Девушка упала, как подкошенный колос, а парень сначала согнулся, затем натужно выпрямился. Тем временем из автомобиля выскочили трое, два грузных громилы и мужичок, невысокий, с взлохмаченной чёрной шевелюрой. Он поднял руку с пистолетом, намереваясь прицелиться парню прямо в голову. Тот же взревел медведем и бросился на чернявого. Его сопровождающие, находясь чуть в стороне, открыли пальбу в парня. Он же словно не обращал на них внимания, только подёргивался при каждом выстреле и делал своё дело – давил обидчика за шею.

Далее произошло ещё более невероятное! Чернявый вырвался и с криком, напомнившим предсмертный визг поросёнка, бросился в лес. За ним, с неестественной прытью, не оглядываясь, устремилось его сопровождение. Парень, в продырявленной, окровавленной курточке, не стал никого догонять. Покачиваясь, он поторопился к неподвижному телу девушки. Сел на корточки. Повернул её тело на спину, поправил голову и взял за руку…

Виталик вдруг осознал, что дрожит, а по лбу катятся капельки пота. В голове всё спуталось и смешалось. Перед глазами из всего увиденного настойчиво отображалась картина: стреляющие в упор громилы и неуязвимый для пуль парень!

В таком смятенном состоянии находился некоторое время. Затем в сознание упрямо проникла мысль: увиденное напоминает мистику, возможно, связанную с космическими силами! Что ещё могло возникнуть в голове человека, увлеченного космическими, спиритическими и аналогичного толка теориями и идеями?

Пока Виталик приходил в себя и пытался принять какое-то решение, Алексей с болью вглядывался в мертвенное лицо Леси. Виски сжало тисками, а на душу навалился камень. Он думал о том, что жизнь к нему всё-таки несправедлива. Только показалось, что должно что-то поменяться, наполниться чувством привязанности, любви, как вновь потеря… Он тёр лоб, горько вздыхал, вытирал повлажневшие глаза и пытался думать. Но голова была пуста до звона в ушах. Зато прежний крот стал пошевеливаться.

– Вам помочь? – встряхнул робкий голос.

Алексей поднялся на ноги и, сосредотачиваясь, окинул быстрым взглядом подошедшего паренька, напоминающего туриста. Он моргал глазами и выражал собой с одной стороны неуверенность, а с другой – проскакивала отчаянная решимость, будто человек настроился на подвиг со смертельным исходом.

– Уже нечем… – глухо выдавил Алексей.

– Я всё видел… Но надо что-то делать?

– Надо, надо! – заволновался Алексей.

Вид и голос подошедшего паренька были настолько располагающими, миролюбивыми, что он не смог сдержаться и вышвырнул из себя груз того, что подспудно давило:

– Этот мир, жестокий, безжалостный, алчный – меня начинает угнетать до последней клеточки мозга и доставать до отчаяния!… Леся… Добрая, красивая…

Слова терялись в потоке эмоций и неизъяснимой горечи. Алексей всё больше сознавал трагизм смерти. Он совершенно не думал о себе, почему опять остался жив, – душа плакала, страдала за жертвой бессмысленного насилия, за тот росток чувства, который растоптали и уничтожили.

– Что же делать?… – опустился он перед Лесей.

– У меня в рюкзаке есть подстилка… – начал, было, Виталик, как вдали послышался вой сирен.

Леденящие кровь звуки нарастали. Алексей встрепенулся. Молнией проскочила мысль, которая заставила поменять первоначальные планы – нести Лесино тело к трассе. Он понял, что Бараян вызвал своих, и в этой ситуации ничего хорошего ожидать не приходится. Бросив горестный взгляд на Лесю, он повернулся к настороженно прислушивающемуся пареньку и взял его за руку:

– Уходим…

Они поняли друг друга без лишних слов: вдвоём подняли тело Леси и, сгибаясь под тяжестью ноши, заторопились вглубь леса. Вскоре они могли только слышать звуки подъезжающих машин и уже ничего не видеть. Лес шумел верхушками сосен, словно горевал и сокрушался. А где-то впереди монотонно, озабоченно, с лёгким присвистом перекликались какие-то птички…

Солнце перевалило через зенит, пыль заметными крупинками висела в разогретом воздухе и назойливо лезла в лицо, когда Алексей с Виталиком зашли во двор Христи Лопуха. Художник кормил кобеля Яшку. Вначале его глаза оживлённо блеснули при виде Алексея, а потом потемнели: отсутствие Леси насторожило…

Алексей представил нового товарища и коротко, часто запинаясь, рассказал о том, что произошло в лесу. Христя слушал и мрачнел. Он непроизвольно покусывал кончик уса и хмурил густые брови. Такого поворота с Лесей он не мог представить даже в дурном сне. За последнее время художник привязался к девушке, даже слегка влюбился в неё и неосознанно ревновал ко всем. Где-то в глубине сознания копошились мечты, планы… Он ждал своего часа. И, вот, всё рухнуло…

– Где она? – откашлявшись, спросил он хрипло.

– Припрятали в заброшенном сарае… на околице… Надо схоронить, – с трудом говорил Алексей. – С милицией связываться опасно – засадят и не скривятся, сволочи.

– Да уж, Бараян теперь будет лютовать, эта натюрморда таких вещей не прощает. Попали мы в ситуацию, как кур во щи. Тут ещё дополнительная проблема с моим портретом толстозадого. Приходил, смотрел… Сказал, что за такую “мазню” не то, что платить – с меня взыщет. Досмотрелся, задница толстомясая!

Христя так эмоционально клял своего заказчика, так мастерски матерился, что, казалось, вмещал в эту злость всё, что накипело, всю горечь от смерти Леси. Вдруг он словно опомнился:

– Но ты-то, как выжил? Твоя куртка, как поганое решето, в котором просеивали каменные воробьиные яйца!

– Вот-вот, – заговорил и Виталик, который до этого только внимательно слушал беседу друзей. – Насколько я компетентен в вопросах астральных, космических… Подыми рубашку! – с горящим взором неожиданно попросил Виталик, резко оборвав свои рассуждения.

Алексей округлил глаза от такого напора, но вытащил из брюк рубашку и продемонстрировал части своего тела. Он и сам с интересом разглядывал смугловатую кожу, удивительно гладкую и чистую.

– Великолепно! – торжествующе разорвал возникшую паузу Виталик. – Где-то я ещё сомневался, думал, что у тебя сверхпрочный лёгкий бронежилет, а теперь убедился в своём интуитивном предположении – на тебя снизошли космические силы. Как ещё можно объяснить такую непробиваемость живого тела? Я поздравляю тебя!

Космолог-самоучка горячо схватил Алексея за руку и энергично её потряс. Христя не совсем понимал, о чём идёт речь:

– Вы хотите сказать, что на этой куртке и рубашке следы от пуль? – Христя озадаченно схватил зубами кончик уса и интенсивно, нервно стал его грызть. – А кровь откуда? На теле-то ни единой царапины…

– Пуля летит с такой скоростью, что кожа как-то реагирует, например, частичным разрывом мелких сосудов. Но, как видно, они совершенно не заметны, – принялся объяснять Виталик, – только мелкие пятнышки.

Художник наморщил лоб, впихнул в рот уже половину уса и частичку бороды.

– Чудеса… – вращал он глазами.

– Однако вернёмся на землю, – вздохнул Алексей. – Нужно похоронить Лесю, по-человечески.

– Родственники у неё есть? – переключился и Виталик, понимая трагизм ситуации.

– Есть… – тяжело выдохнул Христя. – Хотя она с ними в ссоре…

– Я готов помочь, – твёрдо взглянул Виталик на парней. – Понимаю, вам тяжело будет общаться с её родителями. Мне это проще…

На том и порешили. Христя созвонился с одним из своих друзей-художников, и на его автомобиле Лесю доставили к отцу и матери: они проживали в посёлке, что недалеко от города.

Управились к вечеру…

Эпизодически ночное небо расцвечивали следы падающих звёзд. А, может, это только казалось Алексею?

Пока Виталик утрясал скорбную ситуацию, объяснялся с родителями, они с Христей ждали у раскидистого клёна, что расположился в начале улицы. Здесь же удобно примостился “Москвич”, на котором приехали.

Молчали…

Даже собачий лай, который спонтанно возникал в разных частях посёлка, не отвлекал парней от невесёлых мыслей. Потерю Леси каждый переживал по-своему. Алексей не мог избавиться от образа мертвенно-неподвижной девушки и мысленно, в который раз, переживал те мгновения, когда они с Лесей уходили от виллы Бараяна. “Надо было идти лесом!” – сверлило запоздалое раскаяние. – “Почему умные мысли приходят так поздно? И, вообще, что я в своей жизни сделал полезного, достойного, разумного? Так – одна проблемная суета…”