«Митра», — вновь прозвучал эхом незнакомый мужской голос.

И снова эхо сопровождали картинки мыслеобразов, где ритуал полураздетыми и измазанными кровью (?) людьми проводился в темном помещении, в котором тем не менее были заметны знаки Пятой бригады.

То есть ты хочешь сказать, что они исповедую культ Митры, и мне туда можно идти?

Эй, мужик⁈ Я к тебе обращаюсь! Молчание, как обычно.

Вот ведь, дали местные боги попутчика.

— Или? — переспросила Марина, когда пауза стала слишком долгой.

— Что или? — не понял я.

— Ты мне скажи. Выждать пару дней, или…

— А, да, — вспомнил я, о чем говорил недавно. — Слушай, а ты знаешь, кто такой Митра?

— Бог местный, вне Пантеона.

— Это как?

— Его культ официально запрещен.

— Да? А чем этот бог так знаменит?

— Чем здесь знаменит, не знаю. Знаю, чем у нас, но так, шапочно и не уверена, что именно о нем. Вроде как инкарнация солнца, солдатский бог справедливости, обещал жизнь после смерти, что-то вроде того… но это не точно.

— Жизнь после смерти, говоришь. Бог справедливости…

Жизнь после смерти очень неплохо помогает восстановить справедливость. Факт, как говорит Марина. Похоже, странный незнакомец пытается мне намекнуть, что Пятая бригада — именно то место, куда мне, как жнецу, можно наведаться.

Но кроме этого, надо решить вопрос с оставленной в форпосте альтушкой — она ведь, если я сбегу, будет приговорена. Но Марине я об этом пока не говорил, сказал о другом.

— Кроме подготовки маршрута, я хотел бы поспрашивать нашего центуриона. Потому что он точно в теме. Если ехать в Пятую бригаду, лучше знать, зачем конкретно нас собрали.

— Вот просто так взять и поспрашивать?

— С пристрастием.

— Это опасно.

— Не спорю. Но нужна информация, которую мы можем передать — потому что пока, кроме бронемашин, у нас лишь домыслы.

— Основанные на реальности.

— Не так важно. Наши домыслы против слова Антохи — вариант не очень, конкретика нужна.

— У нас даже оружия нет.

— Есть.

— Откуда?

— Пистолет нашел свой, который потерял в тумане.

— Как нашел?

— Гоблины принесли.

— Пистолет Гельмута даже припугнуть не сможет. Ведь один выстрел и все, рейтары…

— У меня с глушителем.

— То есть гончие тебе принесли твой пистолет с глушителем?

— Да.

«Что я о тебе еще не знаю?» — увидел я невысказанный вопрос во взгляде Марины.

— А если… ну, ты понял, если во время допроса что-то пойдет не так?

— На любой стройке случаются несчастные случаи, — пожал я плечами. — Ладно, это лирика, самое главное, что теперь известно направление куда бежать.

— Да, самое главное, — кивнула Марина. — Осталось только разработать маршрут, допросить центуриона не привлекая внимания, избавиться от охраны из десятка вооруженных человек и проехать через монолит навстречу неизвестности.

Похоже иронией Марина пыталась заглушить страх. Она еще не знала, что я как-то альтушку собираюсь забрать, но в остальном — все верно.

— Легче легкого, — подбодрил я ее. — Главное начать.

Мне тоже было страшновато — как будто наверху на вышке, перед прыжком в воду. Но кроме страха, присутствовало и облегчение. Наконец-то есть и цель, и направление куда двигаться. А еще было у меня стойкое предчувствие, что вот-вот спираль событий начнет раскручиваться и сегодня у меня, у нас, последний спокойный день.

Интуиция меня не обманула, со следующего дня события действительно закрутились. Вот только совершенно не так, как рассчитывал: как говорится, хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах. Хорошее выражение, которое очень часто отражает действительность, изменяющую уверенно озвученные вслух намерения.

Началось все в обед, когда в палатке-столовой я набирал себе на поднос пористые брикеты сухого пайка. Из вкусов предлагалась курица или рыба, выбрал курицу. Потом направился к чану с кипятком, у которого стояло несколько открытых пачек пакетированного чая, вполне себе земного — из Княжева наверняка. Утром и вечером азиатки-рабыни, заведующие полевой кухней, кормили нас довольно прилично, а вот в середине дня из горячего предлагался только чай.

— … да заградотряд это, что тут думать? — услышал я обрывок фразы и невольно прислушался.

Собравшиеся за соседним столом парни в оранжевых робах внимательно слушали интеллигента — командира первой команды. Я слышал вскользь, что Виталя называл его Питер, потому что питерский. Знал, что в Княжев он не так давно по работе приехал, на завод. Питер сейчас продолжал негромким голосом озвучивать предположения:

— Нам эти копья дадут и погонят шеренгой первой линией. Сзади будут черные шагать с плазмоганами, типа для подстраховки, на деле же шаг-влево шаг-вправо — расстрел.

Если в деталях, с питерским интеллигентом я мысленно согласился. Скорее всего, данная концепция будет применена для того, чтобы довести нас до места задачи, а там уже все изменится.

Комментировать слова питерского не стал — налив чай, аккуратно протиснулся через образовавшуюся как-то вдруг толчею у чана с кипятком. Уже когда вышел на открытое пространство, вдруг почувствовал ощутимый толчок в спину. Не упал, но споткнулся — расплескав кружку на подносе, залив чаем брикеты пайка.

— Ой-ой-ой, какая неприятность, — фальшиво прозвучал за спиной расстроенный голос.

Обернувшись, осмотрел идущего на конфликт сослуживца. По виду, интонации и манере держаться — типичный гопник из падика, как их в мемах карикатурно рисуют. Я таких в реальности и не видел давным-давно, но в Княжеве похоже сохранились в некоторых районах. У этого даже оранжевая роба надета расхлябанно — на той самой границе, за которой можно получить взысканием по хребту от младших командиров.

Границы эти, кстати, устанавливались опытным путем — я не так давно видел вдалеке, как одинаковые кого-то учили витисами, и возможно это была компания четких пацанчиков из четвертой команды. Знакомые лица, примелькавшиеся, но сейчас ко мне только один из них подошел. Хотя нет, такие по одному не ходят, вон остальные трое совсем рядом маячат.

Я уже много слышал отзывы на эту четверку дерзких и резких мушкетеров, как их называли, но вот так прямо столкнулся впервые. Народ в столовой к этому моменту притих, большинство заинтересованно наблюдали за конфликтом.

— Товарищ сослуживец, пожалуйста, будь в следующий раз осторожнее.

Говорил, старательно сохраняя спокойствие — совсем не хотелось, чтобы сейчас прорезались мои спящие инстинкты, заставляя этому парню что-нибудь сломать. Нет, втащить ему я совсем не отказался бы, но наказания за конфликты в римской армии весьма серьезные — косые кресты с оковами на краю плаца не зря были установлены раньше жилых палаток. А у меня в общем-то планы на ближайшие дни и залеты в них не входят. Так что, выкинув в мусорку бумажные тарелки с залитыми серыми брикетами, я развернулся и вновь направился к стойке выдачи.

— Мне тоже налей, а?

Это уже было не просто нагло, а сверхнагло. Медленно развернувшись, я посмотрел на пацанчика. Остальные трое словно невзначай подошли ближе, собравшись в компанию. Теперь действительно на мушкетеров похожи: задирал меня худощавый и совсем молодой смуглый парень с горбатым носом, настоящий гасконец; один из четверки массивный, большой — типичный Портос, один голубоглазый, с вытянутым меланхоличным лицом (злые языки назвали бы его туповатым). Пусть и на троечку с длинным минусом, но сойдет за Арамиса. Четвертый ничем не примечательный, но получить роль Атоса ему это не помешает.

— Товарищ сослуживец, — вздохнул я, заметив мимоходом, что говорю в полной тишине, даже вилки перестали о миски скрипеть. — Наказание за драку в расположении — как минимум пятнадцать ударов, а плеть кожу до мяса рассекает. Поэтому, используя подобный тон и явно провоцируя конфликт, вы вступаете на очень тонкий лед.

Говорил я негромко, и при этом бросил выразительный в угол, где за отдельным командирским столом расположились обедающие братья из ларца. Сейчас здесь только они двое — центурион вместе с сигнифером перед обедом вместе уехали в лагерь.