– Хочу вас спросить, господин Солумсин, последние годы вы занимались только рыцарством? – в отстранённо-заинтересованной манере спросил он.

– Смотря что вы подразумеваете под «рыцарством», – ответил Коннор. – Я не из тех, кто носит это имя, но при этом только сидит за круглым столом и хвалится своим положением.

– Вот как, – Люмос задумчиво качал бокал. – Рыцари же, не сочтите за грубость – наёмники?

– Наёмники – это подражатели рыцарей, – юноша не выпил ни капли, но подобные разговоры зажигали в его душе пламя. – Я делаю то, что считаю справедливым, а не за что получаю большие деньги.

– И я это уважаю, – Люмос величественно поднял бокал.

За дверью прозвучали ровные шаги. Коннор оглянулся, однако не успел заметить, кто это был. Аластор улыбнулся и пояснил:

– Это лакей. Не беспокойтесь, Дэниза скоро будет. Только семнадцать часов, – посмотрел он на напольные часы рядом с комодом. – Вероятно, её он и пошёл встречать.

– Хорошо, – вздохнул гость.

Ему было неудобно задавать вопросы о чём-либо, он не чувствовал себя важным в этой комнате, – он самому себе казался ребёнком, вокруг которого все вертятся. Хотя быть таким ребёнком ему не посчастливилось. Он уже давно не был ребёнком, о чём часто жалел.

– К вопросу о рыцарстве, мой друг, – снова заговорил Люмос старший, – вы когда-нибудь убивали?

Коннор резко поднял глаза, не ожидая, что сегодня в этом доме хоть кто-то спросит о таком. Он не видел, чтобы аристократ его боялся или боялся за кого-то ещё. Рапира спокойно висела на поясе, опускаясь с кресла на пол. Сюда рыцарь принёс её не как оружие, а как печать и символ бремени. Не долго думая, он утвердительно кивнул.

– Да. Я это делал. И не только защищаясь.

– Неважно. Не вижу разницы между защитой и нападением – это всё одна монета, – спокойно ответил Аластор.

Не успел Солумсин продолжить, как в коридоре раздались новые шаги. Осыпанный снегом с головы до плечей в дверях возник молодой человек, недоросль, с лицом красным и злым. Он не снял пальто или закрученный в петлю шарф. Чувствовалось, что за слоем одежды скрывается худенькое тело. При виде вошедшего, Аластор одними глазами выразил усталое разочарование. «Окрошка», – произнёс он в уме. Недоросль двинулся через всю гостиную, казалось, не замечая сидящих, к бару. От него через всю комнату веяло морозом и табаком. Пока он шёл, Коннор успел лучше разглядеть незнакомца. Молодому человеку было лет восемнадцать. Он не унаследовал красоту своего рода, зато каждое его движение источало дикую энергию. Цветом, сосновой коры, его волосы походили на волосы Аластора. Они не были аккуратно причёсаны, и зубчатая чёлка падала на один глаз. У комода он, естественно, достал закрытую бутылку, похоже, с пивом и начал мучить пробку.

– Брат, прошу, не позорься перед гостем. Разденься и поздоровайся. Поздороваться лучше сначала, – подал голос Люмос старший.

Развернувшись, молодой человек сверкнул глазами в Аластора и в Коннора, а потом отпустил бутылку, засунув в карман пальто. Секундная угрюмость на лице сменилась одиозной нервозностью.

– Всё гостей принимать изволишь, Ал? Уж в праздности равного тебе и не найти! Давай, гони меня отсюда, коль не желаешь видеть! – свою речь он сопровождал размашистыми жестами.

Аластор покачал головой, сохраняя серьёзное и спокойное выражение.

– Простите брата, он пьян. Как всегда… Рей! Это господин Солумсин – жених твоей сестры.

– Уж радость-то какая! – саркастично крикнул он, а сам пригляделся к гостю. – Что, правда? Рыцарь?

Похоже было, злость его по отношению к Солумсину утихла. Он прошагал к его креслу и небрежно, одновременно с тем крепко пожал руку. Кожа у него была обветрена, а ногти длинны.

– Хоть что-то приятное, Коннор, – произнёс Рей и вновь мрачно посмотрел в сторону брата. – Я разденусь, так уж и быть, но лишь потому, что ты меня разозлил, Ал! Мне жарко от злости, понимаешь?

– Тебя разозлить, что на муравья наступить, – прикрыл глаза старший.

– Ещё не хочешь оскорбить? Меня! Уж муравьи-то тут мы все без исключения, – он почему-то уткнул в Аластора палец.

– Иди-иди, – ответил тот, махнув рукой. – Переодевайся и можешь возвращаться.

Рей злобно дыхнул носом и, отпустив наконец, руку рыцаря, унёсся за двери. В такой ситуации ни духу, ни времени что-либо сказать Коннору не хватило. Он лишь поймал многозначительный взгляд Аластора, который осушил бокал. Он немного погрустнел, и рыцарю захотелось как-то утешить герцога. Однако как – на ум не приходило. Он сделал маленький глоток вина.

– Не принимайте близко к сердцу, мой друг, – сказал Люмос. – Это не просто последнее время, – наш Рей уже как год страдает бесовщиной. Такой возраст, сами понимаете. Я, признаться, не вижу в нём своего родственника, такой он отличный от нас. Но зато Рей не обделён талантом. Я бы гордился им, не топи он талант на дне бутылке.

Так говоря, Аластор поднялся с кресла и махнул кому-то у двери. Сразу же в помещение вошёл слуга и взял из рук господина пустой бокал. Солумсин задумчиво уставился в пол.

– Я прошу меня простить. Я имею некоторые дела в кабинете. После похорон, знаете, бумажной работы не убавилось, а матушка устаёт сильно. Я вернусь, наверное, как будет Дэниза, а пока вынужден оставить вас с братом. Если он будет обижать, гоните его, не стесняясь грубых слов, – не то в шутку, не то серьёзно посоветовал Аластор. – Но думаю, развлечь он вас сможет. И да, следите, чтобы он не разорил наш бар! – показал он, обращаясь и к Коннору, и к лакею.

Гость встал и лёгким поклоном проводил старшего Люмоса за дверь. В тот же момент там раздалась ещё одна тирада возмущённого Рея, – похоже, тот столкнулся с братом. Короткая перепалка закончилась, по всей видимости, снисходительством старшего, так что пылающий Рей вошёл в гостиную и направился к столу, всё ещё держа бутылку пива. Открыв её, он упал на середину дивана и посмотрел с вызовом на Коннора. Тот лишь фальшиво улыбнулся.

– Он явно вас утомил, ага, – кивнул младший в сторону двери. – Это он умеет, важная шишка!

– Ваш брат умный человек, – возразил рыцарь. – С ним приятно говорить.

– Не надо! – помахал рукой Рей. – Глуп, как пробка. Не видит дальше своих идиотских усов. Я не могу иногда думать, что родился в таком доме. Но это к тому же отлично! Не увидь я контраст, не смог бы в полной мере всё понять. Ему тоже стоит для разнообразия покопаться в дерьме, а не в бумагах! Жду-жду, когда и его, и всех ему подобных настигнет карма – и не в словах, а в деле. Материальная и непоколебимая карма!

– О чём же вы говорите? – подался вперёд Коннор.

– Я говорю – Аластор, отец, мать, наши сливки Нортфорта, считают все, что знают и имеют право определять, что правильно, что неправильно! И подумать не могут, что есть что-то, в чём ошибаются они. Не признают ошибок и не видят своего же лицемерия. Ведь нет в мире ничего правильного. Кто такое определяет? Бог?! Нет Бога, как и всего сущего, о чём догадываться могут люди. Посмотрите, посмотрите! – поднимая к губам бутылку, Рей вознёс руку, указывая в широкое неприкрытое окно, где над садом и белой пустошью тянулось ночное небо. – Что за небом? Что за космосом? Мы уж точно не те, кому дана способность видеть правдивые стороны этого мира.

Солумсин сложил руки на груди, наблюдая, как Люмос младший поглощает хмельной напиток. Быстро обдумав его слова, юноша хмыкнул. Этот человек был, похоже, густой консистенцией всего молодого поколения, к которому Коннор, как ни странно, себя не относил. Спорить с максималистом – себе дороже, однако молодой рыцарь не мог молчать. Он знал слишком много людей, которые молчали, и знал, чем это заканчивалось.

– Всё же человек не может жить без правильного и неправильного. Каждый сам для себя это определяет, ведь так? – вкрадчиво сказал он.

Рей резко обернулся. Уголки губ опустились вниз, однако было видно, что они улыбаются. Широко распахнутые глаза уже говорили с Коннором, рту оставалось только поспевать.