Несмотря на уверенность в своих силах, едва ли он контролировал ситуацию, и волк внутри Перрина мог подмять его под себя в любой момент.

Прыгун зевнул, вывалив наружу язык. От него потянуло сладковатым запахом веселого удивления.

– Ничего смешного. – Перрин отложил последний брусок, даже не коснувшись его молотом. Остыв, тот принял форму тонкого прямоугольника, чем-то похожего на заготовку для дверной петли.

В трудностях, Юный Бык, и правда нет ничего смешного, – согласился Прыгун. – Но ты лазаешь через одну и ту же стену, то туда, то обратно. Хватит уже. Пойдем побегаем.

Для волка есть только миг. Хотя он помнит прошлое, а иной раз предчувствует будущее, его, в отличие от людей, не волнует ни то ни другое. Волк свободен как ветер. Стать волком означает забыть о боли, избавиться от горя и печали. Стать свободным…

Но такая свобода обойдется Перрину слишком дорого. Он потеряет Фэйли, да и самого себя потеряет. Он не хотел быть волком. Он человек, а не волк.

– То, что случилось со мной… Это обратимо?

Обратимо? – непонимающе склонил голову Прыгун. Волки не знают, что такое обратимость. Они никогда не оглядываются.

– Могу ли я… – попытался объяснить Перрин. – Могу ли я убежать так далеко, чтобы волки не услышали меня?

Прыгун выглядел озадаченным. Хотя нет, слово «озадаченный» противоречило болезненным образам, которые волк посылал Перрину: небытие, тяжелый запах тухлого мяса, волчий вой, полный невыразимого страдания. Потерять связь со стаей? Этого Прыгун понять не мог.

Сознание Перрина затуманилось. Почему он опустил молот? Пора заканчивать! Мастер Лухан будет недоволен. Первые две железки вышли отвратительными. Надо их спрятать, а потом сделать что-нибудь еще. Показать, что он способный ученик и умеет работать с металлом. Ведь умеет?

Что-то зашипело. Обернувшись, Перрин с изумлением увидел, что в одной из закалочных бочек, стоявших рядом с горнилом, вскипела вода. «Ну да, конечно, – подумал он. – Я сам же бросил туда первые две заготовки».

Вдруг встревожившись, Перрин схватил клещи, сунул их в бурлящую воду, и пар ударил ему в лицо. Нащупав что-то на дне, он извлек из бочки раскаленный добела металлический предмет.

Свечение померкло. Оказалось, что в клещах зажата металлическая фигурка: высокий стройный человек с мечом за спиной. Поразительная проработка всех деталей – вплоть до складок на рубашке и кожаной оплетки на рукояти крошечного меча, – но лицо перекошено, а рот разинут в отчаянном крике.

«Айрам, – подумал Перрин. – Его звали Айрам».

Такое нельзя показывать мастеру Лухану! Зачем он изготовил эту вещицу?

Металлический рот шире прежнего раскрылся в безмолвном вопле. Перрин вскрикнул и отскочил от закалочной бочки, выронив фигурку из клещей. Та, упав на деревянный пол, разбилась вдребезги.

Почему ты так часто вспоминаешь о нем? – Прыгун снова зевнул во всю пасть, свесив язык. – Щенки нередко бросают вызов вожаку стаи. Обычное дело. Он был глуп, и ты одолел его.

– Нет, – прошептал Перрин. – Для людей это не обычное дело. Особенно для друзей.

Стены кузни внезапно растаяли, обратившись в туман, и выглядело это вполне естественным. Перрин увидел широкую городскую улицу, залитую солнечным светом, и лавки с разбитыми окнами и сломанными полками.

– Малден, – промолвил он.

Посреди улицы стояла полупрозрачная дымчатая фигура – сам Перрин, но без куртки, и его обнаженные руки бугрились мускулами. Борода оставалась короткой, но выглядел он старше и внушительнее. Неужели у него и впрямь такой впечатляющий вид? Косая сажень в плечах, глаза светятся золотом, а в руке блестящий топор в форме полумесяца, размером с человеческую голову.

С этим топором что-то не так. Перрин шагнул за пределы кузни, а проходя сквозь призрачный образ самого себя, слился с ним. Он ощутил в руке тяжесть топора и понял, что вместо рабочей одежи на нем теперь боевой доспех.

Перрин бросился бежать. Да, этот город – Малден, и на его улицах – айильцы. Перрин выжил в той битве, хотя теперь он был не в пример спокойнее. Раньше он забывался в горячке сражения, охваченный стремлением отыскать Фэйли. Он остановился посреди улицы.

– Это неправильно. Ведь я выбросил топор и пришел в Малден с молотом.

Рога, копыта… Какая разница? И то и другое годится для охоты, Юный Бык. – Прыгун, сидевший перед ним на пронизанной солнцем улице, почесался.

– Какая разница? Большая. Во всяком случае, для меня.

И тем и другим ты пользуешься с одной и той же целью.

Из-за угла появились два айильца из Шайдо. Оба смотрели чуть левее Перрина, на что-то, чего он не видел, и Перрин напал на них, после чего один лишился нижней челюсти, а другой со всего размаха получил в грудь шипом, которым был снабжен обух боевого топора. То была жестокая, смертоносная атака, и в результате все трое оказались на земле. Чтобы прикончить второго Шайдо, пришлось несколько раз ударить его топором.

Перрин встал. Он помнил, как убил этих двух айильцев – хотя сделал это молотом и ножом. Он не сожалел о своем поступке. Бывает, человек вынужден драться, и это был именно такой случай. Смерть – страшная штука, но иной раз без нее не обойтись. К тому же Перрин остался в восторге от схватки с айильцами: в тот момент он чувствовал себя точно волк на охоте.

Когда Перрин сражался, он едва не превращался в кого-то другого. И это было опасно.

Прыгун лежал на перекрестке улиц. Перрин бросил на него обвиняющий взгляд:

– Заставляешь меня смотреть этот сон? Зачем?

Заставляю? – удивился Прыгун. – Это не мой сон, Юный Бык. Почему ты так думаешь? Разве мои клыки держат тебя за горло?

По лезвию топора струилась кровь. Перрин знал, что будет дальше. Он обернулся. Со спины подкрадывался Айрам и смотрел так, что ясно было: этот человек замышляет убийство. Половину лица бывшего Лудильщика покрывала кровь и капала с подбородка на его куртку в красную полоску.

Айрам взмахнул мечом, целя Перрину в шею, и клинок со свистом рассек воздух. Перрин отступил, отказывая мальчишке в новой драке, и разъединился со своей тенью: сам он остался в кузнечном фартуке, а тень обменялась ударами с Айрамом.

«Пророк все мне объяснил… Ты и вправду отродье Тени… Я должен спасти леди Фэйли от тебя»…

Тень Перрина вдруг разительно изменилась, превратившись в волка с шерстью едва ли не темнее шерсти Теневого Брата. Волк прыгнул на Айрама и вырвал ему гортань.

– Нет! Не так все было!

Это же сон, – пришло послание от Прыгуна.

– Но я не убивал его, – возразил Перрин. – Какие-то айильцы пустили в него стрелы прямо перед тем, как…

Прямо перед тем, как Айрам сразил бы Перрина.

Рога, копыта, клыки… – Прыгун не спеша потрусил к одному из строений. Стена исчезла, и за ней обнаружилась кузня мастера Лухана. – Какая разница? Мертвые мертвы. Двуногие, когда умирают, обычно не приходят сюда. А куда они приходят, мне неведомо.

Перрин опустил глаза на неподвижное тело:

– Надо было отнять этот дурацкий меч в тот самый миг, когда Айрам взял его в руки. Отнять и прогнать мальчишку к его семье.

Разве у щенков нет права на клыки? – с искренним недоумением спросил Прыгун. – Зачем их вырывать?

– Это было бы по-человечески, – сказал Перрин.

По-человечески. Как у двуногих. Все у тебя по-человечески. Но почему не по-волчьи?

– Потому что я не волк.

Прыгун вошел в кузню, и Перрин неохотно последовал за ним. Вода в закалочной бочке еще кипела. Стена вернулась на место, и Перрин вновь оказался у наковальни – в кожаных безрукавке и фартуке и с клещами в руке.

Шагнув к закалочной бочке, он достал оттуда следующую фигурку. Эта изображала Тода ал’Каара. Когда она остыла, Перрин увидел, что лицо Тода не было искажено, как лицо Айрама, но нижняя часть фигурки представляет собой несформированный комок металла. Фигурка продолжала светиться тускло-красным даже после того, как Перрин поставил ее на пол. Он вновь сунул клещи в воду и вызволил из бочки еще две фигурки: Джори Конгара, а за ней – Ази ал’Тона.