– Чинить? – неуверенно предположила Ася.

Дядя Миша вздохнул в ответ. По мнению Аси, сарай был прекрасен – и разноцветные заплатки на крыше, и лопнувшая стена, словно разошедшаяся под тяжестью лет. Трещина тянулась сверху донизу, и самая широкая часть была на уровне глаз Аси, так что удобно было заглядывать внутрь. В самом сарае Асе тоже нравилось. Деревянные настилы вытерлись до круглых дыр. Бревна-опоры за годы прикосновений стали гладкими и блестящими.

Этим летом трещина стала шире, заплаток на крыше – больше, а дыры в полу круглее, иногда корова застревала копытом. Ни на ремонт, ни на стройку денег не было. Дядя грустнел с каждым днем. Асе тоже становилось грустно рядом с ним.

Она помогла подмести двор и, пока дядя Миша не выпустил Премерзкого, вышла через калитку обратно в огород.

– Премерзкий, – сказала она и шагнула до куста смородины, – отвратительный. – Шаг к грядке с зеленью. Дальше пошло быстрее. – Гадкий. Противный. Гнусный. Дурной. Мерзопакостный. Поганка.

Так скакала до дома.

В доме стояла тишина. Сестры ушли. Бабушка спала. Оказалось, что вернулась из школы тетя Маша.

Она сидела за кухонным столом, обложившись листочками, тетрадями и записочками, и сверяла записи, тыкая пальцем из одной писульки в другую.

– Так, замочить кору на 15–20 минут в горячей воде… Из сахара – карамельный сироп… – Тетя Маша заметила Асю: – Девки опять заставили посуду мыть?

Ася не знала, что ответить. Врать вроде как нехорошо, но, если сказать правду, сестрам влетит, а потом влетит ей от сестер. Пока она раздумывала, тетя догадалась сама.

– В карты проиграла? Они никогда кастрюли не вымоют.

– И карты в отбой скидывают!

Сестры и правда всегда торопились и оставляли грязные кастрюли на плите, как будто не заметили. Но тетя Маша была занята записочками и снова склонила к ним свою завитую барашком голову.

– Месяц в тепле… отфильтровать… месяц в темноте… так… Насыщенный коричневый цвет и ярко выраженный аромат!

– Это что? – поинтересовалась Ася. – Рецепт?

– Коньяк! – довольно ответила тетя Маша и принялась складывать бумажки в одну стопку. – Домашний коньяк на дубовой коре. Из самогона. Надо у Дубининых литров двадцать заказать. На все дни рождения до самого Нового года хватит! Кто делал, говорят, от настоящего не отличить. Может, продадим еще.

Она взяла сумку и достала из нее крошечный кошелек.

– Сходи в аптеку, возьми там… – Тетя завозилась, отсчитывая монетки.

– В аптеке же нет ничего, – возразила Ася.

– Трава всегда есть, – ответила тетя и высыпала деньги Асе в ладошку. – Две пачки дубовой коры.

– И хлеба нет, – напомнила Ася.

– Возьми тогда еще. – Снова возник кошелечек. Тетя достала оттуда единственную бумажку. – Смотри, чтоб вчерашний не подсунули.

– Маня, ты пришла? – донесся скрипучий бабушкин голос.

– Пришла! – крикнула в ответ тетя.

– Обутки надеть помоги! Девки-то, заразы, смылись до вечера шариться!

Тетя ушла помогать бабушке, а Ася достала из шкафа матерчатую сумку и выбежала во двор.

Аптека и магазин были рядом. Можно доехать по своей улице, но можно дать круг по главной дороге. По своей – ближе, но гонщики, скорее всего, сидят возле остановки у мостика. После обеда они собираются в овраге, а если печет солнце – прячутся под мост, очень удобно. И гонять по главной дороге удобнее, она покрыта хоть и побитым, но все же асфальтом, а улица, где стоит дом тети, засыпана гравийкой, и велосипед кряхтит «хрым-хрым-хрым-хрым», подскакивая на крупных камнях.

Ася прикрепила сумку к багажнику, вывела велосипед за калитку, выехала на площадь перед мостиком и затормозила. Спустила одну ногу и вытянула голову, высматривая гонщиков. Тихо и пусто.

– Эй, вы здесь? – позвала Ася и задержала дыхание, прислушиваясь. Только шум ветра и шорох песка, змеящегося по земле. – Ну, я погнала, – на всякий случай предупредила она в пустоту.

Ну и ладно, без них тоже хорошо. Она глубоко вздохнула от предвкушения скорости. Оттолкнулась и разогналась за секунды.

Песчаная обочина у дороги – ровная, гладкая. Велосипед несется, как будто летит, – ни камушков, ни колеи. Ася набиралась смелости оторвать руки от руля. Так может Лена – раскинуть руки и нестись, запрокинув голову, и не падать! Ася попробовала отпустить руль, но переднее колесо мгновенно повело в канаву справа, и Ася судорожно схватилась за резиновые рукоятки и выровняла велосипед как раз в тот момент, когда сзади раздался протяжный свист. Гонщики!

Пока Ася разгонялась, не услышала, что они выскочили из-под моста и нагоняют ее. Двое мальчишек и одна мелкая девчонка на двух велосипедах. Девчонка сидит пассажиром на багажнике, но этот велосипед не отстает, а, наоборот, гонит впереди.

– Давай-давай-давай-давай! – Они закричали, засвистели, и Ася вытянулась в струнку и закрутила педали что было сил, однако правая нога сорвалась, и велосипед опять повело. Ася выровняла руль, но потеряла время – мальчики догоняли.

– Мишка, давай! – крикнули из-за спины.

Как зовут гонщиков, Ася не знала и сейчас не понимала, кто из них Мишка. Они уже поравнялись с памятником Ленину, он стоял посреди заросшего полынью огромного пустыря, огороженного забором. В конце забора гоночная трасса заканчивалась, и туда Ася еще ни разу не приехала первой.

Она всем сердцем, которое, казалось, вот-вот выскочит и полетит впереди велосипеда, потянулась к уголку забора и закрутила педали сильнее, но все же… сердце вернулось на место и заколотилось – от страха. От того, что Асю несло на огромной скорости, которой она уже не управляла, от явственного ощущения, что, потеряй она руль, она выскочит прямо в канаву или со всей силы ударится об один из бетонных столбов, маячивших впереди. И она перестала крутить педали, и сила, несшая ее вперед, стала слабеть, слабеть. И вот один из велосипедов поравнялся с ней, вот обошел ее на колесо. И вот конец забора, и ее соперники притормаживают и останавливаются, и она тоже – не доезжая до них. Страх наконец уходит, но появляется досада на себя.

«Вз-з-з-з-зж» – раздался из-за спины рев мотоцикла.

– Эй, шпана, а ну я вам! – рявкнул мужской голос, перекрикивая рев мотоцикла. Дядя Ерболат, сосед по улице, притормозил между Асей и гонщиками, кричал и даже потряс кулаком в воздухе: – Чё творите? Бошки поразбиваете! Больница не работает! – Он отпустил тормоз, и мотоцикл уехал.

Гонщики спешились и, хитро улыбаясь, смотрели на Асю. Ася впервые рассмотрела их внимательно: обычно они, обозвав ее, сразу уезжали. Велосипеды были обычные, старые, как у Аси, так что дело не в них – отметила она про себя. Оба гонщика были на голову выше Аси, а пассажирка на багажнике – совсем маленькая. Мальчики загорелые, в мятых футболках и линялых шортах. Девчонка – в бело-голубом китайском платье с крылышками.

– Дура? – сказал старший с еле заметной вопросительной интонацией, словно уточнял у Аси, дура ли она.

– Сами идиоты? – ответила она так же.

– Ну давай тогда, – сказал старший и развернул велосипед с пассажиркой на багажнике.

Они поехали обратно к мостику. А Ася подумала, что в первый раз они обозвали друг друга не зло, а как добрые знакомые. Она не стала забираться на велик, а повела его за руль, в крутую горку, на вершине которой стоял магазин с вывеской «На горке».

У входа в магазин, у тюлевой занавески, стояла и курила продавщица Галя.

– Что, опять обогнали? – спросила она и выпустила семь колечек дыма.

Ася засмотрелась на колечки и забыла ответить. Хотя что отвечать, и так ясно. Она отодвинула серый тюль и вошла в магазин.

– Жизнь – штука такая, – продолжала Галя, хотя слушательница покинула ее, – сегодня проиграешь, завтра – выиграешь. Хотя проигрываешь чаще. Непросто все, короче.

Ася стояла у поддонов с серым хлебом, ждала и смотрела на продавщицу сквозь тюль. Даже через него Галя не казалась симпатичной.