Дж. Пол Сутер

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

Дж. Пол Сутер

В ПЛЕНУ У МЕРТВЕЦА

^{© J. Paul Suter — «Prisoners of the Dead», 1923}

I

Старый Джон Бамбер повернулся в своём кресле, стоящем перед камином и пристально посмотрел на племянника. На его лицо лежала печать смерти.

Усилия, которые требовались, чтобы не дать голове поникнуть, выдавали его опущенные уголки рта и напряжённая дрожь тонкой шеи. Но в нём также проявлялась неукротимая гордость хозяина; он не шёл на компромисс со слабостью. Грубый клюв, который был его носом, острым, как лезвие ножа, по-прежнему доминировал в его чертах. Его голос, слегка дрожащий, по-прежнему звучал хрипло.

— Ты можешь просить моего согласия, пока не сгниёшь, — сказал он со своим сухим смешком. — Ты его не получишь.

Юный Джон сделал порывистый шаг, который вывел его из мягких коричневых теней огромной комнаты в пляшущее сияние камина.

— Боюсь, я не могу принять «нет» в качестве ответа, дядя, — твёрдо начал он.

Но его слова оборвались, когда он увидел выражение ужасных глаз старика. Старый Джон почувствовал, что внезапно обрёл неестественную силу. Он, пошатываясь, поднялся на ноги, вытянул руку и жёлтым птичьим когтем указал на своего племянника. Отблески пламени в камине придавали фальшивый блеск его остекленевшим глазам и окрашивали халат спереди в красный цвет, но они были бессильны окрасить его лицо или мертвенно-бледную руку, свободный рукав по которой сполз и оставил её открытой. Молодой человек невольно задрожал при виде этой призрачной фигуры, столь непокорной надвигающимся на неё теням, но так скоро вынужденной стать с ними одним целым.

Порыв быстро прошёл. Старик снова опустился в кресло. Он задумчиво улыбнулся, в его улыбке было что-то расчётливое. Когда он заговорил, его слабый, почти шепчущий голос звучал скорее вкрадчиво, чем резко.

— Ты бы не стал убивать своего старого дядю раньше времени, малыш Джей.

Эффект от изменившегося вдруг отношения был ошеломляющим. Непокорность юного Джона угасла, как задутое пламя. Это был его дядя, который приютил его с детства — его единственный оставшийся в живых родственник. Он опустился на пол у колен старика.

— Можешь не отвечать, мой мальчик. Я знаю, что ты бы этого не бы сделал. Я не хочу быть с тобой суровым. Просто пообещай… Маленькое обещание… ты дашь его старику!

— Всё, что смогу, дядя, — с некоторым сомнением в голосе ответил юный Джон.

— Сможешь. Для тебя это не будет иметь большого значения — ты и без моих слов поймёшь, почему, но пообещай, что не будешь иметь с ней ничего общего — ничего, ты понимаешь, — пока я ещё являюсь хозяином этого дома.

Молодой человек вздрогнул. Слова, которые он услышал, хотя и были такими слабыми, что их едва можно было уловить, были произнесены с явным расчётом. Однако, очевидно, они мало что значили. Конец был не за горами. Разве доктор не сказал…

Престарелый инвалид, сардонически улыбаясь, казалось, прочитал мысли своего племянника. Он поднял худую руку в ироническом предостережении.

— Это не имеет никакого отношения к делу, мой мальчик. Обещание. Это всё, о чём я прошу тебя.

— Обещаю! — воскликнул юный Джон.

Старик удовлетворённо кивнул.

— Хотя обещание не слишком велико, я хочу, чтобы оно было непреложным, — продолжил он. — Не поднимешь ли правую руку?

— Вы не полагаетесь на мои слова?

— Прихоть умирающего, — успокоил его дядя со слабым смешком.

Юный Джон поднял правую руку.

— А теперь уходи!

Приказ прозвучал с неожиданной силой. Инстинкт подсказывал молодому Джону Бамберу остаться, но он не мог противостоять воле своего дяди. Даже когда смерть поджидала его в тенях, старый Джон оставался хозяином в своём доме.

Юный Джон повиновался. Открывая дверь, чтобы выйти в тёмный холл, он оглянулся и увидел дрожащую фигуру, сидевшую в кресле; лицо с высоко вздёрнутым носом было обращено к нему; глаза по-прежнему смотрели в его сторону.

У подножия лестницы молодой человек встретил миссис Мердок, тощую шотландскую экономку.

— Как он? — шёпотом спросила она.

— Вам лучше подняться к нему, — ответил он.

Повинуясь инстинкту, он стал ждать у подножия лестницы, и инстинкт его не подвёл. Едва она скрылась в полутёмной комнате наверху, как её высокая фигура снова появилась в дверях. В свете, падавшем на лестницу от газовой лампы в нижнем холле, он видел, как судорожно сжимались и разжимались её руки — единственный признак её волнения.

— Пожалуйста, вернитесь, мистер Бамбер, — тихо попросила она.

По её тону и дрожащим рукам он понял, что должен там увидеть: своего мёртвого дядю, сидящего в кресле; лицо с орлиным носом, склонённое на грудь; отблески камина всё ещё играют на нём красноватыми бликами.

Юный Джон Бамбер подумал о торжественной клятве, которую он только что дал, и о том, что теперь она ничего не значит.

II

В тот мрачный полдень, когда старый Джон Бамбер лежал в своей библиотеке, должно было быть темно, но в этом городе сталелитейной промышленности пасмурные дни, когда дым и штормовые тучи скрывали солнце, были ярче, чем обычно бывает в солнечную погоду. Это было зловещее, мерцающее сияние.

Красное пламя домны, взметнувшееся в небо, освещало главные улицы и переулки, заглядывало во многие затемнённые места. Свет проникал сквозь витражное окошко над книжным шкафом и освещал мрачную библиотеку, где в гробу лежал старый Джон. Эта библиотека находилась под его бывшими апартаментами. В этой комнате свет домны не раз заставал его сидящим в кресле. Теперь он играл на его остром, как лезвие ножа, носу, смягчал суровый рот, но совершенно не мог окрасить румянцем его мертвенно-бледное лицо.

Это было мало похоже на похороны. Пришли священник и гробовщик, поскольку для них это была обычная работа. Юный Джон и миссис Мердок присутствовали, как само собой разумеющееся.

Был там и ещё один человек — низенький Джарвинс, скульптор, с всклокоченной седой бородой, сгорбленными плечами и хитрыми прищуренными глазами. Он был самым близким другом старого Джона Бамбера в последние годы его жизни. Они вместе играли в нарды и шахматы. Обычно их вечера заканчивались ссорой. Джарвинс с руганью вылетал из дома, ворча и обещая никогда не возвращаться; но он всегда возвращался. У него было больше прав, чем у большинства, присутствовать на похоронах; гораздо больше, чем у кого-либо из соседей, которые при жизни держались подальше от грубоватого старика и которые теперь, как и следовало ожидать, довольствовались тем, что наблюдали и комментировали со своих веранд, как юный Джон вместе с гробовщиком и двумя извозчиками задвигали гроб в катафалк.

Это были действительно скромные похороны, и вскоре они закончились. После них юный Джон вернулся в осиротевший дом, где теперь жили экономка и тени.

Той, к кому больше всего были обращены его мысли, не было на этих похоронах. Ей там не было места. Теперь же её время пришло. До окончания похорон он воздерживался от посещения Мэри Лейн. Она знала почему: ей была понятна беспричинная ненависть старого Джона Бамбера, порождённая давней мелкой ссорой с её отцом.

В своей комнате на нижнем этаже молодой человек снова тщательно расчесал на пробор свои прямые тёмные волосы, которые и без того были в идеальном порядке; надел свежий воротничок, хотя тот, который он носил до этого, был безукоризненно чистым; тщательно расправил одежду перед зеркалом, чтобы привести себя в порядок во всех отношениях и полностью соответствовать компании Мэри Лейн. В зеркале он мог бы увидеть красивое, хотя и бледное лицо и широкие плечи, но вместо этого его мысли были заняты миниатюрной, изящной девушкой с голубыми глазами, чьи вьющиеся волосы были скорее украшены, чем скрыты белым чепчиком медсестры.