В синей куртке и с модной укладкой;

С января до прошедшего мая.

Она робко глаза опускала,

Вечно бледная – даже краснела;

Так надеясь, чего-то искала,

Находила – не то, что хотела.

Возвышаясь – и канувши в пропасть

То ли в осень, а то ли – мгновенье;

Он лелеял и взращивал гордость,

А она только тратила время.

И глазами, что цвета какао

Иногда на секунды схлестнутся.

Она думала, что его знала,

И никак не желала проснуться.

Только слово, упавшее в воздух

Ей однажды глаза приоткрыло…

Ей влюбляться в него было поздно

Или рано считать, что любила.

Я тебя разыщу невольно;

Снова спрячусь за камнем времени.

И обсыплю порезы солью,

пусть на коже узоры белые.

Ты моя неисправность дикая,

Что растопчет под утро бренную;

Замуруюсь под стены с плитками;

Разметаюсь, как волны пенные.

И под ночь в тишине безлунной

Я откроюсь несчастьям с радостью;

Я опять назовусь безумной,

И придамся мечтаньям сладостным.

По полуночи разум скатится,

Одурманенный, в бездны темени;

Моя личность теперь не значится.

У неё не осталось времени.

Я опять разомкну ресницы

Где-то в пять или шесть под утро…

Ты опять только то, что снится.

Только жаль, что прощаться трудно.

Ты оставил меня потерянной,

Одинокой в безликом городе.

Я себе покажусь растерянной,

Как висящей под час на проводе.

Я останусь в толпе недвижимой,

Ожидающей с неба благости.

Мои чувства опять принижены,

Мои ясны ошибки, слабости.

Ты опять где-то за рассветами

Спрятан в проруби ритма времени.

Не под звёздами, под кометами

Рождена, порожденье темени.

Ты мне весть не отправишь с ветрами,

Не запишешь в ионах в воздухе…

Я с глазами тоскливо-серыми

Потеряюсь в осеннем шорохе.

Я всё знаю. Забудем, правильно.

Может, жизнь в колею становится…

Так по-детски смешно-скандальные

Просто мысли порою просятся…

Я нашла себя – гордую, славную

В паре стен и в углу возле двери;

Дай стереть мне любовь неисправную,

И закрасить всё красками серыми.

Я когда-то вещала загадочно,

Что останусь одна в недоверии,

Ожидая тебя. Мне достаточно;

Это бред и для высшей материи.

Раздавить мою гордость галошами

Ты во век не сумеешь, и всё-таки

От чего-то я чувствуюсь брошенной,

И стихи сочиняю двухсотые.

Запереться за тонкими стенами

Мне хотелось не раз; Но довольно.

Диссидент, не принятый системами —

Я уйду с поля боя достойно.

Разбросав серебрённые латы,

И с глазами, пусть полными слёз,

Попытаюсь не помнить утраты

В одинокий осенний мороз.

Эти ветры мне шепчут по вечеру

Предложенья из нашего прошлого.

Мне желать и выпрашивать нечего.

Мы из вымысла глупого, пошлого.

Как всегда, утонула я в памяти,

Разглядев между строчками знаменья.

Небеса, вы меня не заставите

Загореться, обуглиться в пламени.

Эти чувства забытые, вечные;

Запечатаны штампами с датами.

А года – ведь они быстротечные…

Быстротечны и чувства проклятые!

Ты глазами-ледышками в камеру

Нежно смотришь, прижавшись так ласково…

Что-то новое – лучше, чем старое;

Пусть оно, нам казалось, прекрасное.

Ты изгнал меня так сурово,

Очень скрыто, неделикатно;

Твое доброе вроде слово

В раза два от того отвратно;

Ты старался быть терпеливым,

Вроде милым, таким лояльным,

Но за ликом, пускай красивым,

Пересохший родник хрустальный.

Ведь его не разлить дождями,

Только пыль обратится в грязь…

В ней увязнут мои сандали;

От чего я могу упасть.

Я когда-нибудь буду милой,

И с улыбкой вставать с рассветом;

Просто стану собой, красивой,

Девой-воздухом, девой-летом.

И однажды – в плечах сутулая —

Снова стану прямая, смелая.

Простота заиграет юная,

Потемнеет и кожа белая.

Я однажды смогу смеяться,

Хохотать, как когда-то в детстве.

Мне не нужно чужих оваций;

Мне нужна лишь влюбленность в сердце.

А пока что с улыбкой слабой,

Правда нежной, и чуть смиренной,

Я поплачу слегка; забавно,

Что влюбленность моя нетленна.

Разреши пару дней грустить;

Чтобы тихонько билось сердце;

Осознать, что нет смысла жить

Средь жестоких народов-мельниц.

Разреши рассказать глазам

От чего они вечно мокнут,

Когда я остаюсь одна,

Когда двери замок защёлкнут.

Разреши пару дней страдать

С мокрыми по ночам щеками.

Разреши мне шуметь, кричать,

И себя обхватить руками.

Разреши же мне снять лицо,

Что бесчувственно, так тактично.

Я по жизни была бойцом

За гонимую всеми личность.

Разреши же мне быть собой,

Пусть угрюмой, такой несчастной…

И уйди, только дверь закрой,

Если больно от глаз блестящих…

Одни мы, моя родная,

Одни в это страшном мире.

Пусть руки в кулак сжимая,

Идём из последней силы.

Пусть кто-то для нас жестокий,

Родной нам иль не родной;

Я слово даю сквозь строки,

Что буду всегда с тобой.

Ты то, что меня скрепило,

Ты та, что со мной осталась;

Ты только меня любила,

Когда не за что, казалось.

Прости меня, если можешь,

За слёзы и за морщины;

Мне больно в груди до дрожи…

Ведь ты лишь меня любила!

Дарила мне лучь надежды

Сквозь собственные страданья…

Не будет всё так, как прежде;

Мне тоже всё это странно.

Тебя защищать готова

Ценою себя единой.

И мы заживём по-новой;

Той жизнью, что мы любили.

Мне влюбиться бы в духа вечного,

Что лесами, морями двигает.

Что поселится возле Млечного,

И описанный только книгами.

Я тогда не познала б горести

От любви своей, встреч нечастых.

И наброски романа… повести…

Я порвала б тогда на части.

Я улыбку его в цветении

Находила б весной и летом;

А по осени; в зимнем времени

Был бы он тёплым чаем, пледом.

И тогда бы хрусталь солёный

Растворился в потоке времени…

Только я уж живу влюбленной

В чисто ангела, но без перьев.

Я морская; в душе моей – море;

Так сильна, так упряма и страстна;

Я вольна; и в широких просторах.