– Мне… мне плохо, мальчик мой – еле выдавил он.

Дима, забыв обиды и крики Маши, мгновенно переключился на действия. "Маша, вызови скорую, быстро!" – прокомандовал он, голосом, в котором не было и следа сомнения. Маша, взявшись за телефон, начала набирать номер, ее пальцы дрожали, но она старалась сохранять спокойствие. В то время как она говорила с диспетчером скорой помощи, Дима поддерживал своего отца, который с трудом дышал, стараясь успокоить его.

– Папа, держись, скоро будешь в больнице, – ласково говорил Дима, стараясь улыбнуться, чтобы успокоить отца. Внезапно Дима осознал, что скорая помощь может не успеть. Он схватил ключи от машины отца и помог ему выйти наружу. Маша последовала за ними, кинув телефон на диван. Она помогла усадить отца на заднее сиденье, заботливо пристегивая его ремнем безопасности. Дима сел за руль, его руки были холодны, а лоб покрылся каплями пота. Он никогда раньше не водил машину в такой стрессовой ситуации. Пытаясь сосредоточиться, он выехал на дорогу, и машина покатила в направлении ближайшей больницы. Маша сидела рядом с отцом, держа его за руку. "Все будет хорошо, мы скоро будем там," – утешала она его, хотя сама была на грани паники. Дождь начал бить по лобовому стеклу, ограничивая видимость. Дима старался держать машину на дороге, но его нервы были на пределе. Он хотел спасти своего отца, он хотел доказать Маше что он на что-то способен, и вот когда машину занесло, она съехала с дороги, промчавшись по обочине, прежде чем с ударом остановилась, ударившись о дерево. «Отец это ты?»

Джон стоял в коридоре второго этажа, его тень колебалась на стенах под мерцанием старинного светильника. Воздух был насыщен запахом старых книг и мебельного воска. Он слегка приоткрыл рот, чтобы позвать отца, но слова застряли у него в горле. Вместо этого, он вздохнул и начал медленно подходить к комнате. Джон был уже всего в нескольких шагах от двери в комнату отца, когда внезапно ощутил тяжелый удар по затылку. Это было похоже на оглушительный звон, который раздался в его голове, отбросив его мысли прочь, как листья под порывом осеннего ветра. Он ощутил, как его ноги подкосились, и мир вокруг начал кружиться, словно он находился внутри замедленной сцены из кинофильма. Все его чувства обострились: он почувствовал прохладу стены, к которой прикоснулся, пытаясь удержаться на ногах. Звук его сердцебиения громко отдавался в ушах, словно барабанная дробь, предвещающая нечто неминуемое. Запах мускуса и пыли стал более интенсивным, когда он попытался вдохнуть, но воздух казался слишком тяжелым, чтобы наполнить его легкие. В последнем усилии удержать сознание, Джон обернулся, пытаясь разглядеть своего нападавшего, но его зрение было мутным, и он мог только уловить смутные очертания фигуры, скрывающейся в тени. Головокружение усилилось, и он почувствовал, как пол ускользает из-под него, а его тело падает, словно перо, плавно касаясь холодного пола коридора. Тишина вокруг стала глухой, и Джон понял, что он находится на грани между сознанием и бездной, где время теряет свой смысл. В этот момент, последнее, что он увидел, был светильник, который продолжал мерцать высоко над ним, несознательно отсчитывая последние секунды его мимолетной жизни.

На рассвете, когда первые лучи солнца едва пробивались сквозь плотные занавеси старинного особняка, пронзительный крик разорвал тишину, когда одна из сестер-невесток, первой вошедшая в столовую, увидела зрелище, от которого кровь стынет в жилах. На обеденном столе, словно мрачный трофей, лежало тело Джона, пятого брата, чьи глаза были широко раскрыты в немом ужасе, а лицо застыло в выражении вечного изумления. Он был весь в синяках и ссадинах, голова его была пробита, и еще недавно его свежая кровь запекалась на обеденном столе.      В комнате воцарилась мертвенная тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипываниями и шепотом, когда семьи братьев медленно собирались вокруг стола, не в силах поверить в увиденное. Солнечный свет, пробивавшийся в комнату, играл на поверхности стола, создавая иллюзию тепла, настолько контрастную с холодом смерти, что окутал комнату.

Пока ошеломленные братья пытались осмыслить произошедшее, в спальне на втором этаже было обнаружено еще одно тело. Мэри, жена Джона, была найдена мертвой в их совместной спальне, лежащей на кровати в позе, словно она спала, только глаза отсутствовали в глазницах, как будто были выдавлены и посмертная улыбка застыла на ее лице.

Следы насилия отсутствовали как в спальне, так и в столовой и только пронзительный крик чайки разрезал воздух, когда старинная моторная лодка, изрядно потрепанная временем, начала свой трудный путь через бушующие волны к причалу Острова Секретов. Соленый штормовой ветер, насыщенный эхом далеких морей и их неисповедимых тайн, беспощадно обрушивался на пассажиров, заставляя их тела сгибаться под напором невидимой силы. Волосы пассажиров, пять семей, каждая со своей историей и своими страхами, развевались на ветру, словно знамена, несущие в себе ожидание и неуловимое предчувствие. Они собрались на этом заброшенном осколке земли по вызову своего отца – загадочного и влиятельного патриарха, чье приглашение звучало как неотвратимое распоряжение судьбы.

Взгляды, устремленные к таинственным берегам, сквозь пелену брызг и водяной пыли, искали ответы. Какие тайны скрывает этот остров, окутанный штормовым ветром даже в самый ясный день? Какие истории замерли в его заброшенных тропах и дикорастущих садах? Но самый насущный вопрос касался самого патриарха. Какая неведомая цель побудила его, после долгих лет молчания, созвать их всех именно здесь, на Остров Секретов, в разгар шторма?

Море вокруг острова казалось еще более зловещим и беспокойным, чем когда-либо. Волны, обрушивающиеся на берег, носили в себе эхо давних времен, забытые истории и обещания. И когда лодка, наконец, с трудом приблизилась к причалу, сквозь свирепство стихии, казалось, что сам остров приветствовал их молчаливым стоном – предвестником того, что предстоящая встреча в сердце бури раскроет давно скрытые тайны и навсегда изменит их жизни.

Пронзительные раскаты грома сопровождали их, когда они приближались к причалу, а сильный дождь продолжал заливать лица и одежду всех кто был в лодке. Ветер стал свирепым, заставляя качаться высокие деревья и поднимая волны, словно океан выражал своё недовольство их приближением.аа

Элизабет, изящная и нервозная женщина средних лет, крепко держалась за руку своего мужа, Генри. Она была стройной, с изящной фигурой. Ее темные волосы были аккуратно уложены, монотонно, каждая прядь на своем месте. Лицо Элизабет было утонченным, с высокими скулами и тонкими чертами, но на нем отражалась легкая тревога. Глаза, большие и выразительные, постоянно двигались, как будто она искала что-то в окружающем пространстве. В их глубине читалось беспокойство, даже когда она старалась улыбнуться. Ее одежда была элегантной и продуманной, подчеркивая хороший вкус и чувство стиля. На ней было надето легкое платье пастельных тонов, которое идеально сидело на ее фигуре и делало ее образ еще более утонченным. В руках она держала маленький клатч, украшенный блестками.

Генри, высокий и крепкий мужчина, был опорой для своей жены. Его уверенное поведение и спокойный взгляд контрастировали с нервозностью Элизабет. Он был старше ее, с седеющими висками и добрыми, мудрыми глазами, которые излучали спокойствие и уверенность. Генри одет в классический костюм, который, хоть и был прост, но подчеркивал его статность и солидность. Рядом с ним Элизабет выглядела хрупкой, как изящная фарфоровая статуэтка. Но несмотря на ее видимую нервозность, в ее глазах иногда мелькал проблеск внутренней силы, которая, возможно, и позволяла ей справляться с жизненными трудностями.

– Генри, я не уверена, что это хорошая идея, – сказала Элизабет, её голос дрожал от беспокойства и холода. Элизабет осторожно вставала на ноги, когда моторная лодка медленно стукнулась об причал. Волны слегка покачивали лодку, заставляя её судорожно схватиться за руку Генри. Он крепко держал её, когда она сделала первый неуверенный шаг. Её ноги дрожали, но она решительно старалась сохранять равновесие. Она аккуратно поставила одну ногу на причал, крепко держа Генри за руку. Пальцы её другой руки вцепились в бортик лодки, стараясь не поскользнуться на влажной поверхности. Генри наклонился к ней, его крепкая рука помогала ей перенести вес на причал. С каждым шагом она чувствовала, как его поддержка придаёт ей уверенности. Когда обе ноги оказались на твёрдой поверхности причала, Элизабет глубоко вздохнула, её дыхание немного выровнялось. Элизабет посмотрела на Генри с благодарностью, её лицо всё ещё отражало тревогу, но в глазах был виден проблеск облегчения. Она продолжала крепко держаться за руку мужа, словно его присутствие было её якорем в этом неспокойном мире.