Мертва… мертва… мертва…

Мертва…

Когда парень вышел из транса, то тут же медленно поглядел на листок, что лежал среди пыли на полу. Глядя на листок, парень снова стал себе накручивать: «Неужели я совсем остался один? Почему так со мной? Со мной и моей семьёй?» Треп тут же сжал листок, поднявшись с места. Он поглядел грозно в отражение телевизора, неровно дыша в его сторону. Проговаривая себе уже в раздражённом тоне, кролик дрожал от нервного тика:

– Ненавижу…

Гнев брал контроль над собой и Треп уже дышал агрессией, рыча в пустоту, словно грозный убийца:

– Убью! УБЬЮ!

Треп гневно глядел в отражение, словно он угрожал своей копии. Он тут же сжал руку в кулак, размахнулся и крича, нанёс удар по телевизору. Осколки прибора разлетелись в разные стороны, а сам телевизор свалился со стены, разбившись ещё больше. Парень стал биться в истерики, выкрикивая все свои эмоции, что накопились у него за промежуток всего времени.

Прошёл час, как Треп успокоился после своих истеричных выходков. Он решил, что переночует в доме. Заходя в комнату, где когда-то спал с его женой, он медленно стянул с себя кофту, волоча за собой по полу. Вяло пройдя по комнате, кролик повесил кофту на спинку стула и бухнулся в двуспальную кровать, которая пахла холодом и пылью. Треп покрылся гусиной кожей и тут же свернулся в позе эмбриона, обнимая себя. В его душе до сих пор билась истерика, после того, как он узнал об…

В тишине комнаты Треп с жалостью прошептал, зажавшись ещё больше, чувствуя своё одиночество:

– Лора, прости меня.

Я оказался в каком-то пространстве, где не было ничего. Всё в белом, как будто пустота окружала меня. Возможно, это и есть одиночество, когда чувствуешь, что ты явно никому уже не нужен. Это так странно ощущать…

Вдруг я услышал мне знакомый голос, что звал меня в этой пустоте:

– Треп!

Я тут же стал оглядываться. Мне одновременно было и страшно и также ощущение, что я вовсе не одинок. Я походу искрутился весь, но вокруг было также пусто и бело. Потом вновь нежный крик из глубины какого-то озера:

– Треп.

Он был таким далёким и глухим, как будто я был окружён толстым стеклом, обернутый белой бумагой. Крики прекратились и мой мир вновь погрузился в тишину. А потом более знакомый голос, на который мне стоило резко отреагировать:

– Папа!

Этот жизнерадостный, детский голосок доносился от маленькой девочки, что неуклюже бежала на маленьких ножках к своему папе. Белоснежное платюшко красиво кружилось в руках мужчины, что радостно кружился с ней:

– Ха-ха-ха! Здорово! – кричал отец девчонки.

На душе стало больно, ведь я видел себя. Себя и свою дочь. А девочка пищала у него в руках, изображая самолётик:

– Папа, папа! Я самолётик! Виии! Выше! Ха-ха-ха!

Я хотел подойти ближе, но какой-то невидимый барьер не впускал меня. Как я не колотил его, он никак не впускал меня. Потом к нему подходит девушка в фартуке, брав девочку на руки, которая хохотала и звала её мамой. Потом она целует мужчину в губы, желая:

– Удачи, дорогой.

Не знаю, что я начал чувствовать на тот момент, но объяснить этих эмоций я точно не смогу. Потом другой кадр.

Голос школьницы, что радостно мчался у меня за спиной. Я мигом обернулся и увидел, как моя дочь хвалиться нам первой пятёркой, показывая маме дневник:

– Мама! Папа! – бежала она в школьной форме, а блондинистые волосы были заплетены в хвостик. Мой рюкзак свисал на её спине, с которым я не расставался в студенческие годы, – я получила пять!

– Умница моя, – нахваливала её тогда Лора. Она была в садовом комбинезоне, а я в малярном. Вспомнил тот момент. Мы делали ремонт.

– Горжусь тобой, Эли, – проговорил я, обнимая девочку.

А она мило смеялась. Мне так стало жалко, что я покинул те времена так быстро. Хотелось вернуться в те времена, когда Эли была ещё ребёнком. Жаль, что время не отмотать.

Я понял, какую большую ошибку совершил, покидав семью вот таким ужасным путём. Картинка тут же испарилась и я вновь утонул в тишине и пустоте белого мира, который казался бесконечным. Потом опять голос моей девочки, только уже с грубым тембром. Я поглядел в сторону голоса и увидел взрослую, красивую Эли. Она весело протянула мужчине, которым был когда-то я, проговаривая:

– Мам, пап. Смотрите, меня приняли в академию японского языка.

– Вау, здорово Эли, – проговаривал отец, который уже выглядел не как молодой юноша, а уже с каштановой бородой и усами, – я рад. Завтра же едем в Токио. Там есть небольшой дом моего двоюродного брата.

– Что? Правда!?

– Отличная идея, Треп, – проговорила Лора, обнимая Трепа из прошлого.

– Ура!

Эли так радовалась этому. Она так обожала японский фэн шуй, что вся её комната была во всём японском. Я быстро покрылся мурашками, обнимая себя так крепко, словно не я обнимал себя, а кто-то посторонний. Потом другой кадр, где Эли представляла нам своего парня, с которым познакомилась в академии. Она уже была намного взрослей. С каждым воспоминанием я пустовал всё больше и больше…

– Мам, пап, знакомьтесь, это Рэй. Мой парень.

– Здравствуйте, – проговорил юноша очень скромно.

Этот кадр пропал также, как и появился следующий, от которого я уже точно впустил слёзы. Там я танцевал с Эли медленный танец. Она была в белоснежном платье, а на светлых волосах было красивое фату. Мне уже было на тот момент тридцать восемь. Я вспомнил её нежные слова, которые прозвучали горячо в моё сердце:

– Папочка, я так счастлива, что я твоя дочь.

– Я тоже за тебя счастлив, Эли.

Этот кадр медленно расплылся, словно не хотел уходить. Мои слёзы текли рекой, уши максимально прижаты, а тело покрылось гусиной кожей. Затем я обернулся на следующий и последний кадр, от которого тут же пропали слёзы, но появился какой-то страх.

Там я уже бухой шёл из японского бара, пьяно крича с бутылкой, мотаясь в разные стороны:

– У! Погуляем! Набухаемся! Я стал дедушкой! У!

Этот момент я точно буду помнить всю жизнь. Ведь именно это событие и перевернуло мою жизнь. Это моя ошибка. Он жадно пил алкоголь с горла, наслаждаясь теплом спирта, что медленно протекал по каждой жилине. Потом мимо бежал странный тип в халате. Он тут же стал дёргать пьяного Трепа, умоляя о чём-то, явно сильно беспокоясь:

– О! Сэр, прошу, помогите мне! За мною охотятся! Прошу, будьте другом! Будьте человеком!

– Чего тебе? Ик! – ответил я, явно не от доброжелательности.

Японец раскрыл обе ладошки, протягивая пьяному Трепу какую-то баночку. На тот момент я думал, что это просто баночка. Он взволнованно тараторил, протягивая препарат с цифрами дрожащими руками:

– Видишь вот это? Прошу, сохрани этот препарат! Не давай никому, потому что это очень сильное вещество! – он тут же пустился в бегах, крича вдогонку, а точнее наоборот, – Никому! Прошу! Я на тебя надеюсь!

И он скрылся за домами. Пьяный я начал осматривать эту баночку. Какое-то зелёное, сверкающее вещество. На что я не обратил тогда внимание. На баночке была цифра, которая явно что-то обозначала.

0.21.

Может это дата, может доза, я не знаю точно, но знаю точно, что я сделал с этим веществом. Выпил, залпом, подумав, что это какой-то сок или спирт. После чего моя ошибка и выросла в огромных размерах. Я стал превращаться в мутанта: сначала глаза, потом руки, затем ноги, лицо, уши. Такими темпами я превратился в кролика-мутанта мутно – золотого цвета. Повсюду появились странные шрамы. Руки, ноги, да и всё тело становилось каким-то непонятным. Мои брюнетовые волосы пропали, борода тоже пропала. Я чувствовал странное ощущение: кружилась голова, тошнило, какую-то странную муть. Вместе с этим я чувствовал страх.