Она была маленькой: кровать, стол, стул и набор инструментов Тиннстры. Она втащила его внутрь и сразу же начала целовать, а затем захлопнула за ним дверь ударом ботинка.
— Тинн...
Ее язык заставил его замолчать, когда ее руки потянулись к его куртке, возясь с ремнем. Ее оружие со звоном упало на пол, секундой позже — меч и пояс. Раласису пришлось помочь ей его раздеть, он испугался, что она порвет его последнюю форму и заставит его ходить без кителя до конца войны.
— К чему такая спешка?
— Идет война.
Раласис не мог с этим поспорить. Одежда, ботинки и оружие — все это оказалось свалено в кучу на полу. Все, кроме слов, которые он хотел сказать.
Кровать еле вмещала их двоих, но Тиннстра потянула его вниз с яростью, которая не нуждалась ни в ласковых словах, ни в нежных прикосновениях. Она осыпала его поцелуями, как ударами кулака, ее взгляд был устремлен куда угодно, только не на него. Часть Раласиса даже задавалась вопросом, волнует ли ее, с кем она находится в постели. Ее, конечно, не волновало, что она причиняет ему боль.
— Прекрати. Просто прекрати. — Он оттолкнул ее от себя.
Она остановилась на мгновение и посмотрела на него в замешательстве:
— Что?
— Я не хочу этого делать. Только не так.
Она села, ее шрамы ярко белели на фоне смуглой кожи:
— Что ты имеешь в виду?
— Это неправильно, — сказал Раласис.
— Я думала, ты хотел меня трахнуть. Итак, мы трахаемся. — Она снова потянулась к нему, чтобы поцеловать, но Раласис положил руку между ними и оттолкнул ее.
— Не так, — повторил он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.
— Что с тобой такое? Я думала, ты этого хотел с тех пор, как впервые меня увидел. Ты, конечно, не возражал тогда, в Мейгоре, так? Ты был более чем счастлив трахнуть меня тогда. Несколько раз.
— Тиннстра, пожалуйста. Зачем ты это делаешь?
— Я думала, это чертовски очевидно. Я хочу секса. Я хочу что-то почувствовать. — Она стиснула зубы. — Что-то большее, чем эта гребаная война. Я думала, ты тоже этого хочешь — ты всегда смотришь на меня своими щенячьими глазами.
— Что не так? Что случилось?
— Ничего, черт возьми, плохого.
— Тиннстра, пожалуйста. Скажи мне.
— Блядь. — Она соскользнула с него и, натянув на себя одеяло, прислонилась спиной к стене. — Блядь.
Комната внезапно показалась очень холодной и очень маленькой. Раласис схватил свой китель и прикрыл пах.
— Что случилось?
Тиннстра потерла лицо, а затем обхватила голову руками:
— Ничего.
Раласис подвинулся так, что оказался рядом с Тиннстрой, их плечи соприкасались:
— Ты можешь мне рассказать.
— Почему? Почему я должна?
— Потому что... ты мне не безразлична. — Он мог бы сказать что-то еще, чтобы оправдать свои действия, но даже он понимал, что некоторые истины лучше оставить невысказанными.
— Почему ты до сих пор не отказался от меня? — спросила она. — Почему ты не послал меня на хуй, как я того заслуживаю?
— Потому что я идиот?
— А серьезно?
— У меня это никогда не получалось, — сказал Раласис. — Мне легче спрятаться за шуткой, чем посмотреть правде в глаза. Точно так же, как ты используешь свой гнев, чтобы скрыть, кто ты такая.
Тиннстра откинулась назад:
— Прости. Я была несправедлива к тебе. Я обращалась с тобой как с дерьмом.
Раласис выгнул бровь:
— Правда? Я не заметил.
Тиннстра бросила на него суровый взгляд одним глазом, но тут же смягчилась:
— Я действительно так обращалась.
— Мир несправедлив ни к кому из нас.
— Я знаю. Просто... все, что я планировала, на что надеялась, пошло наперекосяк. И чем больше я пыталась вернуть все на круги своя, тем хуже становилось. — Она на мгновение замолчала и перевела дыхание. — А ты… ты напомнил мне о тех временах, когда все было так хорошо, и от этого стало только хуже.
Раласис переместил руку и обнял Тинстру за плечи. Она не сопротивлялась, когда он притянул ее ближе:
— Все получится. Мы победим.
— Нет, если мы продолжим делать то, что делаем, — сказала Тиннстра. — Мы просто позволяем Эгрилу втоптать нас в землю. У нас осталась только треть нашей армии, и большинство наших новобранцев даже никогда толком не держали в руках меч. Было неправильно пытаться сражаться с ними таким образом. Я была неправа.
Раласис поцеловал ее в макушку:
— Мы все сделали этот выбор, Тиннстра. Это была не только ты.
— Перестань пытаться быть со мной таким милым.
Раласис усмехнулся:
— Я не могу быть таким жестким, как ты. Я ношу сердце на рукаве1.
— Может, тебе пора перестать.
— Но тогда как ты узнаешь, куда наносить удар?
Тиннстра рассмеялась:
— Думаю, я смогла бы с этим разобраться.
— Ладно, не делай этого сегодня. Давай представим, что мы с тобой единственные люди на свете, и для разнообразия мы действительно нравимся друг другу.
Тиннстра повернулась к нему лицом, ее губы были всего в дюйме от его губ:
— Я всегда тебя любила, вот в чем проблема.
— Я тоже всегда тебя любил. — Раласис придвинулся ближе, и его губы прильнули к ее губам. Они снова поцеловались, но не так, как раньше, когда поцелуй был полон гнева и страха. На этот раз поцелуй был мягким и нежным, полным любви и заботы.
Только вой и вопли испортили это мгновение.
64
Зорика
Котеге
Зорика простояла на страже большую часть ночи – какое-то шестое чувство предупредило ее, что Эгрил снова нападет. Но с приближением рассвета она решила, что с нее хватит. Ей отвели комнату на первом этаже Котеге. Когда-то это была студенческая комната, возможно, похожая на ту, в которой жила Тиннстра, небольшая по размеру, с раскладушкой, письменным столом и окном, выходящим на плац. Но там также была дверь, четыре стены и потолок — роскошь, которой она давно не испытывала. Было так приятно просто закрыть эту дверь и побыть одной. По-настоящему одной.
Она была измотана сильнее, чем думала. Даже снять доспехи оказалось для нее непосильным трудом. Вместо этого она легла на койку и закрыла глаза.
Поспать было бы неплохо. Хотя бы пять минут или, если на то будет воля Богов, десять.
Но, несмотря на усталость в теле, разум отказывался отдыхать.
Этой ночью нападения не было, но оно должно было произойти в ближайшее время. Она это знала. Черепа не позволят ей беспрепятственно провести свою армию к воротам Айсаира. Тогда бы начались настоящие сражения. Смертей было бы больше.
Ее мысли перенеслись в далекое прошлое, к мальчику, которого она любила. В другое время. В другую жизнь. Теперь все это казалось нереальным, скорее сном, чем воспоминанием. В те времена, когда светило солнце и желудки были полны, когда поцелуй у реки был всем, что имело значение. Простые вещи. Прекрасные вещи.
Давно утраченные.
Дорогой Векс. Она должна была сказать да, остаться, жить нормальной жизнью, а не этой.
Она была бы счастлива. Довольна.
Если бы только она никогда не прошла через эти врата. Она могла бы их разрушить. Навсегда закрыть от этого мира. Со временем она бы забыла, от чего бежала.
Но что бы сказала на это Майза? Или Анама? Или, да помогут ей Боги, Тиннстра? Конечно, какое значение имели несколько резких слов? Они все были бы живы и здоровы, если бы она взорвала эти чертовы ворота. Жили бы в Айсаире в своем прекрасном доме. Счастливые.
Или так счастливые, как только могли быть счастливыми Тиннстра и Анама под одной крышей.
Боги, чего бы только Зорика не отдала, чтобы еще раз увидеть, как ссорятся ее матери, услышать их громкие голоса, резкие перепалки. Тогда она ненавидела их ссоры. Теперь она поняла, что в их словах звучала любовь к ней.
Она сказала себе, что это глупые мысли. Ей следует поспать. Она должна поспать. Не забивать себе голову глупыми мечтами о том, чего никогда не будет. Она больше не ребенок.
