Бог сощурил глаза, подбирая слова.

– Энергетика Минцзэ была густой, осязаемой и горячей. Даже невосприимчивые люди ощущали её влияние, ведь она распространялась всюду, куда Дева Солнце ступала, заполняя собой каждый угол. Её аура была ослепительной, и жизнь в жилах била ключом. А Аелия…

Климин устало вздохнула, с грустью глядя на предавшегося далёким воспоминаниям Баиюла. Она тихо и с осторожностью произнесла:

– А Аелия – не она.

– У него её память, я это точно знаю. Они тесно связаны. – Баиюл осёкся, пытаясь унять внезапно появившуюся дрожь в голосе. – У него… её глаза. Я даже подумал, глядя на него: будь у Минцзэ дитя, оно было бы таким.

Климин села рядом с создателем, всей душой желая достучаться до него. Заглянув в его осунувшееся лицо, госпожа вторила:

– Он выглядит, как она. Он занял её место. Он вновь зажёг солнце, которое когда-то принадлежало ей. Но ты же и сам где-то глубоко в душе знаешь, что Аелия – не она. Его энергетика другая, потому что Минцзэ ты ощущал на совершенно ином уровне, Всеотец. Она была для тебя теплом и светом, а этот юноша совершенно чужой. Другой. И сердце в его груди – тоже другое.

Он медленно повернул голову, будто ведомый тихим голосом Климин, и посмотрел ей в глаза:

– Ты можешь сколько угодно сомневаться в моих словах и даже в моём рассудке. Но я знаю, о чём говорю. Его энергии недостаточно. Я ощутил это сразу же, как мы столкнулись.

– Вероятно, в данный момент виной тому влияние Мацерии, – предположила Климин, пожав плечами. – Она ведь подавляет жизненные силы.

– Вот поэтому мне и нужна Доротея. Она сможет точно сказать, что здесь не так.

Остановить Баиюла Климин всё равно не могла, как и просто повлиять на его мнение, поэтому сдалась, ощутив полное бессилие перед его настырностью.

– Ведь если Аелия в самом деле от природы так слаб, то и сердце его не выдержит энергетики Минцзэ. И попросту сгорит прямо у неё в груди. Я не могу на это пойти.

Климин фыркнула:

– Какой же ты лицемер, Всеотец. Зато ты можешь пойти на риск, из-за которого угроза нависнет над всем миром.

Баиюл пропустил её слова мимо ушей:

– А потом мы отправимся на поиски Мариана.

И лишь заслышав имя любимого сына, Климин смолкла. Она с ужасом осознала, что тоже готова пойти на любой шаг, лишь бы увидеть его живым. И даже потакать безумной прихоти Баиюла. Госпожа Мудрость прекрасно знала, что Мариана точно будут искать для того, чтобы своими чудотворными руками он отнял сердце у Аелии и пересадил его Минцзэ. Таков был уговор, и ему придётся следовать. Климин тоже была лицемерной и расставляла приоритеты в свою пользу, хоть и неустанно твердила о морали. Она вторила о том, насколько эгоистично желание Всеотца, а сама игнорировала задуманное ими кощунство.

– И как только он будет найден, Минцзэ вернётся ко мне.

– Эгоист проклятый, – сквозь зубы процедила Климин. – Господин, ты мне противен.

Она не смотрела на бога, произнося эти слова, ведь они были адресованы вовсе не ему.

Он хотел сказать: я и себе противен. Хотел сказать, что согласен с ней, но вместо этого лишь рявкнул, отмахнувшись от неё:

– Климин, хватит!

Та замолчала, не проронив больше ни слова.

– Я сделаю так, как решил. Твоя забота – помочь мне в этом, как мы и договаривались. Всё! Не желаю больше ничего слышать.

С этими словами он встал и, толкнув двери, вышел из покоев Госпожи Мудрости, оставив после себя напряжение, повисшее в воздухе. Климин смотрела ему вслед, сидя на месте ещё пару мгновений. Она прокручивала в голове их разговор, посчитав, что была недостаточно убедительной. Внутри всё ещё тешилась надежда на его благоразумие, но она таяла с каждой секундой. На самом деле никто не смог бы отговорить Баиюла от задуманного, ведь сердце его ранили слишком глубоко.

Климин вновь тихо села за стол. Дрожащая рука подняла перо. Оно показалось невероятно тяжёлым. Работать дальше не было сил, но она продолжила, чтобы отвлечься и унять тревогу.

Как только Аелия переступил порог покоев Бьерна, он сразу же ощутил то, насколько энергетика этой комнаты отличалась от той, что царила во всём дворце. Здесь было тепло и уютно: в камине трещали поленья, в воздухе стоял аромат благовоний, тех самых, что воскуривают в храмах – из дрём-цветов.

Оглядевшись с интересом, юноша обнаружил палочку, от которой исходила полупрозрачная танцующая дымка. Она стояла у кровати на подставке, очевидно, для того, чтобы способствовать спокойному сну и душевному покою. Нигде во дворце ему не приходилось видеть ничего подобного, потому Аелия немного удивился увиденному.

Бьерн, заметив заинтересованный взгляд, направленный на благовоние, тут же объяснил:

– Я всегда любил их запах. А ещё люблю смотреть хорошие сны. Увы, но энергия Баиюла, преисполненная скорби, дурно влияет на обитателей дворца, вызывая кошмары и неприятные видения. Вот я и решил прибегнуть к помощи трав.

– И даже на тебя влияет? – удивился Аелия.

Бьерн усмехнулся:

– Считаешь, будто я не подвержен влиянию негативных чувств?

Юноша пожал плечами:

– Не знаю. Честно говоря, вы оба для меня абсолютная загадка.

Бьерн подошёл к платяному шкафу и принялся в нём что-то искать.

– В самом деле? – спросил он. – Интересно, почему?

Аелия скромно стоял у двери, не решаясь пройти в покои.

– У меня странные ощущения на ваш счёт. Я будто бы давно вас знаю, но при этом совсем ничего не помню.

Бьерн мягко улыбнулся, продолжая перебирать вещи. Он спросил:

– Правда? И что же это за ощущения?

– Всеотец пугает меня, но я всё равно преисполнен к нему какой-то непонятной… – Аелия задумался, подбирая правильные слова. – Любовью. Вероятно, именно это и испытывают к богам их создания.

Бьерн замер на мгновение и обернулся, держа в руках вытащенные из шкафа вешалки с какими-то одеяниями. Он внимательно смотрел на Аелию. Улыбка исчезла с лица. А Солнце продолжал:

– А тебе хочется доверять. Наверное, поэтому я так свободен в суждениях и говорю их вслух, ничего не страшась. Обычно люди понимают свои чувства, ведь у каждого есть причина, вследствие которой и возникают те или иные эмоции. Я свои объяснить никогда не мог. Они будто бы уже были во мне. Задолго до моего рождения. Что это может значить? Ты знаешь, брат Всеотца, Половинка сердца божественного?

Бьерн обомлел. Одеяния упали на пол из рук, что вдруг утратили все силы. Из приоткрытого рта пытались выйти звуки, но они застряли в горле, словно репейник – такие же колючие. Во взгляде стоял вопрос, задать который брат бога никак не мог.

Нахмурив брови, он, казалось, стал бледнее обычного. А потом тихо, почти шёпотом, произнёс:

– Как ты меня назвал?

Аелия и сам не понял, почему назвал его именно так.

– Прошу прощения, господин, если обидел тебя этим.

Бьерн ничего не ответил. Он был настолько поражён, что не мог даже просто пошевелиться. Лишь пронзал юношу ошарашенным взглядом, изучая и будто бы пытаясь что-то разглядеть. Аелия не понимал этих перемен в Бьерне. Он и не мог.

Половинкой сердца божественного его называла только Минцзэ, и никто больше. К тому же она никогда не произносила этих слов во всеуслышание. Нормы приличия в среде монархов не позволяли. Потому это обращение было скорее дружественным.

Бьерн не решился что-то объяснить Аелии и предпочёл перевести тему. Он часто заморгал, словно пытаясь сбросить с лица это непонятное выражение, и уже через секунду вернул прежнее настроение, будто ничего и не случилось. Конечно, Солнце это заметил, но не стал расспрашивать, поняв одно – то было нечто личное, потаённое.

Вокруг него и так происходило слишком много странностей в последнее время, и эта была одной из них.

– Прежде чем мы выйдем в город, примерь это.

Брат бога поднял упавшие на пол одеяния. Ими оказались шубы из шкуры медведя. На вид очень тёплые и дорогие.

– Но для чего они мне? Я ведь могу согреться самостоятельно.