Но не столько крымский хан воспротивился переходу союзных русским войск, сколько сложились обстоятельства у самого хана. Дело в том, что именно вокруг Кафы сконцентрировали свои силы остатки тех беев, которые уже проиграли Тохтамышу в междоусобной войне в Крыму. Татары, более смотрящие не на Москву, а всматривающиеся в сторону Истамбула-Константинополя, группировались возле Кафы, где был большой турецкий гарнизон.

Эта крепость более остальных пополнилась османскими воинами. И теперь турки не дают Тохтамышу окончательно разбить несогласных с его правлением беев.

Тут бы ударить одновременно, чтобы и Тохтамыш привел свое войско под стены Кафы, но нет. Крымский хан, пусть и выполнял все взятые на себя обязательства перед Москвой и даже освобождал желающих уйти в Россию рабов, но объявлять войну султану не хотел, да и в татарском обществе такая война могла вызвать новый виток восстаний [были свидетельства, может, чуть позднего времени, что далеко не все невольники в Крыму стремились освободиться, уживаясь в татарском обществе, да и сами татары нередко освобождали рабов, «за выслугу»].

Исходя из всего, поход Болотникова превращался в авантюру. Иван Исаевич понимал, что если он откажется от набега, то государь его поймет. Вот только не поймут казаки. Сильно взбаламутилось донское общество подготовкой к набегу, не простят Болотникову то, что поход тот не состоялся и казаки не получили никакой награды. Так что атаман находился в цепях обстоятельств.

Обнаружились и иные сложности. Донские казаки не имели большого опыта таких набегов, как и управления лодками. Еще не вышли из Дона, а уже в были потеряны четыре корабля, столкнувшиеся между собой, или севшие на мель так, что и вытянуть не получалось.

Но вот она Кафа. Некогда город, который своими размерами превышал Константинополь. Нет, не византийский в период расцвета империи, до таких масштабов Кафа никогда не разрасталась, но в середине XV века, перед самым завоеванием города османами, Кафа была больше столицы Византии, которая к тому времени и состояла всего из единственного города. В Кафе был банк, театр, город жил бурной жизнью.

После османы взяли причерноморский город и там образовался большой невольничий рынок. Вот только Кафа в это время была блеклой тенью себя в прошлом.

Крепость города была еще генуэзской, прямоугольной, с шестью башнями, стеной в шесть-семь метров в высоту, рвом, валом. А защищали город более трех тысяч воинов. Это много, даже очень. Обычный гарнизон Кафы ранее был не больше пятисот защитников.

Так что Болотников крепко думал, что ему делать.

Первая попытка высадиться рядом с городом оказалась неудачной. Османы увидели, что казаки идут к берегу в двух верстах и отправили свою конницу туда, а следом и янычар. Да, в крепости были янычары, более тысячи. Увидев это, благо зрительная труба помогала рассмотреть нужное, атаман приказал вновь садиться в лодки и отчаливать от скалистого берега. Был бы удобный выход к морю, без обрывов, то можно еще думать о десанте, а так, сложно придется и многие полегли бы.

После была имитация десанта в другом месте и туда выдвинулись крымские татары мятежных беев. Вот и терялся Болотников, как именно поступить, но мыслей о том, чтобы отправиться не солоно хлебавши, не возникало.

— Что мыслите, казаки? — спросил Болотников, который был вынужден созвать Военный Совет.

Эта нужда совещаться была вызвана тем, что Иван Исаевич склонялся к весьма авантюрной идее, как брать на приступ крепость с моря. И такое решение должно быть принято не только им, иначе, в случае поражения, не только закончится военная карьера Болотникова, но он может и быть казнен царем. И атаман понимал, что проиграй он эту битву и слова не скажет государю в свое оправдание, так как будет сам считать себя преступником.

— Я так думаю, что нам стоит растягивать и дразнить турку, — говорил атаман Карела, заместитель Болотникова.

Обычно оба атамана, где головой Иван Исаевич, думали в одном направлении, но нынче их мнения разнились. Карела не видел возможности для осуществления задумки Болотника.

— И что сие даст? — спрашивал капитан стрельцов Никифоров, представлявший при Болотникове государево войско, по сути, следивший за деятельностью казаков. — Ежели мы так, растягивая истощали, да выматывали турку, то да, разумно. Но мы же сами устанем, будем бегать только туда-сюда до зимы. А тут не так тепло, замерзнем на радость врага.

— Тогда что? — недовольно спросил Карела.

— Я за то, чтобы сделать, как предлагает атаман, — сообщил Никифоров.

Иван Исаевич с благодарностью в глазах посмотрел на капитана.

— Это можно, — разгладив бороду начал высказываться самый старший среди собравшихся на Совете, уважаемый казак Гаврила Ступак. — Построить такое можно, да и пушки установить. Македонский Искандер, был такой атаман славный, брал город вот так, как и наш атаман предлагает. Сноровка тут нужна.

Все недоуменно посмотрели на старика. Нет, собравшиеся знали, что Гаврила Никитич мудрый человек, он даже что-то похожее на школу в своей станице организовал. Но все же знания про Искандера Македонского… Или выдумал такого атамана старый, с него станется?

Гаврила Ступак принял участие в набеге, по его словам, чтобы умереть не больным на соломе, а в лихом бою, как казак. И такую мотивацию старика все поняли, не стали отказывать, а Болотников так и вовсе пригласил Гаврилу Никитича на Военный Совет, как мудрого и опытного казака. И вот такая поддержка для Болотникова более остальных значит. Теперь среди казаков будут говорить, что коли сказал Ступак, что такое можно, так оно и есть. Старый — мудрый человек.

— Коли такое удастся, то я… — Корела улыбнулся, что было кране коряво из-за его шрамов на лице. — Аргамака своего отдам тебе, Иван. Коли нет, то ты станешь батькой для моего сына, так как я хочу в числе первых быть при таком приступе, кабы славу свою казацкую добыть.

— Нет, я поведу казаков! — не согласился Болотников.

— Вот же недоросли, — проворчал старик Гаврила Никитич. — Вы оба должны смотреть, как иные идут вперед, да приказывать.

— Правда твоя, козак, нешта мы отступились от дела, — спохватился атаман.

— Так чего уж там, коли приняли решение. Будем строить! — Карела махнул рукой. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Так-то, станичники.

Идея поставить башни на корабли была не нова, если обратиться к истории. Вот только, кроме старого казака никто больше и не слышал о подобном опыте. А, ведь, после Александра Македонского такую тактику применил еще и византийский полководец Велизарий, когда рвался к Риму.

В конструкционном плане все не так и сложно, тем более, что стены Кафы не были исключительно высоки. Лишь проблемой стала платформа, на которую можно установить башни. И таковыми платформами могли стать большие турецкие галеры. Вот только были они именно что турецкими и для реализации плана нужно еще захватить те османские корабли, что стояли в Кафе. Это были семь больших галер, более чем подходящие под нужды казаков.

Потому усилия казацкого войска было разделено на две неравные части. Одна захватила в десяти верстах часть более-менее удачной бухты и там началось строительство пяти башен. Дерева не хватало, потому приходилось разбивать некоторую часть казацких лодок. Мятежные беи, имевшие легкую конницу пытались помешать казакам работать, но выставленные шесть небольших пушек, что были на кочах и стругах, как и заслон из воинов с пищалями, не дали татарам шанса сбросить часть войска станичников в море. При том крымцы потеряли немало своих мятежных соплеменников.

Вторая же часть казацкого войска имела задачу захватить турецкие галеры, которые были блокированы в порту Кафы. И для решения задачи к городу направились более ста лодок казаков. Такое явное избыточное количество мелких казачьих кораблей было вызвано тем, что имелась необходимость создать у противника понимание полноценной атаки. Только в таком случае турки рискнули бы выдвинуть свои галеры вперед, перекрывая вход в порт и крепость.