Перрин обернулся к стройной Айз Седай.

– Эта деревня не из здешних краев, – повторила она. – Таких бревен я никогда раньше не видела.

– Стоны Узора, – тихо произнесла Берелейн. – Люди умирают по непонятной причине, а мертвецы восстают из могил. В городах исчезают здания и портятся продукты.

Перрин почесал подбородок, вспоминая тот день, когда едва не погиб от собственного топора, который пытался его убить. Если целые деревни исчезают, а потом появляются в других местах, если Запустение распространяется через возникающие в Узоре прорехи… О Свет! Насколько же все плохо?

– Сожгите эту деревню, – распорядился Перрин, разворачиваясь. – С помощью Единой Силы. Постарайтесь выжечь как можно больше пораженных растений. Быть может, нам удастся остановить порчу. Армия встанет лагерем в часе пути отсюда – на сегодня, а то и на завтра, если вам понадобится больше времени.

В кои-то веки ни Хранительницы Мудрости, ни Айз Седай не стали обсуждать приказ. Разве что недовольно фыркнули.

Пойдем поохотимся, брат.

Опять волчий сон. Перрин смутно помнил, как сидел возле тусклого огонька открытой лампы и ждал новостей из странной деревни. Чтобы не уснуть, он пытался читать в свете одинокого дрожащего язычка пламени «Странствия Джейина Далекоходившего» – эту книгу Гаул нашел где-то в Малдене.

Теперь же Перрин лежал на спине посреди огромного поля, чувствовал, как высокая, по пояс, трава, дрожа на ветру, щекочет ему щеки и руки, и смотрел в небо – такое же кипуче-грозовое, как наяву, а то и побеспокойнее.

Глядя на это небо в обрамлении буровато-зеленых стеблей травы и колосьев дикого проса, Перрин буквально чувствовал, как надвигается буря – она словно готовилась сползти с небес и поглотить его.

Ну же, Юный Бык! Пойдем поохотимся!

Это был голос волчицы. Перрин инстинктивно понял, что ее зовут Танцующая-среди-Дубов: щенком она любила резвиться в молодой дубовой роще. С ней были и другие: Шепчущий, Заря, Искра, Вольный… Добрый десяток волков. Они звали его. Некоторые были живы и спали; другие уже умерли, и с Перрином говорили их души.

Волки взывали к нему калейдоскопом ароматов, звуков и образов. Запах оленя, при каждом прыжке оставляющего углубления в земле. Шелест опавших листьев под лапами бегущих волков. Победный рык и охотничий азарт, охвативший всю стаю.

Обращенный к нему зов пробуждал нечто в глубине души Перрина – волка, которого он так старался держать под замком. Но волка надолго не запрешь. Он не потерпит неволи: или сбежит, или умрет. Перрин испытывал жгучее желание вскочить на ноги, радостно ответить на волчий зов, броситься навстречу стае и раствориться в ней. Ведь он Юный Бык, и другие волки ждут не дождутся, когда он к ним присоединится.

– Нет! – Перрин сел и высоко поднял голову. – Я не хочу потерять себя в вашей стае!

Справа в траве сидел Прыгун. Крупный серый волк смотрел на Перрина немигающими золотистыми глазами, и в них отражались вспышки молний. Трава доходила ему до шеи.

Перрин убрал руку от головы. Воздух был густой, влажный, тяжелый, он пах дождем, сухими травами, но сильнее всего – настойчивостью Прыгуна.

Тебя зовут на охоту, Юный Бык.

– Не могу я с вами охотиться, – объяснил Перрин. – Прыгун, мы уже говорили об этом. С вами я теряю свое «я». А в бою меня обуревает ярость. Будто я волк.

Будто? – пришло от Прыгуна. – Юный Бык, ты и есть волк. И еще человек. Пойдем поохотимся.

– Сказал же – не могу! Нельзя, чтобы волк во мне взял верх. Такого я не допущу! – Перрин вспомнил запертого в клетке юношу с золотистыми глазами. Его звали Ноам, и в нем не осталось ничего человеческого. Ноам встретился ему в деревне под названием Джарра.

«О Свет! – подумал Перрин. – Это же совсем рядом». По крайней мере, недалеко от того места, где дремало в реальном мире его тело. Джарра же находилась в Гэалдане. Ну и совпадение! Очень странно.

Рядом с та’вереном совпадений не бывает.

Перрин нахмурился, встал и обвел взглядом окрестности. Кто сказал ему, что в Ноаме не осталось ничего человеческого? Точно, Морейн. И добавила, что такая судьба ждет всякого волчьего брата, если позволить волку полностью поглотить человека.

– Мне надо научиться держать это в узде. Или прогнать волка раз и навсегда, – сказал Перрин. – Времени для компромиссов не осталось, Прыгун.

От волка пахнуло недовольством. Он не раз заявлял, что не одобряет человеческого желания контролировать все на свете.

Пойдем. – Прыгун встал. – Поохотимся.

– Я…

Хоть поучишься, – огорченно настаивал Прыгун. – Не за горами Последняя охота.

В его послании мелькнул образ щенка, впервые убивающего жертву. А еще – совершенно несвойственная волкам тревога за будущее. В преддверии Последней охоты многое изменилось.

Перрин медлил. В прошлую встречу с Прыгуном он потребовал, чтобы тот обучил его управлять волчьим сном. Для молодого волка подобное поведение весьма неуместно – все равно что бросать вызов старшему, – но вот он и дождался ответа. Сегодня Прыгун явился обучать его, но сделает это по-волчьи.

– Прости, – сказал Перрин. – Я поохочусь с тобой, но для меня главное – не потерять себя.

Эти мысли у тебя в голове… – недовольно отвернулся Прыгун. – Почему в них ничего нет?

Его послание сопровождалось образами пустоты: безлунного неба, покинутого логова, бесплодного поля.

Ты Юный Бык и всегда им останешься. Разве можно потерять Юного Быка? Глянь вниз и увидишь его лапы. Кусни добычу, и зубы Юного Быка заберут ее жизнь. Разве можно такое потерять?

– Я говорю не о волке. О человеке.

Все те же пустые слова, снова и снова, – таким было ответное послание Прыгуна.

Перрин полной грудью втянул чересчур влажный воздух, выдохнул и сказал:

– Ну ладно. Пойдем.

В руках у него появились молот и нож.

Ты что, добываешь дичь с помощью копыт? – и новый образ: бык, забыв о своих рогах, напрыгивает на оленя и пытается втоптать его в землю.

– И то правда. – Кинжал и молот сменились длинным луком – двуреченским, отменного качества. Стрелял Перрин похуже Джондина Баррана или Ранда, но с луком и стрелами обращался достаточно умело.

Прыгун ответил образом быка, плюющего в оленя. Перрин с раздраженным рыком послал ему другую картинку – волчья лапа стреляет когтями, поражающими оленя на расстоянии, – но Прыгун, похоже, развеселился еще сильнее. Несмотря на раздражение, Перрин не мог не признать, что стреляющая волчья лапа выглядит довольно глупо.

Прыгун переправил эти образы остальным, и волки весело взвыли, хотя большинству, похоже, понравился бык, топчущий оленя. Издав новый рык, Перрин побежал за Прыгуном в сторону далекого леса – туда, где ждала стая.

Трава как будто становилась гуще. Она цеплялась за ноги, словно спутанный подлесок, и вскоре Прыгун вырвался вперед.

Беги, Юный Бык!

«Стараюсь», – подумал в ответ Перрин.

Не так, как бегал раньше!

Перрин прорывался сквозь цепкую траву. Странное место, удивительный мир, где живут и охотятся волки… Пьянящий, но и опасный. Прыгун не раз предупреждал об этом.

Выкинь опасность из головы. Оставь ее на завтра. – Прыгун был уже у самого леса. – Тревожиться – участь двуногих.

«Не могу же я забыть о своих проблемах!» – мысленно воскликнул Перрин.

Но часто забываешь, – ответил Прыгун.

Действительно… Пожалуй, волк сам не знал, насколько он прав. Перрин вырвался из цепкой травы и встал как вкопанный. Здесь, на проплешине, лежали три железки – те самые, что он ковал в прошлом сне: ком размером с два кулака, расплющенный брусок и тонкий прямоугольник. Последний едва заметно светился красно-желтым, опаляя низкую траву рядом.

Все три куска железа тут же исчезли, хотя от раскаленного прямоугольника осталось выгоревшее пятно. Подняв глаза, Перрин стал высматривать волков. Впереди, в небесах прямо над лесом, разверзлась громадная черная дыра. Трудно было сказать, далеко она или близко: эта дыра довлела надо всем, что видел Перрин, и в то же время казалась недосягаемой.