— Вы уже недели назад знали, что они придут, так? Даже месяцы. Вот почему вы здесь. Вот почему вы строите больше стен и роете траншеи.

Валлия выглянула в окно:

— Конечно. Город нужно защищать, если нашим врагам удастся зайти так далеко.

— Вы имеете в виду ваших врагов.

Улыбка Валлии пробрала его до костей.

— О нет, они и ваши враги, Ваше Величество. Не заблуждайтесь.

Лариус разгладил свою ночную рубашку, как будто от этого могло стать лучше. Как и он, она знавала лучшие дни, но Лариус не хотел, чтобы она выглядела взъерошенной, на случай, если это заставит выглядеть взъерошенным его. Короли — даже марионеточные — не паниковали.

— Что вы намерены сделать, чтобы их остановить?

— Их уничтожение предрешено. Полным ходом идет подготовка к уничтожению захватчиков задолго до того, как они доберутся до столицы, но нет необходимости утруждать вас деталями, — ответила Валлия. — Однако есть дело, которое действительно вас касается.

— И что же это такое, скажите на милость?

— Вторжением руководит некто, называющая себя Зорикой, вашей племянницей.

Лариус уставился на командора Эгрила, открыв рот.

— Она... она мертва. Мне сказали, что она мертва. — Девочка, безусловно, достаточно часто посещала его сны. Она, ее брат, мать и старый добрый Кариин всегда были рады навестить его глубокой ночью. Чтобы напомнить ему о его предательстве, об их убийстве. Чтобы кричать и проклинать его.

— Это была ложь. Она выжила и сбежала в Мейгор.

Милостивые боги, Лариусу хотелось блевать.

— Но... но даже если она выжила... Ей всего четыре года. Никто за ней не последует. Как она может чем-то руководить?

— Женщина, называющая себя Зорикой, больше не ребенок. — Валлия поджала губы. — У нее также есть магические способности. До нас дошли слухи, что некоторые считают ее дочерью одного из ваших Ложных Богов.

— Как Рааку?

— Его Императорское Величество? Нет, наш возлюбленный Император — единственный истинный сын Кейджа, единственного истинного Бога. У этой... Зорики просто есть несколько трюков, которые впечатляют неверующих.

Лариусу пришлось сесть, пока его ноги не подкосились.

— Но у вас есть силы — у ваших Избранных есть силы — остановить ее, остановить эту... самозванку. — Это слово звучало лучше, чем любое другое, которое Лариус мог бы использовать для описания Зорики — вроде племянницы или королевы.

— Конечно, и мы это сделаем. — Валлия произнесла это так, чтобы это прозвучало неизбежно, но, почему-то у Лариуса сложилось впечатление, что это было далеко не так.

— Так почему вы говорите мне об этом сейчас?

— Мы обеспокоены тем, что ваши подданные могут встать под знамена захватчиков. Ханраны заняты распространением слухов об этой шарлатанке и просьбой о помощи ей. Нам нужно умерить их энтузиазм. — Валлия положила бумагу, которую держала в руках, на стол рядом с Лариусом. — Это прокламация, объявляющая любого, кто помогает захватчикам, предателем и подлежащим смертной казни. Вы должны ее подписать.

Лариус уставился на слова, написанные на бумаге, как будто они были ядом. «Вам не нужно мое разрешение, чтобы кого-либо убить». Они определенно убили достаточно людей и без его одобрения.

Женщина улыбнулась:

— Приятно иметь это при себе в подобных случаях.

Во имя Богов, Лариус ненавидел эгрилов, но Валлию он ненавидел особенно. Неужели она думала, что он не понимает, что они делают?

— Вы просто хотите, чтобы все ненавидели меня еще больше? Вы боитесь, что я попытаюсь заключить сделку с захватчиками? С этой самозванкой Зорикой?

— Просто подпишите бумагу, — ответила Валлия. Не отрицает.

— Что, если я этого не сделаю? Что вы будете делать? Я вам нужен.

— Пожалуйста, мы оба знаем, что это неправда. — Валлии удалось сдержать смех. Она снова указала на бумагу, как учительница непослушному ребенку.

Лариус снова подумал о сопротивлении. Он действительно не знал, почему он это делал, раз за разом, потому что результат всегда был один и тот же — согласие. Но он чувствовал, что этого ожидали, что король должен это делать перед завоевателем. Но был ли он вообще королем, если Зорика вернулась? Из-за этой мысли любой позвоночник, на который он, возможно, претендовал, рассыпался в прах.

Он взял перо со своего стола, обмакнул его в чернила и в тысячный раз расписался, продавая свою душу. Можно было подумать, что после стольких тренировок это станет легко, но этого не произошло. Он почувствовал боль, как будто это было его первое предательство.

Валлия схватила бумагу, не дожидаясь, пока высохнут чернила:

— Спасибо. Приятного дня.

Он посмотрел вслед уходящему генералу, прежде чем спрятать голову в ладонях. Что он сделал, чтобы заслужить этот ад? Не то чтобы Эгрил когда-либо давал ему какой-либо выбор в чем-либо. Даже в предательстве. Даже в смертях.

Что ж, выбор был — подписать или умереть. Был ли он виноват в том, что не выбрал последнее? Любой на его месте поступил бы так же. Сказать иначе значило бы солгать, и хотя Лариус был кем угодно, лжецом он не был. Он был человеком слова. Проблема была в том, что его слово ничего не стоило. Золото в его короне имело большую ценность, чем голова под ней.

Нет, он был жертвой, во многом как его брат, как жена его брата и их глупые дети. Возможно, даже бо́льшей. Их боль была быстрой. Его — бесконечной, ужас, с которым нужно было проснуться и как-то перетерпеть.

Дальняя дверь открылась, и выглянула Грейс.

— Она ушла?

— Конечно, она, черт возьми, ушла, — рявкнул Лариус.

Несмотря на его заверения, девушка вошла в комнату на цыпочках, как будто ожидая, что Валлия внезапно материализуется. О, почему они не могли дать ему женщину с мозгами, подходящими к ее лицу? Если бы он был настоящим королем, у него могла бы быть подходящая королева. Вместо этого у него была… вот эта Грейс.

Она погладила его по плечам. «С тобой все в порядке?» В ее голосе звучало столько сочувствия. Лариус знал лучше. Она имела в виду: Все ли в порядке со мной? Эта баба могла быть глупой, но она более чем осознавала, что ее судьба связана с его судьбой. Когда Лариусу придет конец, он придет и его шлюшке.

— Просто сходи и принеси мне поесть. Я голоден.

— Поговори со мной, — вместо этого сказала она. — Я могу помочь.

Лариус вскочил на ноги:

— Поговорить с тобой? Ты можешь помочь?

— Лариус. Пожалуйста, не сердись. Я только хочу тебя порадовать... — Теперь настала очередь кого-то другого демонстрировать притворное неповиновение, и ему это ни капельки не понравилось.

— Пожалуйста, не сердись? — Он взревел, и, во имя Богов, это было приятно. — Порадовать? В этом мире нет ничего радостного. Ты должна это знать. Я, конечно, знаю. — Он посмотрел на нее со всей ненавистью, которую испытывал к себе.

— Почему ты так себя ведешь? — Губы Грейс задрожали, и в уголках ее больших, широко раскрытых глаз появились слезы. — Я тебя люблю.

Он ударил ее прежде, чем понял, что делает. Хороший удар правой тыльной стороной ладони по ее щеке, отправивший ее на пол. Он тряхнул рукой, почувствовав укол, мгновенно пожалев о своей жестокости и боли, которую это ему причинило. Это ниже достоинства короля — бить кого-то лично. Он только надеялся, что не повредил руку. Как будто нужно было что-то, чтобы сделать его день еще хуже.

— Я принесу тебе завтрак, — пробормотала Грейс, отползая от него. Будем надеяться, она усвоила свое место, как и он усвоил свое. Каждый находится под чьим-то каблуком. У каждого есть хозяин.

Но что делать теперь? Лариус понятия не имел. Все зависело от того, победят ли эгрилы этих захватчиков, этих освободителей. Но Валлия права. Но не было никаких если. Эгрилы выйдут победителями. Никто никогда их не побеждал. Это не изменится.

Однако в этой Зорике было что-то такое, чего Валлия боялась. Была ли она его племянницей или дочерью Бога? Оба варианта казались невозможными. Но все в жизни казалось невозможным.