Надеюсь, они дружелюбные. Ну хоть не аборигены.

Если быть точнее, то это были большие (чуть выше меня) существа. Их зелёная чешуя слегка поблескивала на солнце (или как называлась здешняя звезда?). Лицо было довольно плоским. Глаза были узкие, будто недоверчивые. Нос почти не выпирал, изначально мне показалось, что это просто две дырки.

Шея была толстая и мощная. Такие же, как и руки. Возможно, бывают дрыщи-ящеры, но эти были как на подбор накаченные. Оканчивались руки ладонями, похожими на наши. У них было пять пальцев, а между ними кожа. Оканчивались они грозными когтями.

Ноги были такими же мощными, как и руки. Обуви у них не было, и из-под штанов выглядывали большие лапы, чем-то похожие на ладони, но шире и с четырьмя пальцами.

Все надежды об их безопасности расстаяли.

Один из рептилоидов сделал шаг вперед и что-то прошипел. Я попытался показать, что не понял. Тогда другой рептилоид поднял свой пистолет и махнул рукой, зовя идти с ними. Мне пришлось подчиниться

*Далее будут использоваться древние единицы измерения. Либо в скобках будут давать пояснение

Этот ужасный запах. Мне кажется, я его никогда не забуду. Запах сессанской тюрьмы. В ней я сидел уже два часа. Самое ужасное то, что за многие тысячелетия тюрьмы вообще не изменились. Те же серые стены, те же железные решетки.

Интерьер тут был небольшой. Одна кровать, и лавочка. Лавочка стояла у входа, кровать напротив. Над кроватью так же было окошко. Оно с обеих сторон был зарешечено, и лишь три тусклых лучика света освещали мою камеру. Она была старая. Решётки были ржавыми, а на стенах даже выросла какая-то растительность тёмно-зеленого цвета. Я её трогать не рискнул. С этой растительности, маленькими, тёмными каплями капала вода.

В коридоре послышались шаги. Они были едва слышны, но постепенно слышались всё ближе и ближе. Наконец, к моей камере подошли два ящера. Один из них был в той же форме (как я понял это полицейские), а второй был в своей одежде. Выглядел он официально. Не знаю, приняли они нашу моду или нет, но этот ящер явно принял. На нём был деловой костюм, состоящий из рубашки, пиджака и штанов. Так же на шее был галстук. Штаны и пиджак были чёрные, а рубашка бежевого цвета.

Полицейский со вторым рептилоидом зашли, громко захлопнув за собой дверь. Они оба сели на скамью у входа.

– Псшспссссшщ – что-то неразборчиво прошипел полицейский. И тут я понял. Второй ящер был переводчиком.

– Уважаемый Гесс-с (название местных полицейских) говорит, что с-сейчас-с будет ваш-ш-ш доплос-с-с, – переводчик говорил с явным акцентом, сильно протягивая некоторые буквы. Так же он картавил.

Я молча кивнул головой. Гесс что-то зашипел.

– Вас-с-с взяли ссс поличным во влемя ш-ш-шпионс-ской деятельнос-с-сти, – перевел мне переводчик, – по наш-шим законам вам глозит с-с-смелтная казнь.

– Я не шпионил, – уж лучше бы была встреча с калдами.

– С-суд уже вынес леш-шение о ваш-шей публичной казни

– Как вынес?! Без меня?!

– Таковыс-с законы наш-шего гос-с-судалства, – прошипел переводчик, после чего они оба встали и ушли.

Я остался один в этой грязной, вонючей тюрьме. И, что мало радовало, остался ненадолго.

Я долго пытался заснуть, но у меня так и не получилось. Всю ночь я думал о том, что будет завтра, и проклинал себя за то, что согласился переместиться, в это чертово будущее. Рай, рай...

Теплые лучи солнца с трудом пробивались через маленькое тюремное окошко. Небольшие капли воды падали с этого окошка на пол. Кап-кап… И как же задолбало слушать эти звуки. Ночь на Некруме была почти вдвое больше земной. И всю эту ночь я просто лежал. Лежал и слушал.

Послышались громкие шаги. Но я все так же лежал. Только когда в мою камеру зашли, только тогда я встал. В камеру вошел тот же ящер что и вчера. А может и не тот. Я еще не научился их различать.

Меня грубо развернули, и я услышал щелчок, после чего почувствовал что-то теплое на своих запястьях. Теплое? Наручники же холодные. Мельком я увидел, как гесс убирает какие-то светлые, очень тонкие наручники. Видимо те же наручники сейчас на мне. Я дернул руку, думая, что сейчас порву их, но не тут-то было. Резкий удар током сшиб меня с ног. Я дергался, а разряды тока все били и били меня. Все тело постоянно пронзали электрические удары. Боль была изнутри, словно этот ток повели по венам.

Наконец-то мучения прекратились. Ящер злобно смотрел на меня, а я все так же лежал на полу. Всё тело болело. Гесс силой поднял меня, и мы направились из тюрьмы.

По дороге я не поднимал голову. И шел рывками от толчков полицейского. Я смотрел на плитку под ногами и всё больше осознавал, как плохо она положена. Наконец мы остановились. Я с трудом поднял голову. Были мы на большой площади. Вокруг нас собралась толпа народа. Все были весёлыми и что-то кричали. Я тут заметил даже детей. На казни?

Гесс повёл меня на центр площади. Там стояла небольшая деревянная платформа. Это была виселица. Её доски были гнилыми. Казалось, что она была вся залита слезами повешенных.

Я сглотнул застрявший в горле ком. Меня хотят повесить! Для меня это была худшая смерть из возможных.

Меня затолкали на эту платформу. Рядом с виселицей стояло два ящера. Один из них был в красно-синей одежде. Он видимо был палачом. А второй был вчерашним переводчиком. Я не понимал, зачем он тут.

Меня поставили рядом с ним. Гесс встал с другого боку. Они явно не боялись, что я убегу. Но я и сам понимал, что это невозможно.

Тут толпа вдруг замолчала и расступилась. В этот проход с огромной процессией шёл какой-то ящер. Он явно был важной личностью. Одет он был почти так же как переводчик, только весь костюм его был зелёный. Слева, справа и сзади стояли полицейские, не подпускавшие к важной личности никого. На особо борзых ящеров быстро накидывали эектронаручники и куда-то уводили.

Ящер, вместе со всей процессией взобрался на мою платформу.

– Намес-с-стник, – прошипел у меня над ухом переводчик.

Я вздрогнул. Рассматривая процессию, я совсем забыл, где и зачем нахожусь.

Наместник начал что-то шипеть. Шипение его раздавалось по всей площади. Видимо у него был какой-то встроенный уселитель. Переводчик начал переводить его слова мне.

– С-сегодня мы с-соблались на этой площ-щади для с-совелшения наказ-зания одного ш-шпиона, – переводчик шептал мне на ухо, будто боясь, что нас услышат. – Его поймали с-с полич-чным наш-ши доблес-стные с-службы плавополядка. Как в з-знаете, это не пелвое налуш-ш-шение (с-со с-с-столоны ч-человеч-чес-ства) ус-словий договола. Мы потлебуем объяс-снения от их плавительс-с-ства. А пока, мы в воле лас-споляжатьс-ся с-судьбой этого человека. И, данной мне волей с-самим Великим Ящ-щелом, я леш-шаю отменить публич-чную каз-знь.

Переводчик говорил чуть с запозданием, и поэтому толпа возликовала чуть раньше меня. Наместник же поклонился и ушёл.

Я тоже радовался, как мог. Я, конечно, не прыгал, но в глубине души мне очень этого хотелось. Сейчас подойдёт гесс и снимет мне наручники.

Но этого не случилось. Меня всё так же грубо повели назад, через толпу. Толпа разошлась, создавая коридор для моего прохода. Они все боялись меня. Боялись даже смотреть на меня. Я видел, как взрослые закрывают глаза своим детям, а сами отворачиваются. Я для них был чем-то немыслимым. Или уродским. Или и то и другое сразу.

Привели меня почему-то не в тюрьму, а на космопорт.

Космопорт выглядел небольшим кирпичным зданием. Там был зал ожидания. Всю остальную часть космопорта занимала посадочная (взлётная) полоса. Точнее полосы. И стоянка для кораблей.

Меня повели к большому катеру. Выглядел он, как толстый самолёт. Катер был достаточно длинным и широким. У него были небольшие белоснежные крылья, но сам он уже был скорее серым. По всему его периметру встречались небольшие окна.