Пока я разглядывал окрестности, не заметил, как подошли к дому. Без всяких приглашений травница дёрнула меня за руку и почти потащила внутрь. «Как баба Яга, на съедение», – подумал я, проваливаясь в тёмный дверной проем.

Первым пришёл запах. Глаза не успели перестроиться, носу же свет не требовался. Он ведь нюхает, а не смотрит. Меня словно ударили, и я непроизвольно отшатнулся. Даже в маминой аптеке, на складе которой я иногда бывал, не стояло такого мощного и плотного аромата. Складывалось впечатление, что кто-то взял поле, где я недавно очнулся, каким-то образом выжал из него концентрат всех трав, а потом запихнул получившееся в небольшие сени. Голова закружилась. Я закашлялся.

– Муха в рот попала? – ехидно спросила Агриппина.

Я промолчал, бросив на деваху суровый взгляд. Глаза чуть привыкли к полутьме, но очертания её лица ещё плыли, сливаясь в пятно.

Послышался шорох, и я успел заметить метнувшуюся в горницу серую тень. «В горницу»? Интересно, давно я стал мыслить, словно сказочный герой? И кто это был? Может, деваха двортерьера блохастого приютила? Им меня и пугала. Только не тянет как-то Василий на грозного защитника. Хоть побрехал бы для приличия. Обидно, право слово.

Я осмотрелся. Под потолком сушились вязанки цветов и трав. С острыми листьями и круглыми, длинными и короткими, колючими и не очень. Соцветия яркие – синие, жёлтые, красные, малиновые. Краски такие насыщенные, что даже темноте не удаётся их полностью поглотить. При свете дня, наверное, красота неописуемая! Интересно, названия у них такие же полнотелые, как и внешний вид? Например, «пламяцвет луговой душистый» или «лазурит лекарственный бирюзовый».

Я опознал только пижму. С ней у меня связана неприятная история из детства. Решил я Дашку из 6В закадрить. Ничего лучше не придумал, чем подарить цветов. Девчонки на них падкие, вот сердце красавицы сразу и растает. В расчётах одна ошибка обнаружилась: дыра в бюджете. Все деньги давно в любимой игрухе спущены, родители лишних не дадут. Знают, что потрачу туда же. Тогда меня и посетила гениальная мысль: у соседки с первого этажа, Маргариты Львовны, под окнами палисадничек. Так, для души. Другие жильцы не возражали, управляйка претензий не предъявляла. Возится себе человек, зачем мешать?! Эстетически цветник посреди бетонных коробок гораздо лучше безликой газонки.

Несложно догадаться, что задумал я ту клумбу проредить слегка. Тут цветочек, там цветочек, уже и букет готов. Дождался ночи, прокрался, начал вершить своё преступление. А за день до этого тётя Рита прополку делала, всякие сорняки и прочие дикорастущие травы выдёргивала, чтоб питомцам её жилось вольготнее. Вырванное из земли рядом с клумбой сложила подсохнуть. Или убрать забыла, не помню.

Тянусь я, значит, за очередной розой, вдруг слышу: «Попался, скотина!» Поворачиваюсь и получаю по мордасам пучком тех самых трав, которые в куче лежали. Потом – ещё, ещё и ещё. Бросился бежать, а всё равно и по заднице успел отхватить. Шустрая соседка оказалась, метров сто за мной гналась. Слава богу, лица не разглядела.

Название-то я почему запомнил: она потом моей маме рассказывала, что, обнаружив воришку, набрала охапку пижмы… Дальше вы знаете, пересказывать не нужно.

По центру стен Агриппина (или таинственный Василий?) приладила полки, загромоздив их всевозможными горшками, кувшинами и другой глиняной посудой. Ниже стояли высокие плетёные корзины, закрытые тканью, и пузатые бочки, перетянутые железными обручами. Я подобные в музее народного творчества видел. Занесло же меня в сельскую глушь!

– Уснул? – деваха помахала у меня перед лицом рукой. – Поспи, поспи, опехтий, чай, лечить тебя не надобно, зелья да мази твоим ранам не требуются!

Я тряхнул головой, последовав за Агриппиной. Жилая часть избы словно сошла с картинок к сборникам русских народных сказок: слегка подкопчённая печь, где тлели слабые угли, поддерживая температуру поставленного рядом с ними чугунка, ухват, снова полки с посудой и утварью, массивный стол, напоминавший самку неведомого зверя, под брюхом которой спрятались два детёныша-табурета, лавка у окна, прялка. Осталось обнаружить в углу лягушачью шкуру, чтобы совсем умом тронуться.

Травница указала на лавку. Я послушно уселся. Она же взяла ступу, вышла в сени, потом вернулась и принялась толочь то, что туда только что набросала, потёртым пестиком, мурлыча себе под нос то ли заговоры, то ли собственные мысли. Последнее казалось более вероятным: мне удалось разобрать обрывки фраз про «ощипанного сокола» и «молодяжнечка блаженного». Очень хотелось в неё чем-нибудь запустить, но в ответ легко прилетит ступа, так что лучше посижу, презрительно отвернувшись к окну.

– Давай грабли свои увечные, – сказала она наконец, – исцелять тебя будем!

Я протянул ей руки. Несмотря на то, что Агриппина надо мной постоянно подтрунивала, действовала она чётко, профессионально и со всей осторожностью. Прикосновения аккуратные, почти нежные, никакой боли или дискомфорта… Я зажмурился и разомлел. Но буквально через минуту завопил, ощутив, что, судя по всему, в кисти впился иглозубый рукогрыз из семейства человекоистязателей.

– А-а-а!!!

– Што вопишь-то, как малявка некормленая?! Мазь твою боль высасывает, здоровьем тебя наполняет!

Я посмотрел на ладони, ожидая увидеть обугленные кости, но с удивлением обнаружил, что волдыри и покраснение практически пропали. Уж насколько у нас развита медицина, а подобное я встречаю впервые.

– Ты волшебница? – поинтересовался я.

– Говорю же, травница! Наперво запомнить сложно? Я тебе пяток-десяток раз повторю, с меня не убудет!

Не обратив внимания на колкость, я хлопнул себя по лбу. Поморщился. Боль ещё отдавалась. Важно другое! Телефон-то в кармане! Вот я болван! Вытащил его, разблокировал. Нет сети. Хорошо, что заряжал недавно. Батарея всего наполовину разряжена.

– Слушай, – обратился я к девахе, – а у тебя вай-фая нет случайно? Сеть не ловит почему-то, наверное, зона покрытия у моего оператора тут отсутствует. Я бы подрубился, по картам геолокацию определил, а потом такси бы вызвал, чтоб до города добраться.

– Ты с кем разговаривал-то сейчас? – Агриппина потрогала мой лоб. – Не горячий. Бредить не должен. Или по-заморски болтаешь, или слова на лету выдумываешь. «Вай-фая»! У нас через дом Федька-дурачок живёт. Тоже всякое бормочет. Наверняка лучшими друзьями с ним станете!

Взяла ухват, подцепила чугунок, изящно перекинув его на стол. Почему изящно? Не знаю. В её простых движениях была необъяснимая грация, не встречавшаяся мне ранее у других людей. Большинство из нас делает что-то, не задумываясь, на автомате, когда тело само выбирает, как приложить минимум усилий для достижения оптимального результата. Девушка же… Да, теперь язык не поворачивался назвать её «девахой», видимо, наоборот, просчитывала, как сделать красиво, но максимально естественно, дабы не оказаться заподозренной в нарочитости.

– Подкрепись. Репа пареная. Хватай, не робей! Она не горячая. Тёплая.

Я ухватил один из золотистых клубней, надкусил… М-м-м! Вкуснотища! Я никогда раньше не пробовал репу. На вкус похоже на сладкую картошку. Нет!

– Напоминает батат! – воскликнул я.

Агриппина взяла ложку и треснула меня по лбу.

– Когда я ем, я глух и нем! – назидательно проговорила она.

– Ну да, – пробурчал я. – Закрой рот и ешь суп.

– Што? – то ли не расслышала, то ли прикинулась глухой травница.

Болтать больше не хотелось. Доедал я молча. Добавки себе прихватил. Тянул время: надо решить, что делать дальше. Оставаться на ночь мне никто не предлагал. Подлечили, накормили, а дальше выставят за порог. И куда мне, назад в ковыль возвращаться, следы своей лаборатории разыскивать? Бесперспективняк. А ночевать под открытым небом страшно. Поле ещё ничего, а лес зловещий.

Самому попроситься на ночь остаться? Это нарваться на очередные насмешки. «Вот молодяжнеки пошли, лес им страшный!» Как пить дать, так и скажет. Василия своего наконец-то позовёт, чтобы вместе ржать.