– Ты и ты,– ткнул в двоих пальцем. – Под нарами брус. Установите в проходе.
Вытащив, вставили в скобы, перекрыв вход.
Через короткое время паровоз дал длинный гудок, по составу прошел лязг сцепок, тронулся. За открытыми дверьми поплыл запасной путь, затем платформа и вокзал, городские, утопающие в садах окраины, застроенные частными домами. Потом исчезли и они.
Колеса прогремели по железнодорожному мосту через Северский Донец, состав, набирая ход, вырывался на степной простор. В нем белели меловые горы, у далекого горизонта синели терриконы шахт.
Ехали несколько суток. Днем, во время остановок, Лобанов, прихватив тройку рекрутов уходил в голову состава за продуктами. Возвращаясь, приносили в мешках хлеб, тушенку, сахар и ведро кипятка, вместо чая. Миска с ложкой и кружкой у каждого была своя. Сержант оказался свойским парнем, был из саперов, служил в Таллине последний. год.
– Вот довезу вас до мест и на дембель. В родную Обоянь, – сказал как-то, закуривая папиросу.
– Так конечная остановка Таллин? – спросил кто-то из ребят.
– Ну да, – выпустил ноздрями дым.
По дороге часть команд выгружали и их уводили военные, теплушки пополнялись новыми призывниками. В Белгороде Колька распрощался с Володькой, обещали друг другу списаться. На одной из станции под Курском увели еще нескольких ребят с Краснополья. Остались с Провоторовым.
Следующей ночью состав остановился в Брянске, там приказали выходить команде, в которой состоял Колька.
– Ну, бывай, Витек, – прихватив тощий сидор*, протянул другу руку. – Еще увидимся.
– Обязательно, – крепко ее тряхнул.
Сошедших, их было человек тридцать, построили на платформе, проверив наличие, и строем увели с вокзала. За ним на площади стояли два грузовика, погрузились, выехали в город. Ночь была светлой, в ней различались многоэтажки с темными окнами, частные дома за заборами и безлюдные улицы. Переехали по автомобильному мосту широкую, с белесой пеленой тумана реку.
– Десна, – сказал кто-то из знающих. Остальные, покачиваясь на скамейках, молчали.
Сразу же за мостом начались густые леса, через полчаса въехали в небольшой городок. Миновав центр, грузовики направились к окраине, остановившись у высокой глухой ограды с железными воротами. Головной просигналил, из кирпичной пристройки рядом выскочил солдат. Проверив у сидящего в кабине лейтенанта документы, вернулся обратно.
Через минуту створки распахнулись, въехали на обширную территорию с булыжным плацем, по сторонам, меж сосен, кирпичные казармы. Остановились у последней, за которой имелись еще какие-то постройки. Хлопнули дверцы, последовала команда выгружаться, посигали из кузовов вниз.
Затем молодняк построили, чуть позже все стояли в просторном высоком помещении. У двери, рядом с тумбочкой, застыл дневальный со штыком на поясе. В другую сторону уходили двухярусные койки, заправленные солдатскими одеялами.
Потом оттуда появился молодцеватый старший лейтенант, затянутый ремнями и с красной повязкой на рукаве, сопровождаемый коренастым старшиной. Пройдя вдоль шеренги, остановились посередине.
– Значит так, – поворочал шеей офицер. – Вы прибыли для прохождения службы в отдельный артиллерийский полк Западного военного округа РККА. Сейчас вас отведут в баню, переоденут, а потом на завтрак. Пряхин, – бросил старшине. – Выполняйте.
– Напра-во! – рявкнул тот. – На выход!
Выполнив команду, пошаркали к двери, спустившись по ступеням вниз, вышли из подъезда на плац. Здесь Пряхин снова всех построил, направились в баню. Она была в одной из каменных построек за казармами. Там разделись, два солдата-парикмахера в серых халатах остригли всех наголо. Каждый получил мочалку с четвертушкой мыла, прошли в моечный зал, утопавший в клубах пара.
Закончив мыться, вернулись обратно, получив из раздаточного окошка по паре белья. В соседнем каждому выдали новенькое обмундирование: хлопчато-бумажную гимнастерку с шароварами, такую же «буденовку», кирзовые сапоги с портянками и брезентовые поясные ремни.
Облачившись в него, гражданское шматье сдали в то же окошко, из бани, строем отправились в столовую. На востоке из-за лесов поднималось солнце, наступило утро.
Столовая находилась на другом конуе плаца, под высокими соснами и была рассчитана на несколько сотен человек. Там было пусто, старшина рассадил команду на лавках за тремя крайними столами. На них высилась пирамидки алюминиевых мисок, рядом ложки, в торце каждого по десятку кружек.
Кухонный наряд быстро доставил бачки с горячей пшенной кашей, заправленной комбижиром, нарезанный крупными ломтями ржаной хлеб, чай в чугунных чайниках и сахар-рафинад из расчета три кусочка на человека. Проголодавшись в дороге, активно заработали ложками.
Далее Пряхин снова отвел молодых в казарму, определив каждому койку и показал, как их правильно заправлять. Затем под его контролем, усевшись на прикроватные табуретки, пришивали на гимнастерки петлицы с подворотничками. Кто не умел, учился наматывать портянки.
– Товарищ старшина, разрешите спросить? – обратился к Пряхину один из ребят.
– Валяй, – ответил, расхаживая по проходу.
– Почему кроме нас здесь никого нету? Вон сколько застеленных коек, да и в столовой пусто.
– Полк выехал в летние лагеря (остановился). На месте только рота охраны и тыловые службы.
– А мы?
– Вы будете проходить курс молодого бойца, потом воинская присяга и распределение по батареям.
Со следующего дня начался этот самый курс. Подъем в шесть утра, затем пятикилометровый кросс, далее зарядка на плацу и завтрак. После них изучение винтовки Мосина образца 1891/30 годов, ее сборка и разборка, зубрежка уставов. Далее обед, короткий отдых, а потом строевые занятия на плацу, обучение штыковому бою. После ужина физическая и саперная подготовка, изучение средств химической защиты. Отбой в двадцать два часа
Занятия проводили лейтенант Бабич из роты охраны и старшина Пряхин. В отличие от лейтенанта, недавно закончившего училище – жесткого и придирчивого, старшина служил последний год, был добродушный и покладистый. В первую же неделю Колька написал короткое письмо родителям, сообщив, что служит в артиллерийской части, кормят нормально, проходит курс молодого бойца.
А еще у него появился друг – Станислав Тоцкий. Родом из Ленинграда, учился в технологическом институте, откуда был отчислен и призван в армию. Невысокого роста, худой и молчаливый, он стал подвергаться нападкам со стороны Мишки Галича. Это был рослый и гонористый западенец из Ровно, любивший изгаляться над теми, кто слабее.
Однажды, во время короткого перерыва в курилке, Галич обозвал Тоцкого жидом. Тот залепил ему пощечину, в ответ получив кулаком в челюсть, покатился по земле.
– Ну, держись, пархатый! – хотел продолжить обидчик.
– Не тронь, – заступил Колька Станислава.
– А то шо, москаль?
Тут же получив под дых, согнулся, а Колька, наклонившись, прошипел, – изувечу.
– Кончайте, хлопцы! – вмешались остальные. Инцидент был исчерпан.
Вечером, после отбоя (их койки были рядом), Стас рассказал, что его отец – поляк, воевал в Гражданскую у Якира*, а потом работал инженером на Адмиралтейском заводе. Год назад арестован и осужден как «враг народа».
– Из института тебя за это поперли? – спросил Колька.
– За это, – сокрушенно вздохнул.
– Ладно, не бери в голову. Давай спать.
В окна казармы лился лунный свет, с других коек доносился храп. Уснули.
Спустя полтора месяца курс обучения закончился, всех грузовиками доставили в летний полковой лагерь. Находился в десятке километров к западу, в сосновом бору. Его пересекала широкая просека, по сторонам тянулись ряды брезентовых палаток. За ними, под навесами, стояли орудия, с другой стороны дымили полевые кухни. Просека заканчивалась уходящей вдаль пустошью, оборудованной под артиллерийский полигон.
На следующее утро, солнечное и росистое, пополнение приняло Присягу.
Часть была выстроена в каре* на обширной поляне, куда после команды «смирно!» парадный расчет под звуки оркестра вынес развернутое полковое знамя. Далее с краткой речью выступил командир, разъяснив молодым красноармейцам значение совершаемого ими действия и обязанности, которые оно налагает.
