Башмачки эти Ваня заботливо протер тряпочкой и поставил аккуратно под кровать. И пока не уснул, несколько раз склонял с кровати голову и смотрел на них благодарно…
Сиротские крошки
…Отстояли в Николаевке мокропогодные октябрь и ноябрь. В декабре со снегопадами и морозами прикатила зима, отлютовала в январе, а уж февраль привел за собой метели и снеговеи.
Занесло в деревне дома под самые брови, раскатали вьюги белоснежные холсты в лугах и подско-тинах, реку замели, старые мельничные плотины и омуты, от дорог и тропинок одни еловые ветки остались торчать…
Бежит Ваня радостный в школу. Валенки на ногах теплые, хоть и не новые, но подшиты второй подошвой смоляными нитками – сносу нет. Можно и с горки прокатиться, на льду конскую кулебяку погонять. Но валенки беречь надо, вот у них сколько наследников детдомовского братства. Поносил сам, вырос, отдай младшему…
Пальто у Вани на пару размеров больше, но зато с меховым воротником, не на одну зиму хватит, знатная шапка ушанка…
А вот руки приходится в карманы прятать, рукавиц нет.
Бегут ребятишки из детского дома в школу, во вторую смену они учатся. В первую – деревенские.
Сугробы – выше голов. По веткам уцелевшие в январскую стужу воробьи прыгают, чирикают озабоченно. Голод – не тетка. Колхозные амбары пусты, где бы можно было зернышко раздобыть…
Ребята останавливаются, вытряхивают из карманов на тропинку затерявшиеся хлебные крошки и зернышки.
Клюнет серый крошку от сиротской краюшки – и то спасение. Чирикает благодарно на ветке:
– Жив, жив…
– И мы живы, – отвечают мальчишки воробью. – И дальше будем жить.
В детдоме и завтрак, и обед, и ужин. На обед хлебушка кусочек в 70 граммов да тарелка супа-пюре из зеленого горошка.
– Маловато, но до лета дотянем, – говорит уверенно ночная няня баба Сима, – а чуть пригреет, крапива пойдет… Какие щи из нее получаются добрые, за уши не оторвать… Потом дудки сладкие вырастут, кислица, пестыши, ягоды всякие зреть станут, грибы, турнепс, репа… Рыба из реки сама на сковородки прыгать будет… Переможем, ребятки, и эту войну…
…Похоже, что войны немного осталось. В пионерской комнате висит большая карта, на которой красными флажками лучшие ученики отмечают боевые успехи нашей армии. Еще немного, еще чуть-чуть, и вот уже наша граница… и граница врага…
Среди учеников Ваня – первый. Он, да Витя Черемисин, да Толя Мишенев, Ванин сосед по койке.
Любимая учительница Римма Ивановна – не нарадуется. Руку Ваня тянет всегда, отвечает четко, емко, даже когда вертится, слушает, кажется, вполуха.
Добрый мальчишка растет, справедливый¸ сострадательный. Стихи любит. Римма Ивановна тоже любит стихи и часто декламирует их детям. Больше Пушкина.
«Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит.
Печальный лес один темнеет,
Да ель сквозь иней зеленеет,
Да речка подо льдом блестит…»
Ване кажется, что эти строчки Пушкин написал про Николаевку. Вот она высокая ель на берегу у Попова гумна, вот она блестит, вот они – снежные ковры…
Ваня и сам много знает стихов и часто читает их по просьбе учителей или товарищей. Он словно погружается в неведомую глубину слов, собранных в стихи, и видит, и слышит в них больше смысла, чем все остальные.
…Учиться непросто – тетрадок нет, писать приходится на газетах. Да добрая душа, – Римма Ивановна, не щадит свою библиотеку, делая из книг тетради для детей. Особенно хороши получаются они из книжек со стихами. Там много чистого места, чтобы решать примеры и задачки. И стихи в душу сами ложатся.
У Вани тетрадка, собранная из книжки поэта Ивана Никитина.
Аккуратным бисерным почерком выводил мальчик свои классные прописи рядом со стихами этого замечательного крестьянского поэта:
И во всех концах
Света белого
Про тебя идет
Слава громкая.
Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью,
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову.
…В эту пору в детдом на двух лошадях, запряженных в розвальни, привезли пополнение: с десяток ребятишек – сирот войны.
Дети растерянно стояли во дворе, переминаясь с ноги на ногу. Старожилы детдома побежали их встречать. Выскочил и Ваня.
И сразу же он обратил внимание на мальчишку, стоявшего в сторонке, державшего за руку девочку. – Шурка! – закричал Ваня радостно. – Синицын! Приехал! С сестрой! Это Лида?
На лице товарища мелькнула лишь тень улыбки. – Случилось что? Папка ваш?
– Да, – потупился Шурка. – Не дождались мы папку… Похоронка пришла. Умер от ран…
– Дак у меня! – заволновался Ваня. – У меня кисет его…
Мальчик бросился к спальному корпусу и через минуту вернулся. В руках у него был тот самый вышитый синий кисет – последний привет от Федора Синицына…
…Ваня не знал, что в сорок четвертом и его отца, Михаила Петровича Андреянова, после ранения привез санитарный поезд на излечение домой.
К тому времени никто из родных Вани не знал, где их мальчик. Документы о направлении его в Николаевский детдом затерялись.
Берегиня
Поздно вечером ребята сидели на крыльце детдома. Давно был объявлен отбой, но как тут уснешь, когда в небе несмолкаемо курлычут журавли, кричат стаи перелетных гусей и уток…
Нужно было дождаться, когда в комнате все улягутся, уснет неусыпная баба Сима, и тогда, взяв в руки ботинки, осторожно пройти на цыпочках мимо героической охранницы, которая, как всегда, спит на составленных тубаретках. Потом откинуть крючок и тихо, чтобы не скрипнула дверь, выскользнуть тихонько в гулкую весеннюю ночь, полную радостного птичьего гомона…
…На крыльце сидели три друга: Ванюшка, Шура Синицын и Толя Мишенев.
– Ах, если бы весна и лето были всегда… – сказал Толька.
Его привезли сюда с самого Севера, где северные олени и нерпы живут, там зима – целых восемь месяцев. А на весну, лето, осень остается всего четыре месяца…
– Я бы катался на лодке и собирал цветы в красивые букеты, и дарил их нашим воспитателям и учителям, – сказал Ваня.
– Так ты не оставишь травы и коровам, – сказал практичный Шурка. – Чего лошади есть будут? Все трое так и покатились от смеха. Но смеялись тихо, зажимая себе рты, чтобы не разбудить никого.
– Не букетами же их кормить?
Насмеявшись, они стали дальше мечтать про лето.
Шурка, помолчав, добавил:
– Я рыбалку люблю, но больше всего люблю лошадей. Надо попросить директора, чтобы она назначала нас почаще дежурными по скотному двору, – сказал Шурка, обращаясь к Ване. – У меня сам знаешь, какой опыт с лошадьми работать.
– Знаю. У нас мало кто сможет лошадь запрячь…
– Проще простого, – обрадовался Шурка. – Берешь хомут кверху клещами, надеваешь его на голову… Переворачиваешь.
– Себе надеваешь? – простодушно спросил Толька.
– Лошади…
И все трое снова засмеялись, представив Тольку с хомутом на шее.
– Потом нужно хомут засупонить… Надеть седелку… Чересседельник затянуть, подпругу, а потом уж оглобли, дугу…
– Так она тебе и дастся? – выразил Толька сомнение. Вон у нас Воронок какой – не подступиться.
