Ольсен невольно вздрогнул, представив, как Эрика маленьким ножичком вырезает из груди какого-нибудь парня или прекрасной девушки сердце, безумно хохоча. Ей не шёл этот образ, чертовски не шёл! Она не может быть убийцей. Где сейчас находится Кристиан – тот самый жадный до крови кукловод? Прячется за диваном, контролируя движения своей марионетки?
– Кажется, у тебя есть сын? Юная кровь, живая и трепещущая, – Ричардсон сделала глоток вина. – Надо сказать, что Оливер в этом плане мог заинтересовать меня гораздо больше, чем астматик или старик. Но я более чем благородна. Я не убиваю детей, тем более за грехи своих отцов. Пусть отвечает тот, кто виноват. Хотя я почти уверена, что ты бы без лишних размышлений выбрал свою смерть, чтобы сохранить жизнь своему сыну, – Эрика протянула застывшему в немом страхе Йоханессу бокал вина. – Мой друг, возьми бокал, иначе я вылью его тебе на голову.
Ольсен дрожащими руками взял протянутую хрустальную посуду, все ещё пытаясь унять бешеное сердцебиение. Он сжал тонкую ножку бокала и внимательно посмотрел на алеющую жидкость, словно пытаясь в вине отыскать разгадку страшной тайны Эрики Ричардсон. Как ему поступить дальше? Что говорить? Как вести себя? Йоханесс стиснул челюсти и с неожиданным даже для самого себя рвением вылил всё содержимое собственного бокала на кофейный столик, при всём при этом глядя прямо в бирюзовые костры.
На чужом лице сквозь тщательно выкованную маску вдруг проступило удивлению. Бирюзовые костры продолжали пылать, но, вместе с тем, в чужих глазах проступило нечто весьма странное, словно бы… Эрике понравилось увиденное. Йенс решил ковать железо, пока горячо.
– Ты не обязана потакать своему мужу, – чётко и уверенно произнёс Ольсен с серьёзным выражением лица.
Эрика ничего не сказала в ответ, но теперь удивление в её глазах сменилось на недоумение.
– Мне… мне правда очень жаль, что этот урод посмел тебя использовать. Но ты же понимаешь, что то, что он там тебе льёт в уши, не обязательно является правдой? Он тебя использует, и ты совсем не обязана подчиняться ему только из-за того, что он мужчина и твой муж, – вероятно, Ольсен и сам понимал, какой бред сейчас несёт, но у него больше не было никаких адекватных идей, позволивших бы ему спастись из этой ситуации. Всё было откровенно хуево, но лучше уж было молоть чепуху, чем со счастливой улыбкой ожидать собственной смерти, даже если смерть он примет от таких прекрасных маленьких ручек. Возможно, Йенсу получится убить двух зайцев одним выстрелом? Он спасёт не только собственную шкуру, но и Эрику от рук её мужа-маньяка. – Я понимаю, что я не кажусь тебе кем-то заслуживающим доверия, но я искренне хочу тебе помочь! Я не могу просто стоять и смотреть на то, как прекрасная девушка страдает от рук тирана. Ты заслуживаешь куда большего, чем быть заложницей его деяний. Клянусь, Эрика, ты имеешь право выбрать иную жизнь, и ещё не поздно спастись. Понимаю, тебе может быть страшно, но ты справишься, и я правда готов тебе помочь.
Эрика ещё некоторое время гипнотизировала взглядом Йенса, словно пытаясь понять искренность его слов, и Ольсен состроил наиболее торжественное и серьёзное выражение лица, чтобы у женщины не осталось сомнений, но отчего-то вместо слёз и благодарностей Ричардсон… начала смеяться. Она смеялась так громко и долго, но мужчина всерьёз начал беспокоиться о её психическом состоянии. До чего довёл Эдвардс жену, раз всё, на что она осталась способна – это безумный хохот. Срывающийся, громкий, практически отчаянный. Ольсен прикусил нижнюю губу, размышляя над тем, как помочь женщине. Предложить воды? Йоханесс понятия не имел, где её взять, а запивать смех вином – плохая идея.
– Mi piace se7, – что-то прошептала она себе под нос, пытаясь отдышаться.
Ольсен рассеяно захлопал ресницами. Да что, в конце концов, он такого сказал? Неужели Эрика настолько лишилась надежды, что выказанное кем-то желание помочь теперь могло вызывать только истерических смех?
– Ладно, ладно, – Ричардсон тихо раскашлялась, пытаясь прийти в себя. – Крис меня использует, говоришь? А с чего ты решил, что это он меня использует, а не я его?
Данная фраза прозвучала излишне зловеще, и Йоханесс нахмурил брови. Быть может, это всего лишь стадия отрицания (или как там это называется в психологии?) А может, Эрика не хочет потерять лицо?
– Э… думаю, ты бы выбрала кого-нибудь поумнее, чем дегенерата, который сжигает дома на виду у всех, – пробурчал Йоханесс.
Красивое лицо на мгновение ожесточилось, но Эрика тут же пришла в себя, вновь нацепив маску спокойствия. Йенс не отрывал от неё взгляда.
– Fottuto figlio di puttanа8, – снова прошипела себе что-то под нос Ричардсон. – Мне жаль, что тебе пришлось увидеть мафию именно с этой стороны, – без намека на извинения и жалость произнесла Эрика, подняв глаза на Йоханесса. – Мы работаем иначе, просто во всякой организации есть ебланы, если ты понимаешь, о чём я. Я не одобряю неоправданную жесткость, хотя, очевидно, иногда она необходима, чтобы всякие cafone не забывали о том, где их место в пищевой цепи, – женщина сцепила руки между собой. Она казалась совершенно расслабленной и спокойной, и Ольсену вдруг стало не по себе от этого спокойствия. Он… он ошибся? – Кристиан не такой дегенерат, как тебе кажется.
– И что это значит? – хрипло спросил Ольсен.
– Что вы, мужчины, слишком часто позволяете себе думать, что жизнь женщины крутится исключительно вокруг таких же, как вы, – Эрика мягко улыбнулась. – Не страшно. Я понимаю, что некоторые люди не одарены интеллектуально, в мире полно идиотов, которые не понимают, о чём говорят. Я встречала подобных тебе слишком часто. Знаешь, сколько раз в свой адрес я слышала слова «шлюха», «подстилка» и прочее и прочее?
Йоханесс настороженно сделал небольшой шаг назад. Хоть его от женщины и отделял кофейный столик, внезапно этого расстояния стало слишком мало. Бирюзовые глаза смотрели на мужчину пытливо, поглощая каждое движение, каждый дрогнувший мускул, каждую эмоцию, промелькнувшую в разноцветных глазах. Йоханесс ощутил себя обнажённым.
– Ты хотя бы не опустился до подобного, – она хрипло усмехнулась, после чего осушила свой бокал с вином до дна.
Допив вино, Эрика медленно поднялась со своего места. Несмотря на иррациональный страх, вызванный непониманием происходящего, Йоханесс всё равно с жадностью впился в длинное облегающее алое бархатное платье, прекрасно подчёркивающее хрупкую красивую фигуру. На острые плечи был накинуто тонкое красное пальто с чёрными кружевными рукавами и подолом. Эрика выглядела одновременно роскошно и опасно. Словно полыхающий пожар, она демонстрировала свою власть и убийственность, вызывала желание бежать без оглядки, но вместе с тем – привлекала внимание. Верх платья держался на груди, из-за чего были видны и тонкие ключицы, и длинная шея, и Ольсен сходил с ума от желания прикоснуться к мягкой коже. Дурак! Он должен бояться, а не кусать губы, разглядывая чужое тело.
– Я не дама в беде, Ольсен, – бросила Эрика. – Я и есть беда.
Ольсен поднял затуманенный взгляд на глаза Ричардсон. Женщина выглядела так, словно ощущала себя победительницей, и ведь действительно – она победила. По всем фронтам победила. Обыграла. Эрика поставила острую коленку на кофейный столик и слегка наклонилась, поманив пальцев Йоханесса к себе ближе. Словно загипнотизированный, он действительно сделал шаг вперёд, несмотря на то, что пару мгновений назад собирался бежать прочь.
– Мафия никогда не подчинялась Кристиану. Он всего лишь пешка в моей игре. И ты тоже пешка. Жалкая, которую не страшно потерять, – красные губы изогнулись в жестокой усмешке. Но рука, противореча обидным словам, опустилась на колючую щеку, мягко проведя по ней костяшками. Ольсен громко проглотил слюну. – Ты здесь, потому что я этого захотела. Потому что ты не сможешь мне отказать. И никто не сможет. Потому что никто не посмеет меня осудить. А знаешь почему?
