удержать мартышку — извивалась как безумная. Рулевой прижал легкое тело к себе еще крепче; коридор дергался, шуршало эхо, покачивались привязанные к каменному столбу бесконечные нити: частью новенькие, частью ветхие и уже порвавшиеся; эта странная редкая паутина тянулась вглубь лабиринта, сплетаясь, обвисая и обрываясь на острых каменных уступах. Цвет нитей можно было только угадать, но, бесспорно, они были красные. Или красно-пыльные от времени.

Возиться на сброшенном плаще оказалось как-то поуютнее. Сражавшаяся сразу с двумя противниками: с припозднившимся рулевым и собственным безумием — мартышка подустала. Упорные и бессмысленные изгибы тела, дрожь и жар горячей плоти привели к довольно странному и печальному итогу. Энди стало слегка стыдно, но что поделаешь — он же не нарочно. Непроизвольная реакция.

— Уу-х? — в замешательстве, явно не веря, пробормотала жертва клаустрофобии.

Энди хотел оправдаться и сказать нечто убедительное. Но каков смысл оправданий? Она и так все чувствует. Да и к чему врать? Она приятная. Вот сейчас, когда ушки серебрятся и хаотично подрагивают неровные прядки сумасшедшей прически…

— Уууу, — умоляюще прошептала Манки, с отчаянной надеждой вжимаясь попкой…

Энди не был настоящим джентльменом. Он был болотным джентльменом, и хотя сие обстоятельство ничего не оправдывает, оно многое объясняет…

Как привыкла выражаться обезьянка — это было вкусно. И так вкусно, и наоборот, и снова так… Конечно, островным приматам неоткуда набраться столь порочного опыта и изысканной изощренности как ночным даркшам Глора или одиноким царицам. Да и чересчур человеком была Манки, чтобы взлетать к порогу ненасытной страсти истинных дарков. Но все же она оставалась немного и не-человеком — поскольку выдерживала и хотела еще. Не ухала и не визжала, хотя порой и сам болотный рулевой был готов взвыть от блаженства — долгое воздержание напоминало о себе. Но двое, оглушенных двойным близким дыханием, сохраняли тишину. Где-то пищали крысы, кто-то бегал по дальним коридорам, сверху доносился далекий-далекий рокот барабанов и вой труб, где-то стучали в запертые двери храма; все это Энди слышал, но не слушал. Только дыхание и тихий звон серебряного сияния полнейшего блаженства…

Вынырнув из, в очередной раз лопнувшего сияния, рулевой слегка отпустил ведомую лодку — Манки не помешает хорошенечко вздохнуть, хотя она, похоже, готова и вообще не дышать.

— Если вы пока все, можно я пройду? — басом спросили из темноты.

Мартышка взвизгнула совсем не по-обезьяньи и принялась нашаривать нож, Энди положил руку на багор.

— Да вы не беспокойтесь, — сказал басовитый гость. — Если уж так, то я потом приду. Но он может завоняться.

— Кто? — рискнул уточнить Энди, по стечению обстоятельств находящийся не в лучшей интеллектуальной форме.

— Тело, — обладатель баса указал вглубь коридора. — Иной раз очень быстро пахнут. Что не всегда прилично. На тело могут упасть следующие, людям будет неприятно.

— У-ух, — подтвердила мартышка, пытаясь что-то рассмотреть во тьме. — Люди падать не умеют. Мне в спину ногой топнули. А ты кто?

— Манки, веди себя вежливо, — поспешил напомнить Энди. — Это хозяин здешних мест. Минотавр, я полагаю?

— Минотавром был тот первый и древний, я едва ли достигну его величия, — вежливо поправил хозяин подземелья. — Обычно меня называют просто — Авр.

Минот-Авр производил приятное впечатление своей скромностью и сдержанными манерами. Несколько неожиданно было встретить столь достойного дарка в подземельях провинциального Сарканда. Хотя, нужно признать, Энди представлял себе минотавров несколько иными.

Нельзя сказать, что саркандский минотавр был так уж мелок: весом он явно вдвое превосходил окрепшего ночного рулевого. Но фигура подземного жителя отличалась нестандартностью — он был прямоуголен, причем более в горизонтальной чем в вертикальной проекции. Короткие толстые ноги, чрезвычайно, если не сказать чудовищно развитой плечевой пояс с длинными мощными руками, крупная, но достаточно обыденная голова, несущая не слишком очевидные бычьи признаки. Но рога имелись, ярко-выраженные, но отчего-то криво-посаженые. В целом, местный минотавр казался довольно странным, недоделанным чудовищем.

— Очень приятно. Простите, мы тут забылись и повели себя несколько раскованно. Вы очень тихо ходите, — извинился Энди.

— Нет-нет, все нормально. Тьма, волнения, не каждый день вас в жертву приносят, вполне можно взволноваться и утешиться. Это я виноват. Мне нужно было покашлять, — в очередной раз проявил удивительную воспитанность минотавр.

— Тогда забудем, — улыбнулся рулевой. — Такое иной раз случается. Давайте сходим за телом — несчастный при жизни был довольно увесист, вам на поворотах будет его неудобно нести, вы и сами весьма широкоплечи.

— Вместе таскать веселее, — согласился Авр. — Простите за нескромный вопрос — а вы меня видите?

— Да, несомненно вижу. Простите, мы сразу не назвались. Эту девушку зовут Манки, она, э-э…

— Из обезьян. У-ух, из островных, — со сдержанной гордостью представилась мартышка.

— Слышал про вашу замечательную народность. Видеть не приходилось, очень рад такому случаю, — признался минотавр.

— А я из болотных дарков. Из ночных, вижу в темноте недурно, — пояснил, не вдаваясь в подробности, Энди.

— Дарки в лабиринте редки. Одного жертвовали, но, кажется, он говорил неправду и был немного самозванец, — сказал Авр. — Вы первый настоящий с такими глазами.

Новые знакомые направились к жертвенному колодцу.

— А он какой? — прошептала мартышка, спотыкаясь и цепляясь за руку спасителя.

— Да что с тобой сегодня? То в колодец нырнула, то о приличиях забываешь…

— Ух-ухху-х! Это я забывать⁈

— Я не про то. Хозяин же слышит. Как можно его обсуждать?

— Я слышу, — подтвердил минотавр. — У меня слух хороший и уши большие. А вообще я очень некрасивый.

— У-ухх! Тоже⁈ И я некрасивая! — обрадовалась обезьяна. — Вкусно и удачно!

— Да? В каком смысле? — заинтересовался Авр, еще не знакомый со своеобразием мартышкиных определений.

— Манки говорит об удачном совпадении, — расшифровал Энди. — Вот наш бедняга.

Мертвеца сдвинули с прохода, минотавр заботливо вытер окровавленный рот покойного:

— Подсохло уже. А в храме тихо. Ушли праздновать?

— Нет, они там немного отвлеклись. Кстати, нам нужно подняться и кое-что забрать. Уважаемый Авр, а вы не хотите выглянуть на храм?

— Он, у-хухух, тяжкий, — влезла мартышка.

Энди молча посмотрел на нее — слабый свет падал на дно колодца и Манки мигом осознала свою несдержанность и зажала лапами рот.

— Влезть я могу, — заверил минотавр. — Когда-то мне очень хотелось взглянуть на храм. Но наверху решетка и жрецы колются таким острым.

— Пики, у-ух! — проявила эрудицию по оружейной части мартышка и снова виновато зажала рот.

— Именно. Бок довольно долго болел, — подземный дарк потрогал свою широкую грудную клетку.

— Сейчас решетка открыта, а за пики хвататься некому, — заверил Энди.

Манки смотрела вопросительно, но помалкивала.

— Нет, я никого не убивал. Жрецы немного околдованы, — расплывчато объяснил спаситель.

— Я бы взглянул, — стеснительно признался минотавр. — Настоящая магия и весь верхний храм — редкий случай. Когда еще выпадет… Но боюсь ослепнуть. Там много светильников, а мои глаза слишком слабы.