Сергей слушал задушевный голос и не мог понять, отчего на душе вдруг становилось теплее, а на глаза наворачивались слёзы. Благодаря этой доброй женщине, Сергей пошёл в школу и кое-как доучился до шестого класса. Однако, пойманный за участие в ограблении магазина, был посажен в колонию для несовершеннолетних.

Отсидев полный срок, домой не вернулся, а отправился со своим новым дружком, Аликом Бодуняном, невысоким смуглым крепышом, по кличке Бодун, в его родной город, на юг, к морю.

Помыкавшись с год без особых “дел” и работы, осмотревшись в новой обстановке, в конце концов, сколотили банду сутенёров. Возглавил её Сергей, а его ближайшими помощниками и телохранителями стали Алик Бодун и Виталик Ильяшенко, среднего роста парень, бывший боксёр-любитель, по кличке Лещ.

За разборкой с проституткой Таней, укрывшей, по мнению Леща, часть своего “заработка”, с ними и столкнулся Иов.

Что-то забытое, далёкое всколыхнуло Сергея, когда он посмотрел на молящегося Иова.

– Вставай, – сказал он примирительно, взял Иова за руку и помог подняться. – Зовут-то тебя как?

– Иов… – кривился от боли семинарист, отряхиваясь и поправляя одежду и скомканные волосы.

– Оригинальная кликуха! – причмокнул Бодун.

– Наверное, учится на попа! – предположил весело Лещ.

– Что, правда, учишься в семинарии?

– Да, я готовлюсь посвятить свою жизнь Господу. И обращаюсь к вам: прекратите издевательство над женщиной, – нараспев, немного патетически, проговорил Иов.

– Кто женщина – Танька! – хохотнул Бодун. – Последняя шлюха, а не женщина.

– Нашёл за кого молиться, – скривился в ухмылке Лещ, – и подставлять свою задницу.

– Кто бы она ни была, она, прежде всего, человек, творение Господа. И если споткнулась, то помочь ей надо словом добрым и утешительным, а не насилием злодейским! – повышая голос, обводя парней горящими глазами, проникновенно, строго и очень наивно говорил Иов. – Смирите дух свой и станьте на путь человечности и добра, а не зла! Ибо сказано: не делай зла, и тебя не постигнет зло; удаляйся от неправды, и она уклонится от тебя…

Компания слушала проповедь с нескрываемой иронией, но не перебивала. Притихла и Таня.

– А ты мне нравишься, – наконец вклинился Сергей. – Возьму-ка я тебя к себе: будешь личным священником. А, что ребята! Пусть наставляет нас на путь истинный, грехи отпускает. Глядишь – может, перевоспитаемся, а?

– Ты что, Бур, поехал? Зачем он нам нужен? Создадим себе лишние проблемы: его же начнут искать – хай поднимется! – возмутился Бодун.

– А, почему бы и нет? – поддержал Лещ. – Это выглядит довольно прикольно.

– Вот-вот, – задумчиво произнёс Бур, – глядишь – на душе легче станет…

– А кликуху ему дадим – Праведник! – возбуждённо предложил Лещ, который выделялся среди дружков более коммуникабельным и весёлым нравом.

Иов уже давно умолк и слушал парней, как будто речь шла не о нём. При этом, он усиленно что-то обдумывал.

Учёба в семинарии с некоторых пор стала тяготить. Почему так произошло, не мог понять. Вера Иову представлялась в образе живого существа: возвышенного, справедливого, святого. Обилие богословских предметов, их сухость, догматичность, частая противоречивость – подавляли этот образ. Сомнения, зародившиеся после смерти матери, не находили разрешения, а новая городская жизнь только добавляла вопросы.

“Веру нужно укреплять словом и делом, – думал он, глядя на оживлёно беседующих парней. – Вернуть заблудших в стадо Господне – долг истинно верующего. И чем больше я сделаю таких богоугодных дел, тем ближе стану к Вере и к Самому…”.

– Ну, а ты – как смотришь? Даже если не захочешь пойти со мной, заберу силой! Своих решений я, как правило, не меняю, – голос Бура вернул Иова к действительности.

– Не надо силой. Долг мой, указанный Господом, – спасать потерянных, пресекать зло, вселять добро. Вы меня отпустите: улажу дела в семинарии и приду туда, куда скажите.

– Ты меня всё больше поражаешь, Праведник. Таких идеалистов я ещё не встречал в своей беспутной жизни. Тем более будет прикольно с тобой покорешить. Ладно, отпускаю тебя. Приходи послезавтра на это же место и в это время. Устроит?

– Да, – задумчиво ответил Иов и заторопился: – Храни вас Бог. Аминь! – перекрестил каждого и, развернувшись, поправив сбившиеся волосы, поспешил к перекрёстку.

Парни внимательно, будто что-то выискивая, смотрели ему в след, а посерьёзневшая Таня уже не тёрла платком лицо. Все странным образом были уверены, что Праведник-Иов выполнит своё обещание и придёт в назначенное место и время.

Друзья были крайне удивлены заявлением Иова об уходе из семинарии.

– Твой отец так хотел, чтобы ты стал священником. Да, и сам ты… – говорил в недоумении Степан.

– Странно, что могло случиться? Ведь ещё вчера, мы собирались в библиотеку, – разводил руками Митя.

Да, Иов привлёк обоих парней своей искренней верой и убеждённостью. А его честность и бескорыстие покорили окончательно. Потерять такого товарища – никак не хотелось.

– Бог каждому выбирает его путь, – глядя открыто, твёрдо сказал Иов. – То, что мне начертано, я определил ещё в детстве, когда помогал людям уходить от несчастий, болезней, душевных ран. И я пойду этой дорогой дальше.

– Но, ведь, учёба в семинарии, а потом работа священником, не должны этому помешать! – удивлялся Степан.

– Может ты прав, – заканчивая собирать нехитрые вещи, грустно ответил Иов. – Но обстоятельства складываются так, что Господь приготовил мне новое испытание сейчас, а не потом. Я это чувствую, ощущаю всеми частичкам души и ума. И я готов принять эту ношу, этот крест.

– Очень жаль…

Парни проявили такт и не стали подробно расспрашивать о непростом решении друга.

– Ну, что ж – тогда прощай! Желаем тебе Божью помощь и везение.

– Будет трудно – заглядывай. Чем сможем – поможем, – жал руку Митя.

– Конечно, конечно, мы ещё встретимся. Я остаюсь в городе и никуда не уезжаю. Да, вот заявление – передайте, пожалуйста, начальству.

Закинув рюкзак с вещами за плечи, окинув прощальным взглядом комнату, Иов решительно направился к двери. Выйдя из общежития, остановился и взглянул на небо: оно было на удивление чистым, с лёгкой голубизной. Парень перекрестился, что-то прошептал про себя и твёрдой походкой направился к воротам.

Где-то монотонно капала вода, изредка слышалось тонкое попискивание то ли крыс, то ли мышей. Пахло сыростью, застарелой пылью и падалью. Грязная лампа, свисающая с низкого потрескавшегося потолка, лишь слегка рассеивала густой мрак в подвале.

Вдоль стены подвального закоулка, на сыром полу, в позах узников сидели со связанными руками члены банды Бура и Иов в том числе. В этой компании он выделялся и внешним видом, и сосредоточенным взглядом. Парень явно что-то обдумывал…

На противоположной стороне, на скамейках, характерных для третьесортных кинотеатров советской эпохи, расположилось около десятка молодых парней примечательного вида: лысые головы, татуировки и одинаковые гримасы с ухмылками и нехорошим блеском в глазах. В руках держали, покуривая, кто увесистые дубинки, кто прутья. Посредине, между этими импровизированными рядами, прохаживался мужчина “квадратного” телосложения, с крупным, рыхлым лицом. Он держал в правой руке плётку и, хлопая ей по открытой левой ладони, угрожающе твердил:

– Пока, Бур, не скажешь, где прячешь бабки – а по моим подсчётам их немало – живыми ты и твоя банда отсюда не выйдите. И может так статься, что твой попик – для этого случая его не трону – отслужит по тебе и твоей братве погребальный молебен! Так что решай, коллега, и побыстрей!

Мужчина подошёл и, подняв концом плётки подбородок Бура, с кривой гримасой заглянул в глаза. В ответ Бур сверкнул взглядом полным ярости.