Писатель хорошо понимает, что простота и правда — сильнее любых
романтических красивостей. Вот эпизод, в этом смысле очень характерный:
« — И глаза у него были зоркие и ясные, как у сокола после
полета! — восторженно воскликнул атташе одной из союзных держав на
встрече с фронтовыми летчиками.
— А вам приходилось когда-нибудь видеть сокола после
полета? — негромко спросил капитан Сахранов. — Когда сокол в
полете — глаза у него открыты и напряжены, их сечет встречный ветер и
непогода, в них попадает пыль. И когда сокол возвращается на руку охотника,
из-под его усталых, полузакрытых век вместе со слезами текут мутные струйки
грязи. Так выглядит сокол после полета...»
Что это — пресловутая «дегероизация»? Нет, я убежден, что в приведенных
писателем подлинных словах Василия Титовича Сахранова — участника войны в
Испании, отличного летчика и умного человека, навсегда оставшегося в памяти всех
нас, знавших его, — что в этих словах заключена подлинная
героизация , в самом точном, высоком и правдивом смысле этого слова!
Свое собственное отношение к разговору Сахранова с иностранным атташе Рахилло
выразил тем, что воспроизвел его под заглавием: «Вместо эпиграфа к еще не
написанной книге». Впрочем, такой эпиграф отлично подошел бы и к тому, что им
уже написано...
* * *
Я говорил о том, как много в книге «Русское небо» примет авиации тридцатых
годов.
Но многое в ней служит и утверждению наших моральных норм вообще. «Из-за лени
и халатности одних мы вынуждены устраивать штурмы, работать через силу. Работа
перекладывается на плечи других, более сознательных...» — с возмущением
говорит командир отряда летчиков Хрусталев. Слова, видимо, справедливые не
только применительно к авиации и не только для своего времени.
Или другое высказывание того же Хрусталева — персонажа, явно
олицетворяющего будущее воздушного флота, да и, пожалуй, всего нашего общества:
«По личному опыту я знаю, что так называемые бузотеры в боевых условиях нередко
оказываются смекалистыми людьми». Не бояться «бузотеров» — не это ли во все
времена было приметой умного, широко мыслящего, уверенного в себе
руководителя...
В заключение автор этих строк должен признаться, что не может говорить о
«Летчиках» и других произведениях Ивана Спиридоновича Рахилло без некоего
особого, личного к ним отношения. Дело в том, что знакомство с этими
произведениями — как и с другими хорошими книгами об авиации — много
лет назад сыграло свою роль при выборе пишущим эти строки собственного пути в
жизни, за что он будет до конца дней своих искренне благодарен их авторам.
Конечно, мне могут заметить, что это — не более как факт моей личной
биографии, ни малейшего общественного значения не имеющий. Подобное возражение
было бы справедливо, и я не стал бы упоминать об этом факте, если бы не был
уверен, что то же самое могут сказать о себе многие сотни, а может быть, и
тысячи людей, которые пришли в те времена в нашу авиацию и составили основной ее
костяк в военные, да и в послевоенные годы.
Впрочем, зачем говорить только о прошедшем?
Если сочинения Рахилло прочитает молодой читатель наших дней, он
многое — «авиационное» и не только авиационное — почерпнет из них, а
может быть, — кто знает? — и повторит судьбу читателей, впервые
познакомившихся с ними около сорока лет назад. Счастливую судьбу людей,
связавших свою жизнь с авиацией.
