Между тем Эльза со своей несчастной, опозоренной дочерью нашла временный приют в соседней горной деревушке, где бедная певчая птичка, с потускневшими перышками и подрезанными крылышками, увы, щебетала и порхала совсем недолго.
Упокоившись в хладной, мрачной могиле, прекрасная, веселая Изелла оставила плачущего младенца, которого теперь прижимала к груди Эльза.
Решительная, несгибаемая и неустрашимая, она вознамерилась ради этого несчастного дитяти еще раз бросить жизни вызов и еще раз вступить в схватку с судьбой.
Взяв новорожденную внучку на руки, она отправилась с нею подальше от тех мест, где та появилась на свет, и сосредоточила все свои усилия на том, чтобы судьба ее сложилась лучше, чем та, что постигла ее несчастную мать.
Эльза принялась неутомимо воспитывать ее, подчиняя себе ее природу, и приуготовлять ей жизненный путь, расчерчивая его и устраняя с него все преграды. Это дитя должно было стать счастливым; тех подводных камней, о которые разбилась лодка ее матери, полагалось во что бы то ни стало избежать. Любовь явилась для бедной Изеллы причиной всех бед, – а значит, Агнесса не должна была знать любви, пока, не подвергаясь никакой опасности, не научится любви у мужа, выбранного Эльзой по своему вкусу.
Решив спасти внучку от всех возможных бед, Эльза начала с того, что окрестила ее в честь целомудренной святой Агнессы и тем самым отдала ее девичество под особое покровительство этой почитаемой мученицы. Во-вторых, с той же самой целью она неустанно воспитывала внучку в трудах и усердии, вечно держа ее при себе и не позволяя заводить подруг и товарок, разве что они могли поговорить с девочкой под неусыпным, бдительным надзором бабушки, ни на миг не спускавшей с них испытующего взгляда своих черных глаз. Каждую ночь она укладывала ее в постель, как малого ребенка, а разбудив утром, брала с собой на все ежедневные работы; впрочем, надо отдать ей должное, большую и самую трудную их часть она неизменно выполняла сама, оставляя девочке ровно столько, чтобы у той были заняты ум и руки.
Особой причиной, по которой она избрала местом жительства древний город Сорренто, а не одну из красивых деревушек из числа усыпавших плодородную равнину, было существование в тех краях процветающего монастыря во имя святой Агнессы, под благодетельной сенью которой ее маленькая воспитанница могла безбоязненно провести начальные годы детства.
С такой-то целью, наняв домик, который мы уже описали, она, не теряя времени, принялась добиваться расположения тамошних монахинь, никогда не приходя к ним с пустыми руками. Самые спелые апельсины из ее сада, самый чистый, белоснежный лен с ее прялки неизменно откладывались, чтобы затем украсить алтарь святой, милость которой она надеялась снискать для своей внучки.
Едва выйдя из младенчества, маленькая Агнесса, еще не твердо державшаяся на ножках, была приведена своей ревностной бабушкой в церковь, и при виде ее пригожего, милого, преисполненного благоговения личика, обрамленного, словно виноградными лозами, густыми кудрями, сестры принялись вздыхать от нового, ранее не испытанного удовольствия, которое, как они смиренно надеялись, не относилось к разряду греховных, в отличие от большинства приятных вещей. Они любили слушать топот ее ножек, когда она пробегала по сырым, безмолвным приделам их храма, любили слушать ее тоненький, нежный голосок, когда она задавала свои странные детские вопросы, в которых, как это обычно бывает, наивно и непосредственно выражалась самая суть неразрешимых проблем философии и богословия.
Девочка особенно полюбилась настоятельнице, сестре Терезе, высокой, исхудалой, бескровной женщине с печальными глазами, внешне холодной, словно высеченной изо льда на какой-нибудь горной вершине в Монте-Роза[5]. Впрочем, она впустила в свое сердце маленькую сироту, которая прижилась там, преодолев самое глубокое недоверие.
Сестра Тереза предложила Эльзе присматривать за девочкой в любое время, когда та не может оторваться от работы, и потому в первые годы жизни малютке часто по нескольку дней давали приют в обители. Вокруг нее сложилась настоящая мифология из самых удивительных историй, которые добрые сестры не уставали пересказывать друг другу. Они касались простейших слов и поступков маленького ребенка, которыми, как зеленый склон ромашками и колокольчиками, пестрит жизнь в любой детской; впрочем, они виделись чудесными экзотическими цветами насельницам монастыря, которых святая Агнесса невольно лишила возможности прожить в собственном доме сладчайшую притчу Христа о Царствии Небесном[6].
Старая Джокунда, привратница, неизменно производила фурор, в сотый раз излагая свою излюбленную историю о том, как она обнаружила девочку стоящей вверх ножками, на голове, и горько плачущей. А с ног на голову-де она перевернулась оттого, что попыталась взобраться на высокий стул и опустить маленькую пухленькую ручку в вазу со святой водой, но, не сумев осуществить сие благочестивое намерение, оступилась, упала, ножки ее задрались, а головка их перевесила и осталась внизу, к великому ее ужасу.
– И все же, – мрачно добавляла старуха Джокунда, – судя по этому происшествию, дитя не лишено благочестия, а когда я подняла малютку, она перестала плакать, едва коснувшись пальчиками святой воды, и перекрестила лобик с разумным видом, хоть бы самым старым из нас впору. Ах, сестры, Господь осенил ее своей благодатью, не иначе!
Действительно, крошка проявляла все задатки маленькой святой. Она избегала шумных, буйных игр, столь любимых обычными детьми, но подолгу строила из песка и камешков алтари и часовни, которые украшала лучшими садовыми цветами, и этим могла заниматься часами, в полном безмолвии и в блаженной серьезности. Сновидения ее не уставали удивлять сестер и служили им источником благочестивых поучений и назиданий, и часто бывало, что, выслушав один такой сон, сестры крестились, а настоятельница произносила: «Ex oribus parvulorum»[7]. Неизменно милая, послушная, уступчивая, каждую ночь она убаюкивала себя лепетаньем священных гимнов и по-детски наивным чтением молитв, частенько засыпала в своей маленькой беленькой постельке с прижатым к груди распятием, и потому неудивительно, что она внушила настоятельнице мысль, будто пользуется особым покровительством своей святой заступницы и, подобно ей, являет пример призвания еще в детстве стать невестой Того, Кто прекраснее всех детей человеческих и Кто когда-нибудь унесет ее из этой земной юдоли и обручится с нею в Царствии Небесном.
Подрастая, она часто по вечерам слушала снова и снова, широко открыв удивленные глаза, историю о святой Агнессе – о том, как она, принцесса, жила в отцовском дворце, как была она столь хороша собой и столь изящна, что довольно было раз увидеть ее, чтобы тотчас влюбиться, как, однако, она была наделена кротостью и смирением невиданными, как руки ее просил для своего сына принц-язычник, но она сказала: «Изыди, искуситель! Ибо я обручена с возлюбленным, более великим и более прекрасным, чем все земные искатели, – он столь прекрасен, что красота его затмевает солнце и луну, столь могуществен, что ангелы небесные служат ему», – и как она смиренно переносила преследования, угрозы и самую казнь ради своей неземной любви, а когда она пролила кровь свою, то явилась скорбящим друзьям в экстатическом видении, вся белоснежная, сияющая, с сопровождающим ее прекрасным агнцем, и велела им не плакать по ней, ибо она царствует теперь в небесах одесную Того, Кого на земле предпочла всем искателям. А еще монахини часто рассказывали историю прекрасной Цецилии, несравненной музыкантши, которую ангелы унесли в свои хоры, и царственной святой Екатерины, которая прошла по судам небесным и узрела ангелов, увенчанных розами и лилиями, и Святую Деву на престоле, и Та дала ей обручальное кольцо в знак того, что отныне она помолвлена с Царем Небесным.
