– Прости, конечно, но я на иголках. Мартирис с меня шкуру сдерёт, да и вообще со всех! И это не касается твоего… – он сделал удивлённую паузу, заметив непривычно убитое состояние Лагала. – Ты всё ещё ничего не нашёл?

Лакрис устало вздохнул и наконец удостоил министра взглядом. В нём сразу читалось всё, что чувствовал детектив, пока говорил следующее:

– Я много всего нашёл. Но смысла это никакого не имеет.

– Послушай, – Стасиз нервно потёр переносицу. – Сейчас – я понимаю твоё состояние – но ты должен немного отложить Эрика в сторону. Нет, мы не сдаёмся. Ты не сдаёшься, я надеюсь. Однако есть дело поважнее на данный момент. Пока оно не решится, мы все в опасности. Я не говорю про то, что за себя волнуюсь, друг. Тут речь идёт о судьбе страны. Впрочем, подписания снова связывают мне язык. Для тебя новая работа. И возможно, не знаю, я сам так уже запутался в твоей документации… возможно, это как-то связано и с Эриком, как ты предполагаешь.

– Что? – не выдерживая разглагольства, напрямую спросил детектив.

– Помнишь же тот случай в Эдеме?

– Прошлый год…

– «Прошлый год» – это чудо, что ещё ничего не случилось! Ну как «не случилось»… Император готов всех заменить, когда нашей вины в этом нет, – делаем всё возможное. Тот пленник просто испарился.

– Мне хоть его имя дадут?

– Д-да. Позже. Займись им, прошу. Прости меня за прямолинейность, но без успехов и там, и там император не будет тобой доволен… Я рекомендовал тебя, зная твой профессионализм… и сейчас не сомневаюсь! Но, видно, это дело слишком уж сложно.

Внезапный удар по столу всколыхнул чай, фарфор задребезжал, перебивая Стасиза. В глазах Лагала наконец зажёгся огонь.

– «Сложно»? И что? – его рот злобно согнулся. – Я доведу его до конца, будь уверен. Даже через этого пленника.

Заметив то, что он привлёк внимание немногочисленной массы посетителей, он понизил тон и, замолчав, откинулся на стул. Тут из ниоткуда появился официант. Бархатным тоном он спросил:

– Прегрим Стасиз, вам что-нибудь подать?

– Уйди, – коротким взмахом ладони тот прогнал официанта и перегнулся через стол, став поближе к Лакрису. – Хорошо. Я скажу ему, хоть это и опасно для моей жизни. Я старею, Лагал, а ты ещё молод. Тебе есть куда стремиться. Не подведи страну.

– Когда я подводил?

– Когда спустишься, мои люди дадут тебе материалы. Важность документов ты сам понимаешь. И на этот раз… сроки жёсткие. Найди этого человека живым. И с него правда ни один волосок не должен упасть. Понимаешь? Ни один – буквально. Я тебя прошу.

Несмотря на небольшую абсурдность данной просьбы, по лицу детектива было видно, что он понял. Отодвинувшись назад, министр облегчённо вздохнул – похоже, впервые за несколько дней – и, не спрашивая, взял и отпил из кружки чай. Помолчав недолго, он вновь подал голос.

– Это серьёзно, Лагал. Я тебе вверяю серьёзное дело. Тут два исхода: либо конец концов, либо начало начал. Удачи. И помни, – он строго посмотрел на Лакриса, – это другая война.

– Спасибо, Джон, – бросил детектив, поднявшись со стула.

Заказ был уже оплачен, так что он беспрепятственно покинул зал и спустился по лестнице. На душе лежал камень, и к нему прибавился второй. Уронить их было просто. Нести сколько необходимо – сложно. Но Лагал и не думал о трудности своего занятия. Работа переросла в жизнь. Без работы не стало бы его. Выбор был сделан много лет назад. Последствия этого выбора всецело его заслуга. Но молча принять их детектив не мог. Пока есть дорога и ноги – подчинять собственное движение можно. И он подчинит.

Коннор пропустил закат. Мирно дремля под полями шляпы, он чувствовал только вибрацию скачущих по камням колёс дормеза. Его никто не будил, он проснулся сам, хотя и не сразу понял, что, собственно, проснулся. Дорога спускалась немного вниз. Её совсем чуть-чуть запорошило, – из-под облаков падал лёгкий снег, такой типичный для Нортфорта. И ветра почти не было. Погода была как раз для романтичных прогулок, особенно вкупе с этим рыжеватым светом, мерцающим в отдалённых окнах. Однако Коннор был один, в данный момент один, но сердце знало, что это ненадолго. Он убрал шляпу с лица и подтянул ноги. В салоне дормеза было так пусто. Казалось, он ехал в целой комнате на колёсах. На сидении рядом была только закрытая рапира, по пути упавшая на бок. На самом деле, Коннор никогда не любил ездить вот так – на дорогой повозке, как настоящий маркиз. Его не воспитывали человеком, тянущимся к роскоши. Последнее время только она тянулась к нему. Будь он на коне, наверное, было бы повеселее. Но пора было привыкать к новой жизни. Совсем скоро он переступит вполне видимую черту и окажется в новом для себя обществе. Лет семь назад он и не представил бы себе такой картины, даже отверг бы. Он далеко не такой человек, которого играет сейчас. «Женщины могут любить нежно, но жизнь они меняют очень грубо», – заметил он про себя.

А впереди к экипажу сквозь заснеженное поле приближался белый, как седина, широкий, как скала, княжеский особняк. В нескольких окнах горел тот самый рыжий свет, который привлекал ещё с дороги. Три этажа подпирали строгие колонны. К тому же фасад держали громоздкие, в два человеческих роста, волны. Коннор ещё не знал, что только вблизи можно познать всю их искусность, увидев выточенные автором на гребнях волн миниатюрные кораблики, несмотря на всё, ровно стоящие под парусами. В том же морском стиле была выполнена шапка окружающего особняк забора, изображая возбуждённую водную гладь. Ворота за ним сторожило двое слуг, которые, только заметив дормез, уже распахнули их. Экипаж неспешно проехал внутрь. Коннор внимательно разглядывал внутренний двор, поворачиваясь то к одному окну, то к другому. Раньше поражавший своей свежестью сад забросало снегом, но и это не лишило его красоты. Блестящие своими новыми платьями деревья и кустарники извивались вдоль стен особняка. Кое-где над ними вставали фонари, сейчас как будто специально зажжённые для гостя. Без их света он бы и не оценил местного сада.

Экипаж выехал на середину двора, и кучер поскорее развернул лошадей. Четвёрка стала топтаться на месте, поглядывая всё в сторону конюшен. Коннор ещё сидел. Почему-то именно сейчас до него добралось волнение. Он нервно мял кожу перчаток. Особняк навис над ним, как девятый вал, намереваясь потопить. Но разве он когда-то боялся быть потопленным? Нет. Здесь его будущее. Пора было перестать во всех и вся видеть врагов. Коннор схватился за рапиру и отворил дверцу. Холодный воздух начал нагло колоть кожу. Легко спрыгнув наземь, Коннор перекинул через плечо ножны и уверенно устремился к дорожке ступеней, на вершине которых его уже кто-то встречал. Быстро взобравшись, он наконец увидел одного из жильцов особняка. Аластора Люмоса отличал тот лоск, с которым художники изображают на портретах королевских персон, генералов и их детей. Не будь Аластор вполне себе объёмным человеком, Коннор так бы и подумал, что встретился лицом к лицу с картиной. Своему возрасту он очень соответствовал, – каждый уважающий себя мужчина в расцвете сил, при этом воспитанный в обществе консервативном, будет пытаться походить на старших. Люмос мог бы похвастаться юным лицом, если бы не скрывал его за ровными усами и остроконечной бородкой. Глаза он щурил словно намеренно, чтобы добавить себе морщин. Строгий костюм не вызывал вопросов, но при этом не давал ответов. Раньше Коннору казалось странным, что дворяне носят такие костюмы даже в собственных домах, но он уже привыкал. Аластор протянул гостю руку, одновременно поднимая к вершине лестницы и приветствуя крепкой хваткой.

– Безмерно рад видеть вас, господин Солумсин – и ещё больше вашу шпагу, – было легко догадаться, что он весело улыбнулся под усами.

Сойдя с последней ступени, Коннор поклонился, сняв шляпу и не отпуская руку Люмоса. Из-за ушей упали чёрные кудри, которые юноша поспешил поправить. Аластор оказался ниже его, к чему он не привык. Коннор имел такой особенный рост, что ничем не выделялся в мужском обществе, а на девушек привык смотреть с той же высоты. Можно подумать, что превосходство над человеком по росту придаст ему уверенности, однако Аластор даже внешне был таким крепким и твёрдым, что Коннор и думать о подобном забыл.