– Потому что ему это не нужно? Ведь у него уже есть этот самый ребенок? – осторожно выдыхаю, размазывая кофейную пенку по стенкам чашки.

– Дура ты, Вероника! – взрывается подруга. – Ему ты важна. И ребенок от тебя, а не какой-то там левой бабы. Ты просила совета и взгляд со стороны – я озвучила свое мнение. Что делать дальше – решай сама.

Слова Карины сеют во мне первые ростки уверенности. Развеивают некоторые сомнения и даже позволяют расправить плечи.

– Прости. И спасибо, – поднимаюсь со своего места и крепко обнимаю подругу. – Ты меня успокоила. Даже дышать, кажется, легче стало.

– Пойдем уже выбирать платье, паникерша моя. Иначе на юбилее будешь щеголять в хирургическом костюме.

– Нееееее, – отчаянно качаю головой и, оставив под чашкой крупную купюру за наш кофе, тяну за руку подругу к выходу. – Мне не идет голубой цвет. И маска скрывает мою обворожительную улыбку. Так что пойдем искать платье!

Следующие три с лишним часа мы с Кариной бродим от бутика к бутику в поисках того самого наряда. И находим, когда я уже отчаялась и решила, что действительно надену медицинский халатик. В спальне. Рома, конечно, будет в восторге, но мне хотелось бы немного иного праздника. Хотя идея не так уж и плоха…

– Доронин тебя сожрет, – с горящими глазами заявляет Карина, заглядывая в примерочную. – Ты – красотка, Ник. Шикаааарная…

Не раздумывая, пробиваю на кассе платье, и мы, счастливые и уставшие идем с подругой на выход.

Я почти прохожу мимо бутика с нижним бельем, как взгляд цепляется за белый кружевной комплект. Замираю. Разворачиваюсь и шагаю к отделу.

– Неееет, Ник, – хнычет позади подруга. – Давай в другой раз? Я дико устала и мне уже пора бежать за сыном в садик…

Подбегаю к ней, обнимаю и целую в щеку.

– Беги, конечно. Спасибо, что не бросила и вправила мозги. Поддержала. А я все-таки задержусь и примерю этот комплект. Уверена, он идеально подойдет под мой образ.

Прощаюсь с подругой и ураганом залетаю в отдел. Консультант сразу же приносит нужный размер, не забыв предупредить, что он последний.

Я не прогадала. Выгляжу в нем потрясающе. Этакая порочная невинность.

Не удерживаюсь, делаю эротичное селфи груди и скидываю мужу.

Стоит отметить, прошедшая неделя была идеальной. Как будто у нас был второй медовый месяц. Рома приходил с работы гораздо раньше, задерживаясь не больше, чем на час. Каждый вечер был пропитан романтикой и горячей близостью почти до самого утра. Муж часто звонил просто так, сыпал комплиментами.

Наверно отчасти поэтому я отпустила Рому на этот семинар с легким сердцем. Потому что он постоянно на связи, и у нас скопился целый километр переписки. Как будто нам снова чуть больше двадцати, и мы беззаботны и глубоко погрязли друг в друге.

Вот и сейчас ответ приходит почти мгновенно.

«У меня выступление через десять минут», – и фото с ладонью на топорщащейся ширинке как реакция на мою провокацию.

Быстро фоткаю себя сзади, чтобы ягодицы в кружевных трусиках было видно в выгодном ракурсе, и скидываю мужу.

«Удачи», – и добавляю смайлик, показывающий язык.

«Хочу, чтобы ты встречала меня в этом белье. И больше ничего.»

Кто я такая, чтобы отказывать тебе в такой малости, дорогой муж?..

Выхожу из бутика счастливая и воодушевленная с заветным пакетиком в руке. А в голове лишь картинки завтрашней долгожданной встречи с мужем.

И никаких мыслей о Ксении Реутовой, возможной второй семье Ромы и мальчике с серо-голубыми глазами.

Ровно до тех пор, пока я не натыкаюсь на него взглядом. Зареванного, растерянного и безумно напуганного посреди огромного торгового центра.

Замираю. Толпа недовольных и спешащих посетителей торгового центра обтекает меня со всех сторон. Кто-то ворчит, кто-то цокает, кто-то задевает плечом. Я не обращаю на это внимания, так и продолжаю пристально рассматривать малыша.

Черт возьми, как же он похож на Рому! Просто одно лицо! Эти глаза, пушистые ресницы, изгиб губ, волосики…

Буквально на прошлой неделе, желая убедиться, что ошиблась и мне привиделось на приеме, что снова накрутила себя, я отыскала альбомы с детскими фотографиями Ромы. Изучила каждую едва ли не под лупой. И поняла – не накрутила. Мой маленький пациент и правда безумно похож на моего мужа.

А сейчас воочию убедилась. Снова.

Пока в голове крутятся тысячи вопросов на повторе, ноги сами несут к мальчику. Меня тянет к нему, как магнитом. И сразу же тепло разливается в груди, едва вижу это милое личико. Хочется сразу обнять, защитить. Хоть этот малыш и стал причиной, из-за которой треснул наш фундамент отношений с Ромой и пошатнулось доверие, я не испытываю к нему никакой злости. Только…радость, и сердце чаще колотится. Странно и дико испытывать подобное к чужому ребенку…

Демьян всхлипывает, трет кулачками глаза, размазывая слезы по щекам.

– Мама! – сердце царапает отчаяние в его голосе. Малыш встает на носочки и вглядывается в толпу. – Ну, где же ты?!

Когда я подхожу, закрывает личико ладошками и ревет в голос. И сразу же резко злость накатывает волной, как цунами. Ребенок с таким отчаянием плачет посреди оживленного торгового центра! Маленький, беззащитный, потерянный, но никто не подходит, чтобы спросить, в чем дело. Никому не до кого нет дела. Все просто торопятся по своим делам, не обращая внимания на малыша, который путается под ногами.

Присаживаюсь на корточки и осторожно касаюсь худого плечика, чтобы не напугать и без того перепуганного насмерть ребенка.

– Демьян, привет, – улыбаюсь несмело, затаив дыхание. – Ты помнишь меня?

Малыш отнимает руки от лица, хлопает ресничками, сбрасывая с них крупные капли слез. Хмурится, медленно блуждая взглядом по моему лицу. Но вот в его глазах вспыхивает узнавание и…радость. Губки растягиваются в робкой улыбке.

– Здравствуйте! Да, вы – доктор из больницы. Вы смотрели мою руку, – вытягивает вперед перебинтованную ручку.

– Как она, кстати? Уже лучше?

– Да. Почти не болит. Только когда мама мажет мне мазь, – тяжело, тоскливо вздыхает. Но упрямо вскидывает подбородок, серьезно и решительно, почти по-взрослому заявляет: – Но я терплю и не плачу. Я же уже почти большой. Скоро в школу пойду.

Хихикаю и, не выдержав, треплю малыша по макушке.

– Ты молодец. Настоящим мужчиной растешь. Правильно, маму надо беречь. Она и без того переживает, что ты упал и поранился.

Демьян опускает голову и смотрит на пол, ковыряя носком сапожка плитку на полу.

– В тот день, когда вы посмотрели ручку, мама перед сном намазала мне мазь. Она думала, что я сплю, но я видел, как она сильно плакала. Я больше не буду падать.

Улыбаюсь, осторожно касаюсь пухлой щечки, боясь, что Демьяну не понравится. Но малыш не отшатывается, наоборот, улыбается и даже перестает шмыгать носом.

– Будешь, малыш. А мама еще не раз будет из-за тебя плакать. Это жизнь.

– Не хочу, чтобы мама плакала…, – и снова в знакомых серо-голубых глазках блестят слезы. – Она сейчас, наверно, тоже плачет…

– Потому что ты убежал от нее? – одна слезинка скатывается по щеке мальчика, и я на инстинктах стираю ее подушечкой большого пальца.

Демьян так рьяно качает головой, что я боюсь, она у него закружится.

– Я не убегал от мамы! Я ее очень люблю! Просто я потерялся…отбежал к магазину посмотреть кое-что, а мамы уже нет…

Демьян снова закрывает ладошками личико и горько плачет. Так сильно, что сердце сжимается и сбивается с ритма. У самой глаза предательски влажнеют. Я, конечно, люблю детей, в моей профессии без этого никуда, но не думала, что настолько проникнусь этим малышом…Наверняка это нерастраченный материнский инстинкт так ярко проявляется.

– Мне страшно…Я хочу к маме…