Местные жители, понаблюдав за ней, решили, что девушка с таким добрым и легким нравом будет счастлива в любых обстоятельствах.
Где бы ни появлялась Люси Грэм, она несла с собой радость и свет. Когда она входила в бедную хижину, казалось, что под нищенскую кровлю заглядывает солнечный луч. Побеседовав с четверть часа с какой-нибудь жалкой старухой, она так радовалась восхищению беззубой кошелки, словно все это время выслушивала комплименты от маркиза. Когда она уходила, не дав ни гроша (скромное жалованье не оставляло места щедрости), старуха посылала вслед такие похвалы ее благородству и доброте, каких не удостаивала и свою главную благотворительницу, жену викария. Мисс Люси Грэм обладала волшебной властью – очаровывать словом и опьянять улыбкой. Все вокруг ее любили и превозносили до небес. Мальчишка, открыв ей ворота, вприпрыжку бежал домой, спеша поведать матери, каким ангельским голосом поблагодарила его удивительная девушка за маленькую услугу. Церковный служка, провожавший ее до скамьи, где сидело семейство доктора, викарий, видевший ее нежные голубые глаза, устремленные на него, когда он читал проповедь, носильщик с железнодорожной станции, доставлявший ей время от времени письмо или посылку, не требуя вознаграждения, наниматель, его гости, ученицы, прислуга – все единогласно соглашались, что Люси самая замечательная девушка на белом свете.
Должно быть, слухи эти проникли в тихие комнаты Одли-Корта или сэр Майкл заприметил миленькое личико девушки в церкви – так или иначе, он почувствовал вдруг неодолимое желание поближе познакомиться с гувернанткой доктора Доусона.
Он намекнул о своем желании достойному доктору, который устроил у себя небольшой прием, пригласив викария с супругой и баронета с дочерью.
В тот тихий вечер решилась участь сэра Майкла. Он не мог более противиться очарованию голубых глаз, грациозной лебединой шеи и склоненной головки под водопадом пышных волос, тихой музыке нежного голоса, гармонии женской прелести, которой была с лихвой наделена эта девушка, не мог идти против судьбы. Да, это судьба! Никогда прежде он не любил. Брак с матерью Алисии представлял собой лишь скучную сделку, призванную сохранить имение в руках семьи. Никакие силы не могли раздуть слабую искорку любви к первой жене до яркого пламени. И вот пришла настоящая любовь – с томлением, сомнениями и беспокойством, с мучительным страхом, что возраст может стать неодолимой преградой на пути к счастью. Сэр Майкл вновь всеми фибрами души возненавидел свою седую бороду и почувствовал неистовое желание вернуть молодость, шевелюру цвета воронова крыла и тонкую, как двадцать лет назад, талию. Потекли бессонные ночи и унылые дни, которые скрашивало только любимое лицо, случайно мелькнувшее в окне, когда баронет проезжал мимо докторского дома. Все эти многочисленные симптомы указывали на горькую правду: в солидном, трезвом возрасте пятидесяти пяти лет сэра Майкла Одли поразил ужасный недуг, именуемый любовью.
Вряд ли баронет, ухаживая за девушкой, сознательно рассчитывал на свое богатство и положение в обществе. Если подобные мысли и приходили ему в голову, то он гнал их прочь, содрогаясь от отвращения. Мысль о том, что очаровательное и невинное существо способно прельститься домом и титулом, приносила ему невыносимые страдания. Нет, он надеялся, что молодая девушка (никто в точности не знал, сколько ей лет, однако предполагали, что чуть более двадцати), не видевшая в жизни ничего, кроме тяжкого труда и зависимости, еще ни к кому не испытала глубокой привязанности и он, первый мужчина, окруживший ее нежной заботой, вниманием и покровительством, напомнит ей отца, которого она, вероятно, потеряла, сумеет стать необходимым, завоевать ее юное сердце и заполучить руку. Несомненно, то были романтические грезы, и все же нашему герою подобное развитие событий казалось вполне реальным. Что касается Люси Грэм, то она словно не замечала авансов баронета и никогда не прибегала к уловкам, которые применяют женщины, стремясь поймать в свои сети богатого мужчину. Она привыкла к всеобщим восторгам, и поведение сэра Майкла не производило на нее особого впечатления. Опять же, сэр Майкл вдовел так долго, что никто уже и не чаял увидеть его под венцом второй раз. В конце концов миссис Доусон решилась заговорить об этом с гувернанткой. Они сидели в комнате для школьных занятий. Супруга врача держала в руках вышивку, а Люси наносила последние штрихи на акварельные наброски учениц.
– А известно ли вам, дорогая мисс Грэм, – промолвила миссис Доусон, – что вы должны считать себя редкой счастливицей?
Гувернантка подняла прелестную головку от акварели и удивленно взглянула на хозяйку, тряхнув золотистыми кудрями. Когда на них падало солнце, эти восхитительные кудряшки, мягкие и пушистые, образовывали сияющий нимб вокруг ее головы.
– Что вы имеете в виду? – спросила она, погрузив кисточку из верблюжьей шерсти в аквамарин на палитре и осторожно проведя ею по лиловой полосе, чтобы подчеркнуть линию горизонта на рисунке.
– Я хочу сказать, милочка, что вам ничего не стоит стать леди Одли, то бишь хозяйкой Одли-Корта.
Люси уронила кисточку на рисунок и покраснела до корней волос, а затем смертельно побледнела.
– Да не волнуйтесь вы, – утешила ее докторская жена, – никто не заставит вас выйти замуж за сэра Майкла Одли силой. Разумеется, это был бы замечательный союз. У сэра Майкла солидный доход, и он самый щедрый мужчина в округе. Вы заняли бы высокое положение и могли бы сделать много добрых дел. Но, как я уже сказала, вы должны руководствоваться только собственными чувствами. Добавлю одно: если знаки внимания с его стороны вам неприятны, то не совсем честно с вашей стороны поощрять дальнейшие ухаживания.
– Внимание… ухаживания? – обескураженно пробормотала Люси. – О чем вы, миссис Доусон? У меня и в мыслях не было… Я и вообразить не могла…
Девушка умолкла и глубоко задумалась, облокотившись о стол и обхватив голову руками. Она носила на шее узкую черную ленточку то ли с медальоном, то ли с крестиком, а может, с миниатюрой, однако всегда прятала безделушку под платьем и сейчас, нервно сжав спрятанный на груди предмет, сказала:
– Видите ли, миссис Доусон, некоторые люди рождены под несчастливой звездой. Для меня было бы слишком большой удачей стать леди Одли.
Она произнесла это таким горестным тоном, что супруга доктора посмотрела на нее с искренним удивлением.
– Это вы-то несчастливы! – воскликнула миссис Доусон. – Не гневите бога! Вы талантливая, жизнерадостная девушка, на вас смотреть приятно… Честное слово, не знаю, что мы станем делать, когда сэр Майкл вас похитит.
Впоследствии они не однажды возвращались к этой теме, и Люси никогда больше не выдавала своих чувств, когда речь заходила о восхищении баронета. В докторском семействе молчаливо решили, что как только сэр Майкл сделает предложение, гувернантка, само собой, его примет: для девушки без состояния упустить такой шанс – величайшая глупость.
Однажды туманным августовским вечером сэр Майкл, сидя рядом с Люси Грэм у окна в маленькой гостиной доктора, воспользовался тем, что хозяева оставили их одних, и открыл девушке свое сердце. Немногословно, однако весьма торжественно он попросил ее руки. Было нечто трогательное в его повадке и самоуничижительном тоне, ведь он понимал, что вряд ли может рассчитывать на взаимность чувств молодой красавицы, и скорее желал отказа, пусть даже грозящего ему разбитым сердцем, чем согласия без любви.
– Нет большего греха, чем идти замуж без любви, Люси, – серьезно заявил он. – Поскольку вы мне дороги, я не хотел бы, несмотря на свое сердечное желание и страх разочарования, чтобы вы совершили такой грех ради моего счастья. Брак, продиктованный любыми мотивами, кроме искренности и любви, обречен на неудачу.
Люси Грэм смотрела не на сэра Майкла, а вдаль, в туманные сумерки над садом, и баронет, видя только профиль девушки, не мог уловить выражения ее глаз. Если бы ему это удалось, он увидел бы тоскливый взгляд, устремленный не к горизонту, а гораздо дальше, в бесконечную неизвестность, в иной мир.
