Но не тут-то было, когда ряды орков двинулись на штурм, соседний дом разразился чудовищным залпом арбалетных стрел, и фланг атаки орков захлебнулся в собственной крови. Болты неплохо пробивали крепкую броню, хотя бы с нескольких попаданий, а вопли умирающих орков не добавляли их сородичам боевого духа.
Когда железные всё же подобрались к дому, и первый молот уже навис над хрупкими резными дверками бывшего увеселительного заведения, то опуститься на них так и не смог. Его затормозила огромная волосатая лапа, спустившаяся сверху, и орк увидел перед собой только налитые ненавистью большие чёрные глаза. Его подняло в воздух и что есть силы садануло об стену, как тряпичную куклу. Дальше вниз по доскам потекла только чёрная кровь вперемешку с белыми костями.
Затем Вальдман спрыгнул вниз, подмяв под себя ещё несколько смельчаков, и принялся истреблять мордоворотов, одного за другим. С верхних окон полетели стёкла, зеркала и мебель, даже один отличный ореховый шкаф. Из него, к слову, выскочил тот самый озлобленный гном в меховой шапке, что встречал когда-то Вальдмана в донжоне.
Сейчас он, запрыгнув на одного из высоких орков, без устали махал лёгкими топориками. Крепко удерживаясь ногами на мускулистой шее, гном вскрывал все ярёмные вены, до которых только мог дотянуться и никак не позволял себя сбросить. Сейчас его оскалом можно было колоть орехи.
Второй бордель тоже начали штурмовать, и даже выломали дверь, но на пути орков встали алебарды. Арбалетчики и лучники истребляли тварей в холе, мушкетёры давали зал за залпом из верхних окон, а пикинёры копались в орочьих потрохах. И все они непрестанно орали от нахлынувшего на них адреналина.
Люди действовали в едином порыве и истребляли орков с большим удовольствием. Чувство самосохранения сейчас заменяло собой всеподавляюще желание мести. Солдаты кололи, рубили, грызли зубами, посылали стрелу за стрелой в поганую зелёную реку. Двое из оставшихся гномов с налитыми кровью глазами прямо на полу борделя душили орка собственными бородами.
Казалось, дома разлетятся в щепки, дождь размоет гору и смоет город, а люди будут стоять вечно, и Каценберг будет жить. Бронированные, высокие, низкие – все орки смешались в одну массу, их порыв остывал в холодном ливне. И даже лучшие из лучших сейчас дрогнули и остановились.
Но какой ценой…
***
Шёл дождь, городские дома истекали кровью.
После двух долгих часов яростной обороны, горстка защитников порешила между собой, что, даже если они хоть как-то и выстоят при следующей волне, стены её не выдержат никак. Потому отступать в донжон казалось верным решением, хотя бы потому, что там остались кое-какие запасы пороха.
Примерно та же мысль пришла в голову и соседям, в несколько знаков они обозначили свои намеренья, получили согласие от парламентёров и тихо открыли дверь чёрного хода. Долго договариваться не пришлось, выходили по одному, молча.
Пока солдаты готовили позиции для прикрытия, стрелок поднялся наверх, чтобы забрать с собой Даэвина. Он рассчитывал, что эльф ещё не очнулся и лежит, как побитая собака на одной из коек, но это было не так. Они с Вальдманом встретились, когда Даэвин с трудом спускался вниз по лестнице, удерживая рукой сломанные рёбра. Так он упал со ступеньки Вальдману на плечо, снова без сознания.
Выглядел эльф при этом неважно.
На лестничном пролёте оказался мушкетёр, он как раз проверял этажи, и сейчас натолкнулся на Вальдмана и Даэвина. Оглядевшись, он спросил:
– Чё тут?
– Давай помоги, – на ходу бросил Вальдман.
Он взвалил эльф солдату на плечо и помог поднять, оказалось, что Даэвин был тяжелее, чем выглядел. Через несколько минут они уже выбрались наружу, первое, что им открылось – несколько затаившихся за баррикадами арбалетчиков и остатки драгун, выносящие раненых. Рядом с троицей двигала ещё одна группа, они выходили из здания последними.
Когда орки двинулись на штурм, бордель уже практически пустовал. По улицам вновь пошёл бронированный строй, тогда мушкетёры без промедления дали залп, затем – ещё один. Это отчасти смазало атаку, но из соседнего дома ещё не все успели отступить. Раненые, опираясь на здоровых, быстро уходили по улицам некоторые отстреливались. Из вымокших насквозь сползающих бинтов на мостовую стекала кровь, дождь всё не прекращался.
Орки явно были быстрее, не все солдаты успели добраться до заслона с группами прикрытия. Кого-то просто затоптали, кто-то получил стрелу в спину. Залп за залом мушкетёры честно пытались спасать товарищей, но почти безуспешно. Отход превратился в банальное бегство.
…. А дождь всё лил и лил….
И когда казалось, что оборона уничтожена, город взят, всех людей перебьют, а орки прямо без остановки дойдут до столицы, внезапно, как и всегда, появился Штраух. Его отряд вышел наперерез железным и спокойно направился им навстречу, кондотьер возглавил контратаку. Огибая раненых, солдаты врезались в орочью толпу, удерживая её алебардами, а аркебузиры открывали по ним шквальный огонь.
Многие отступающие развернулись, Вальдман передал эльфа в руки солдат и тоже бросился в атаку с топором и первым попавшимся под руку ножом. Остальные отходили из одного опорного пункта в другой, к донжону, неся за собой раненых. Прикрытие постепенно редело, отходя за остальными, но горстка храбрецов всё ещё чудом сдерживала зеленокожую толпу.
Об этом вряд ли будут петь песни, писать стихи, рассказывать истории детям и внукам. Это не стоило никаких контрактов. Их было не больше пятнадцати, но они держались против всех. Каждый взмах их клинков был словно удар молнии. Задние ряды орков не понимали в чём дело, а авангард рушился под тяжёлыми ножами.
Под обороняющимися рос кровавый холм, а стрелки над героями трудились, как пчёлки, не жалея припасов.
И не были те, внизу, ни элитой, ни безумцами, ни жадными до голов наймитами, они просто делали своё дело. И Штраух, и Вальдман, и Грод, который впивался ножами в мясо, и гном в меховой шапке верхом на очередном орке, и допельсольднеры с длинными мечами, и пикинёры с острыми алебардами.
Они просто спасали жизни, свои и чужие, уже почти не думая о звонкой монете. Возможно, те мальчишки-солдаты, которым они спасли жизнь, будут помнить о них. И расскажут об этом, если, конечно, выживут.
Первым пал гном, его проткнули копьём прямо в горло. Он, обрубив древко, продолжал сражаться до тех пор, пока не истёк кровью. За ним отправилось ещё трое, из наёмников, когда огневое прикрытие слегка поутихло. Даже Вальдман начал уставать, а Грод пробил головой окно, когда обозлённый орк откинул его ударом молота.
Людей оттесняли к двери трактира. Верберд отступал, стараясь закрыть собой других, но ещё двое драгун не сумели выжить. И всё-таки горстка смогла забраться в опустевшее здание и занять там оборону. Враги уже начали его огибать, чтобы взять в кольцо.
И тут Штраух, стоя посреди зала и упирая глаза прямо в разрушающуюся дверь, закричал, наверное, впервые в жизни по-настоящему:
– Валите отсюда! Я остаюсь! Бегите-бегите, идиоты!
Солдаты убрались в проём чёрного хода за стойкой, некоторые мушкетёры попытались за ней укрыться. Вальдман хотел было возразить командиру путём захвата кондотьера в широкие лапы и срочной его эвакуации, но Штраух лишь оттолкнул его.
– Довольно, – сказал он, – Выбирайся отсюда и спасай ребят, не будь дурнем.
Вальдман уже покидал здание трактира, через чёрный ход, когда кондотьер, немного погодя, добавил:
– Сегодня выдался хороший денёк.
Вальдман не ответил и не стал разворачиваться, он открыл дверь, захватил с собой стоящий рядом полупустой бочонок рома и ушёл в дождь.
***
Не об этом в своё время мечтал Штраух, вообще не понятно, мечтал ли он о чём-либо когда-нибудь всерьёз. У него с рождения не было для этого времени, вокруг роились дела, которые всегда требовали к себе его пристального внимания. И он как-то успел позабыть о своих грёзах.
