следних,

может

быть.

Мыкола Григорич, как взрослому, пожал Глебушке руку:

– 

Мамку береги! Ты у нее теперь – главный в жизни мужчина.

И хватит барином в коляске сидеть. Быстрее лечись! Чтоб в Мар-

тоношу

на

своих

двоих

вернулся,

понял?!

Глебушка кивнул и посмотрел на мамку. Она опять плакала. На этот раз беззвучно. Что ж поделаешь с этими женщинами, если они так устроены.

В вагоне вкусно пахло яблоками, сеном и стругаными досками.

Мамка зажгла керосиновую лампу, быстро навела в вагоне уют и положила поверх сена на нары два байковых одеяла.

Состав тронулся, и Глебушка с интересом стал привыкать к новой обстановке. Вечер, как всегда, навалился мгновенно, без пред- упреждения. Тяжелая вагонная дверь была закрыта изнутри, но в небольшие решетчатые проемы окон пробивался полумрак. Вскоре он сменился полной темнотой.

– 

Давай

спать,

сынок,

–

сказала

мамка

и,

задув

фитилек

лампы,

легла на нары рядом с Глебушкой. – Тебе, как, удобно здесь? – тихо

спросила

она.

– 

Удобно, – сказал Глебушка и вдохнул полной грудью запах

мамкиных

волос.

Они

пахли

счастьем.

Глава 2.

Хлопчик

из

города

белых

ночей

Состав, в котором было три вагона яблок, шёл в Ленинград со станции Новомиргород не пять дней, как предполагал Мыкола Григорич, а ровно неделю.

Глебушка быстро успел привыкнуть к новой жизни, тем более что она была прекрасна. Днем мамка открывала дверь вагона, и Глебушка мог часами наслаждаться менявшейся картиной. Одни мазанки сменялись другими, вместо акаций и пирамидальных то- полей стали появляться березы и осокоры. На лугах паслись стада коров. Чем дальше на север ехал их состав, тем меньше было коров в бело-красных пятнах. Все чаще появлялись коровы с черно-белым окрасом, которые в Мартоноше вообще не встречались.

Их состав как-то быстро дошел до Киева. И хотя поезд, как партизан, пробирался на север больше окраинами да огородами, Глебушка успел разглядеть издалека гигантский город, который ошеломил его своими масштабами. Зрелище было таким подавля- ющим, что он даже не задавал мамке никаких вопросов, а просто ошарашенно смотрел и смотрел. Мамка и сама никогда раньше дальше райцентра не ездила. Её впечатления мало чем отличались от Глебушкиных. Разве что в свои 35 она уже научилась думать по- взрослому, хотя, если честно, иногда Глебушке казалось, что он куда старше и опытней мамки.

Состав останавливался очень часто. Нередко просто в чистом поле, иногда на полустаночках. Случалось, что и на станциях посо- лидней. Мамка на станциях всегда запирала дверь вагона изнутри:

– 

Чтоб

добрые

люди

не

совались,

куда

не

следует,

–

объясняла

она

Глебушке.

На полустанках, где людей было мало, или не было вовсе, она быстро пробегала вдоль своих вагонов и проверяла засовы и плом- бы. К счастью, до самого конца пути никаких посягательств на их груз не было.

Количество вагонов в составе постоянно менялось. Какие-то вагоны на станциях отцепляли, какие-то, наоборот, добавляли. Меня- лись и паровозы. Где-то в Белоруссии, кажется, в Гомеле, состав уже потащил тепловоз. Глебушке было жаль расставаться с паровозами. Он полюбил их за красоту. Тепловозы, конечно, были новенькими и еще более крупными, но было в паровозах что-то волшебное, что ли. Чем дальше состав двигался на север, тем больше менялась природа. Появилось много новых деревьев. Мамка сказала, что это сосны и елки. В Мартоноше таких деревьев не было. Стало холод- нее. Ближе к Ленинграду мамка даже надела на Глебушку пальто.

По вечерам она топила буржуйку, на ней же готовила еду. В вагоне по-прежнему было тепло и уютно.

В Ленинград приехали рано утром. Состав загнали на запасной путь. Мамка и Глебушка сидели, нахохлившись, в распахнутом про- еме двери и не знали, что делать дальше. Иногда мимо проходили какие-то люди и не обращали на них внимания. Они разговаривали между собой на каком-то непонятном языке. Правда, матюки были знакомыми.

Через какое-то время к ним быстрой походкой не подошел, а, скорее, подскакал толстенький жизнерадостный человек с порт- фельчиком в руке, почти таким, какой был у папки. Человек был удивительно похож на воздушный шарик, который однажды папка привёз Глебушке аж из Кировограда.

– 

Мария Брэворош? – спросил он, и мамка радостно закивала.

Это

и

был

их

земляк

из

Златополя.

Он

при

всей

курьезности

своей

фигуры оказался на удивление шустрым. С его приходом все во-

круг

вагонов

как-то

забурлило,

закрутилось.

Появились

какие-то

сильные дядьки, которые сноровисто начали перегружать яблоки в ящики и быстро ставить их в грузовики, подходившие один за другим, как по расписанию.

– 

Комнату вам снял на первое время на Фонтанке, – сказал,

улыбаясь, земляк. Говорил он по-украински, но с каким-то не-

большим

акцентом.

–

Комната,

правда,

плохая,

но

на

первое

время

сгодится. Мать ошарашенно кивала и улыбалась как-то незнакомо,

жалобно.

– 

Насчет

денег

за

яблоки

не

волнуйтесь,

Мария.

–

Земляк

укладывал мамкины накладные в свой портфельчик. – Все сделаем

честь по чести. Не обманем. Свои ж люди. На базаре вам стоять не

надо

–

есть

у

меня,

кому

торговать.

Обживайтесь.

Завтра

повезу

вас

к

одному

светиле!

Пусть

хлопца

посмотрит

и

диагностирует.

При слове «диагностирует» мамка напряглась, а Глебушка по- просту испугался: не отрезали бы чего.

До квартиры, где им предстояло жить, доехали с ветерком – на настоящей легковой машине! Земляк сидел рядом с водителем, а Глебушка с мамкой позади, на мягких-мягких сидениях.

Глебушка, не отрываясь, смотрел в окно. Зрелище было удиви- тельное! Широченные улицы были ровными-ровными. Те из них, что были чуть уже, были утыканы какими-то пупырышками.

– 

Скоро

и

на

этих

улицах

уложат

асфальт,

–

весело

комментиро-

вал

Земляк.

–

Булыжники

последние

годы

здесь

лежат!

Скоро

у

нас

будет не хуже, чем в Москве. На Невском уже первый подземный

переход

роют.

– 

На

Невском?

–

переспросила

мамка.

– 

Да,

это

наш

главный

проспект.

Как

улица

Ленина

в

Златополе.

Привыкайте, Мария. Вы теперь – ленинградка.

– 

Нет,

мы

сюда

ненадолго.

Полечимся,

как

следует,

и

домой.

– 

Вот

именно

–

как

следует,

а

не

как

Бог

на

душу

положит!

–

наставительно

сказал

Земляк.

–

Я

договорился

по

блату:

будете

по

своей специальности в садике возле дома работать. И сын при вас, и

работа знакомая, и дом рядом. Зарплата – не ахти какая, но сытыми

будете.

К

тому

же

премия

за

яблоки

полагается

–

все

официально,