Пока он озирался и собирался с мыслями, открылась дверь и вошли двое: среднего роста мужчина в синем халате и девушка в золотистых очках, с томным предупредительным взглядом, вся в белоснежном коротком одеянии.

– Очнулся, дорогой? – нейтральным тоном спросил мужчина, пристально вглядываясь в больного. – Как наше личико? Голова? Не болят?

Он проворно уселся рядом, взял руку Алексея и привычно нащупал пульс. Девушка открыла блокнот, достала ручку и изготовилась записывать.

– Пока не чувствую… А что у меня с лицом? – тревожно взглянул на врача Алексей.

– О-о! Если вы не ощущаете боли, то остаётся только удивляться. У вас, дорогуша, сломан нос. И не просто сломан, раскрошен начисто – я имею ввиду, прежде всего костную часть. От мягких тканей тоже остались одни ошметки. Но с ними-то ладно, а вот косточки, хрящи… Придётся долго повозиться, чтобы привести этот носик в более-менее приемлемый вид. Так-то, дорогуша…

– Так серьёзно?

– Сейчас убедитесь в этом сами. Медсестра Тося Михайловна, – врач с полуулыбкой взглянул на девушку, – отведёт аас на перевязку. Там и полюбуетесь. Но отчаиваться не стоит. Главное, мозг цел – так, небольшое сотрясение. А нос мы поправим… вскорости. Хотя и не просто это: предстоит не одна операция. – Врач поднялся и дружески похлопал Алексея по плечу.

В перевязочном кабинете хозяйничала другая медсестра, женщина пожилого возраста, а Тося Михайловна почтительно осталась в стороне.

Кусочки марли, пропитанные лекарствами, аккуратно, осторожно отделялись от лица Алексея. Медсестра настолько профессионально делала своё дело, что парень ни то что боли, прикосновений не ощущал. Вдруг она вскрикнула и вновь приложила к лицу последний кусочек повязки:

– Не больно? – с тревогой спросила она.

– Абсолютно, – улыбнулся Алексей и даже сделал женщине комплимент. – У вас колдовские руки…

Она опять с особой тщательностью отделила тампон и растерянно стала переводить взгляд то на лицо больного, то на свою руку, в которой выделялся красноватый предмет, напоминающий остаток носа! На лице же парня красовался вымазанный в красно-коричневую смесь вполне целый и достаточно симпатичный – нос!

Тося Михайловна, блеснув стёклами очков, подошла поближе и тоже внимательно уставилась на лицо Алексея. Потом медсёстры синхронно пожали плечами, переглянулись и замерли в полном недоумении… Парень попробовал лицо руками, осторожно прошёлся по носу и передёрнулся в нервном ознобе. Виновато-радостно улыбнулся и заморгал глазами.

Наконец, из напряжённого молчания первой вышла пожилая. Она с негодованием высказалась:

– Вы что же, молодой человек, морочите нам головы! Это что за бутафория? – Она повертела остатком носа и с силой кинула его в мусорный тазик. – Так можно человека до инфаркта довести. Нехорошо…

Алексей же по-прежнему моргал глазами, трогал свой нос и не знал, что ответить.

– Веди его к лечащему! – строго сказала пожилая и, отвернувшись, подчёркнуто аккуратно занялась своими делами.

Тося Михайловна побледнела, поджала губки и повела Алексея к врачу.

Тот сомневался недолго и принял парня за другого больного.

– Что вы меня за дурака держите! – накинулся он на Тосю Михайловну. – Это другой человек! Куда подевался тот… как его…

– Былин, – покрывшись красными пятнами, еле слышным голосом напомнила медсестра.

– Так найдите его! Нам ещё не хватало беглых или украденных! А этого… – врач словно споткнулся. – Хоть милицию вызывай… Вот напасть.

– Не надо, – ожил Алексей. – Очевидно, произошло недоразумение. Я… у меня просто нос остался целым, а то… были другие… другое повреждение.

– К-какое другое! – опять закипятился хирург. – Я лично вытаскивал осколки и остатки этого… как его…

Лицо у врача покраснело, глаза затуманились. Стало видно, что человеку дурно. Тося Михайловна правильно оценила ситуацию и подставила начальнику стул. Затем подала стакан воды. Мужчина уселся, сделал глоток. Вновь внимательно посмотрел на Алексея, на его нос, и обречённо помотал головой:

– Это другой человек. Как вы оказались у нас в больнице и с какой целью? – решительно набросился он на бедного парня.

Алексей уже не сомневался, что произошло недоразумение. Ему стало не по себе: получается, он ввёл в заблуждение ответственного человека, хирурга. Оторвал его от нужной людям работы. К тому же это попахивает неприятностями: милиция, штраф, а то и суд.

– Я виноват перед вами… – решил покаяться пациент. – Позвольте мне реабилитироваться.

– К-как это? – возмущённо выкрикнул врач. – Что за шутки? Что вы себе позволяете?… Да я…

– Дайте мне одежду, и я схожу за тем, как его… Былиным.

– Ну, вот, пожалуйста! – всплеснул руками и нервно вскрикнул хирург и тут же пристально, с укором взглянул на уже красную Тосю Михайловну. – Я же сразу сказал… – И снова обернулся к Алексею. – За вашу неуместную проделку аы ответите. А сейчас идите и… прекращайте… и приведите…

Он был так возмущён, так обозлён, что терял нужные слова и нить размышлений. Алексей не стал дожидаться окончания словесной тирады, кивнул медсестре и выскочил из кабинета.

Улица встретила тем особым шумом и суетой, которые часто вселяют оптимизм, особенно после долгой болезни или тягостного несчастья: жизнь вокруг кипит, несмотря ни на что; ускоряясь, она бессмертная бежит вперёд. Поглядывая на людей, на автомобили, деревья, голубизну неба, Алексей испытывал необъяснимый подъём, даже вдохновение! “Что за чёртовщина? – периодически трогая кос, ощущая лёгкость и упругость ног, думал он. – Такое впечатление, что после травм, части моего тела сами заживают и обновляются. Ну и дела… Что бы это значило? Однако приятно…”

Среди высоких тополей увидел летнее кафе с аккуратными столиками. Кое-где сидели посетители и за разговорами, разной степени интенсивности и эмоциональности, потягивали пиво. “Надо бы подкрепиться”, – кольнуло в левой стороне живота, и Алексей полез в карман. Нашёл смятую денежную бумажку и удовлетворённо кивнул головой.

Столик выбрал в углу под высоченным, с неестественно изумрудными листьями, тополем. “Красавец!” про себя отметил Алексей и с умилением оглядел гордое дерево. Его лирические мысли прервал шустрый мальчишка-официант, который услужливо подал клиенту меню, и застыл в ожидании заказа. Меню в кафе разнообразием, в смысле утоления голода, не блистало, но подкрепиться, хотя бы “заморским” хот-догом и крепким кофе, оказалось возможным. Мальчик проворно обслужил Алексея и, откланявшись, удалился.

Еда показалась такой вкусной, что парень, наслаждаясь сочетанием горчицы, сосиски и суховатой булки, разомлел и вновь погрузился в анализ того, что с ним случилось за последние дни…

– Убей меня Бог, но мы с вами где-то встречались? Такой классический профиль лица я, как художник от роду своего, запамятовать не мог!

С такой горячей речью за столик Алексея, не спрашивая разрешения, уверенно садился странный тип. Впрочем, он вполне соответствовал устоявшемуся облику людей, занятых художественным творчеством: лохматая шевелюра, густая борода с усами и необычайно блестящие большие глаза. Одет был в полинялый джинсовый костюм.

– Намедни я начал малевать одного ханурика, нового толстозадого, с такой мордой!… Что просто соскучился по нормальным извилинам и бугоркам, – усаживаясь поудобнее, продолжал изливаться потоком слов незнакомец.

Алексей даже жевать перестал, и с интересом выслушивал творческого человека. В нём было что-то такое, неожиданное, незнакомое до сих пор, ярко экстравагантное, что вызывало симпатию, несмотря на нагловатость поведения.

– Христофор Лопушкин! – располагающе улыбнулся оригинал и протянул Алексею руку.

– Былин… Алексей…

– Друзья, да и враги немногочисленные, кличут меня Христей Лопухом. Наверное, потому что уши у меня… – он потешно похлопал по кончикам ушей и продолжил: – И в Христа верую… иногда, когда сдохнуть хочется. – Тут Христя посерьёзнел.