Белокурый ангелочек заговорил первым.

– Здравствуйте, мы за Мариной Алексеевной! – В мягком голосе девушки слышались нотки тревоги.

Голос у нее тоже был ангельский – нежный и обволакивающий.

– Вы Татьяна Иванова? – Это уже Полковник. – Извините нас, пожалуйста, за беспокойство.

Должно быть, и это мне тоже суждено выслушивать целый день! Не отвечая, я повернулась вполоборота, как регулировщица, руками указывая им дорогу. Проводив непрошеных, но жданных гостей к Марине, я, чтобы не мешать их встрече, поплелась на кухню. Дадут мне сегодня, черт побери, выпить кофе или нет?!

Когда я снова заглянула в комнату, Ангелочек уже вовсю трудился. Она как бабочка порхала вокруг первой гостьи. Сделала ей какой-то укол. Мужчины молча наблюдали за ее действиями. Марина тоже не проронила ни слова. Она сразу изменилась, как будто внутри у нее выключили какую-то лампочку. Сейчас это была не та живая, энергичная, пусть даже не в себе, женщина, которая всего несколько минут назад пыталась убедить меня в неслучайной гибели своего сына. Теперь это была просто живая мумия.

– Ветров, Виктор Петрович, – представился мне Полковник. – Я муж Марины Алексеевны.

– Я уже догадалась. Может, вы мне что-нибудь объясните, раз уж я оказалась невольным свидетелем ваших семейных дел?

Он молча кивнул и вслед за мной вышел из комнаты. Павлин и Ангелочек остались рядом с Мариной.

Мы прошли на кухню. Налив две чашки кофе, я молча поставила одну перед гостем.

– Можно я закурю?

Виктор Петрович говорил ровным, хорошо поставленным голосом. Я не только согласилась, но и составила ему компанию. Он затянулся, прислушался, стараясь уловить, что происходит в комнате. Но там было абсолютно тихо.

– Не знаю, что вам успела рассказать Марина. И как она это рассказала… – Он сделал ударение на слове «как», немного помолчал. – Я военный. Командую воинской частью под Сольском.

Ого, да тут не полковником пахнет: бери выше, Татьяна!

– Что случилось с нашей семьей? – будто размышляя сам с собой, продолжал Виктор Петрович. – Словно кто сглазил, хоть я вовсе не верю в эту чушь… Столько лет все у нас было хорошо… Через год уже «серебряную» свадьбу должны были сыграть! Трудностей, конечно, всегда хватало, как же без этого?! Это сейчас мы живем неплохо – я имею в виду материальную сторону. А по молодости, при лейтенантских-то погонах, хлебнули всякого лиха. По частям, по дальним гарнизонам… Но Марина никогда не жаловалась. Растила Сашу и Гелю. Ангелина – наша младшая дочь. Я-то дни и ночи на службе, это благодаря Марине все… На своих плечах вывезла нашу семью. Я все эти годы благодарил судьбу за Марину, Таня. Но только сейчас понял, каким счастливым человеком я был на самом деле!

Он снова замолчал. Видно было, как физически трудно ему от счастливого прошлого перейти в своем рассказе к скорбному финалу.

– А зимой погиб Саша… и все! Все рухнуло в одночасье. Приехали Маринин брат с невестой – они помогали жене чем могли. Я все время в части, на людях. Да и мужик все же, черт побери! С горем сладил. А она сломалась. Не перенесла… Поначалу вроде ничего: казалось, смирилась Марина. Даже имени Саши не произносила. А месяца два назад вдруг стала говорить, что получила от сына письмо, где он якобы косвенно называет своего предполагаемого убийцу. Какого убийцу, господи?! У Саши и врагов-то никогда не было. Понятно: это горе ее добило. Ну и пошло-поехало… Спрашиваю, почему не показывает письмо нам. Молчит. Мне только сказала, что никому не доверяет, что кругом враги, что покажет только «надежном человеку», то есть вам, Таня. Вот, мол, раздобуду адрес и поеду в Тарасов сама… Пришлось спрятать одежду, чтобы никуда не уехала. Но не усмотрели. Особенно Яночка – она по профессии медсестра, – сама решила остаться и ухаживать за Мариной, пока ей станет лучше. Я ей с Алешей очень обязан. Даже свадьбу из-за этого отложили. Хотя какая сейчас свадьба…

Снова наступила пауза. Наверно, он думал о Марине. Я не ошиблась.

– Еще раз спасибо вам за Марину. Я чего боялся? Я боялся, что вы ее не пустите и она куда-нибудь уйдет. Где ж нам тогда ее искать? Да еще эта шуба! Из-за нее с Мариной могли что-нибудь сотворить на улице.

От мысли, что могло случиться что-нибудь дурное, у него потемнело в глазах. А у меня – потеплело на душе. Чтоб прожить более двадцати лет и все еще так любить свою «половину» – не многие мужчины на это способны!

– Володя, друг Саши, сразу позвонил мне, как только высадил ее у вашего дома. Они с Мариночкой так условились, иначе он отказывался везти ее в Тарасов. Но я все равно его отругал – как он мог! Вот встретимся в Сольске, я ему задам…

Володя работает таксистом. Сегодня у него была ночная смена. Он оформил заказ в Тарасов, так что все по закону, не придерешься. Он ей и адрес ваш раздобыл.

«Мне тоже не мешало бы встретиться с этим Володей и намять ему бока», – подумала я. Откуда он выцарапал мой адрес? Среди моих знакомых нет мальчика-таксиста по имени Володя.

– Но самое страшное, – услышала я, – что Марина стала наркоманкой!

– Что?!

– Да. И это главное, почему мы не обращаемся официально в лечебное учреждение. Мое положение. Огласка… А главное – сама Марина. Я не хочу навлекать на нее позор. Единственно, чего не могу понять, – когда и как она стала наркоманкой?! Мой старинный друг – брат Мариночки и ее доктор (между прочим, врач-нарколог) – вместе с Яной пытаются помочь ей. В общем, своих, домашних, медиков хватает. Только вот улучшений пока никаких.

Я не торопилась прерывать вновь наступившее молчание.

Да, многое стало мне понятно после этого рассказа. Горе и наркотики сделали свое страшное дело. И никакие дорогие подарки, самый лучший уход не вернут теперь этой милой женщине разум. Может, оно и к лучшему? Пусть обманывает себя. Пусть получает письма от погибшего сына. Может, ей так легче. А вот другим…

В комнату вошла Яночка – семейный ангел-спаситель. Она что-то тихо сказала на ухо Ветрову. Но он громко ответил: «Хорошо, иду». Дал понять, что при мне уже можно говорить откровенно. Повернулся ко мне:

– Вот и все. Пожалуйста, извините нас, Таня. Я, конечно, должен компенсировать вам причиненный моральный ущерб, ведь вы потратили на нас время…

Виктор Петрович потянулся к карману, должно быть, за бумажником, но я протестующе подняла руку и решительно замотала головой.

– Ну, еще раз извините. Спасибо вам. – Он быстро отвел глаза и так же быстро вышел из комнаты вслед за Яной.

Минуту спустя Марину, уже переодетую в легкий халатик, муж бережно вынес из комнаты на руках. Голова больной покоилась на широком плече супруга: она спала. Яночка шла рядом с упакованной шубкой в руках. Простились мы без слов – одними кивками. Говорить никому не хотелось. Да и что тут скажешь… Я захлопнула за ними дверь – и не смогла подавить вздох облегчения, правда, сильно разбавленного досадой.

Медленно – не знаю зачем – обошла свою квартиру. Ничего здесь не осталось от моих недавних посетителей – разве только слабый запах каких-то медикаментов в комнате. Кроме двух недопитых чашек кофе на кухне, ничто не напоминало о трагедии одной семьи, о существовании которой еще вчера я не имела ни малейшего понятия. О трагедии, невольным свидетелем которой я так неожиданно стала сегодня.

Свидетелем? А может, соучастником?..

Я зло, со всего размаху, хватила кулаком по кухонному столу. Чашки испуганно подскочили с жалобным звоном, и по белому пластику стало медленно расплываться густо-коричневое пятно уже невкусного теплого кофе…

– Нет, Татьяна! Не смей наматывать сопли на кулак! Ты не позволишь себе окончательно испортить этот день, – вслух сказала я себе.

Часы показывали без четверти восемь. Все. В ванную – и спать!

Шум дождя разбудил меня – иначе я проспала бы вечность. На часах было почти два. Голова не болела – уже хорошо! Дождь разрядил атмосферу, да и сон пошел на пользу. Я потянулась с наслаждением и встала.