— А где твои соседки? — Мой вечер будет испорчен, если Стиви или Лиз выйдут на улицу и увидят нас вместе.

Мы просто сидели на моей лужайке. Это было невинно. Вот только, на самом деле, это было не так.

— Одна из девочек пригласила к себе несколько человек.

— Ты не захотела пойти?

Она покачала головой.

— Нет.

Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел Дженнсин тусующейся со Стиви, Лиз или другими девушками из команды. Очевидно, та трещина, о которой Аспен намекала в прошлом месяце, так и не затянулась.

— Что ты делал сегодня вечером? — спросила она.

— Читал лекцию о сексе.

Это привлекло ее внимание. Она, наконец, перевела свои прекрасные глаза на меня.

— Надеюсь, не кому-то из твоих игроков.

— Нет, — усмехнулся я. — Моему кузену Беку. Ему тринадцать.

— И как все прошло?

— Это, э-э… прошло.

— Что ты ему сказал?

Я пожал плечами.

— Я рассказал ему об этом научным языком.

— Научным языком? О мой бог. Что именно ты сказал?

Мое лицо вспыхнуло.

— Сейчас я не хочу тебе ничего говорить.

— Пожалуйста. — Она сжала руки. — Я умоляю тебя. Расскажи мне об этом научном языке.

Понимала ли она, насколько для меня было невозможно сказать ей «нет»?

— Я сказал ему, что мужской член входит в женскую вагину, а когда он кончает, его сперма попадает в тело женщины и пытается оплодотворить яйцеклетку. И что, если он не хочет, чтобы женщина забеременела, или чтобы у него отвалился член, ему нужно всегда носить презерватив.

Дженнсин уставилась на меня широко раскрытыми глазами, потом запрокинула голову и рассмеялась. Смех был таким громким, беззаботным и настоящим, что у меня защемило в груди.

Точно так же она смеялась в ту ночь на вечеринке. В ту ночь, когда украла частичку моего сердца.

Мне правда было нужно, чтобы она вернула ее.

— Боже мой. — Она обхватила себя за живот и наклонилась вперед, как будто смеялась так сильно, что у нее заболел бок.

Я усмехнулся, и усталость, которую чувствовал ранее, исчезла.

— Как бы ты об этом рассказала?

— Не знаю. — Она покачала головой, и ослепительная улыбка озарила ее лицо. — Но программа полового воспитания моей матери была такова.

Дженнсин подняла руки, вытянув указательный палец левой руки и образовав круг большим и средним пальцами правой руки. Затем она просунула палец в отверстие.

— Серьезно?

Она кивнула, все еще смеясь.

— Серьезно.

— Мое объяснение было…

— Научным, — закончила она за меня.

— Но я воздержался от жестикуляции.

— Отличное решение.

Мы рассмеялись вместе, и звук растворился в ночи. Было слишком темно, чтобы разглядеть синеву в ее глазах, но городские огни и звезды танцевали в ее радужках. Смотреть на нее было все равно, что быть раздетым догола.

Никакой лжи. Никаких претензий. Никаких титулов. Только мы.

Все, что мне нужно было сделать, это наклониться, и мои губы оказались бы на ее губах. Я вцепился в траву, чтобы удержаться и не взять ее за руку.

Еще одна ночь. Я хотел еще одну ночь. Тогда я бы выбросил ее из головы. Я бы нашел способ подавить это влечение раз и навсегда.

Я наклонился, оказавшись в дюйме от ее губ.

Вспыхнули фары, когда на подъездную дорожку въехала машина. Ее соседки.

Дженнсин вскочила на ноги и попятилась так быстро, что чуть не упала.

Блять. Я чуть не поцеловал ее. Что, черт возьми, со мной было не так?

Я закрыл лицо обеими руками. Может, нам нужен был еще месяц. Или два. Или три.

— Прощай, Дженнсин, — сказал я, твердо удерживая свою задницу на газоне.

Она отступила еще на шаг.

— Прощай, Торен.

Глава 8

Дженнсин

— Маверик Хьюстон поздоровался со мной сегодня в коридоре. — Меган, младшекурсница, которая играла на позиции либеро (прим. ред.: либеро — специальный игрок в составе команды, выполняющий только защитные функции), прижала руку к сердцу.

Маверик Хьюстон. Игрок футбольной команды, в которого она была влюблена в течение нескольких недель. Каждый раз, когда он хотя бы мельком смотрел в ее сторону, мы все слышали об этом в раздевалке после тренировки.

Я расчесывала мокрые волосы, не обращая внимания на охи и ахи других девушек. Ну, почти всех девушек.

Каждый раз, когда Стиви слышала имя Маверик, ее губы кривились в усмешке.

Там была история? Она явно не была фанаткой Маверика. Почему?

Я не спрашивала. Это было не мое дело. Вместо этого я положила расческу обратно в шкафчик и потянулась за свитером.

На левом рукаве было небольшое пятно от травы. Я получила его в прошлые выходные, когда забрела во двор Торена, чтобы подышать, подумать и полюбоваться на звезды.

Я имела в виду то, что сказала ему о его лужайке и виде с нее. Его двор был лучше моего. В его доме было темно, и я не ожидала увидеть его в субботу. Но я также заметила вспышку его фар перед тем, как он заехал в гараж, и какая-то часть меня была достаточно любопытна, чтобы подождать.

Для того, чтобы посмотреть, найдет ли он меня в темноте.

Чтобы посмотреть, приведет ли он домой женщину после выигранного футбольного матча.

В конце концов, в его постели окажется другая женщина. Если у него ее еще не было. Может быть, когда он уйдет, я тоже смогу отпустить его.

Но, как и это пятно от травы, я не была готова стереть его. Еще нет.

— Ребята, вы слышали о Раше Рэмзи? — спросила Меган, понизив голос. Она всегда так увлекалась сплетнями.

Другие девушки придвинулись поближе к тому месту, где она стояла, все еще завернутая в полотенце после душа.

Я осталась на своей стороне раздевалки, потому что она говорила достаточно громко, чтобы слышали все, даже я.

— Я слышала, что от него забеременела девушка, — сказала она.

— Кто? — У Лиз отвисла челюсть. — Его девушка?

— Нет, они расстались, — ответила Меган. — Я не знаю, кто эта девушка, но на днях они поссорились в коридоре, и теперь все говорят о том, что она беременна. Я думаю, это была случайная связь и… упс.

Раздевалка наполнилась болтовней, все обсуждали Раша, квотербека футбольной команды. Так получилось, что он жил с Мавериком, возможно, поэтому Меган была так одержима ими обоими.

Я прошла в ванную и подошла к ряду зеркал у туалетного столика, затем взяла фен, чтобы заглушить сплетни, и принялась причесываться.

Никто не отвлекся от обсуждений.

Да и мне было не интересно.

Существовали негласные правила, когда дело касалось сплетен о других спортсменах. Слухи могли распространяться среди наших команд, но не среди посторонних. Чужаки никогда не допускались в наш круг. Обычных людей, не занимающихся спортом, не приглашали на вечеринки или мероприятия. Они никогда не были посвящены в дела спортсменов. Мы держались особняком и никогда не сплетничали с людьми вне спортивной программы.

Но в этих стенах, в этих раздевалках? Все было честно. А когда в тебе видели конкурента, твои товарищи по команде могли быть безжалостными.

Этот урок я усвоила на собственном горьком опыте.

Я больше не собиралась повторять те же ошибки.

Когда мои волосы высохли, я схватила рюкзак, лежавший рядом со шкафчиком, и, не попрощавшись с командой, вышла из комнаты, не обращая внимания на то, что голоса перешли на шепот, прежде чем я исчезла.

Девочки могли говорить обо мне все, что хотели. Худшее, что они могли сказать, это то, что я была стервой или снобом.

Я сомневалась, что они будут слишком суровы, учитывая, что в этом сезоне мы были непобедимы, а мой процент попадания в цель собирался установить рекорд. Я отыграла шесть игр, ни разу не покидая волейбольную площадку, и нам еще предстояло встретиться с командой, которая могла бы меня заблокировать.

Мне было насрать на сплетни. Я была здесь, чтобы играть. Не ради них. Не ради тренера Куинн.

Ради себя.

В этом году я играла ради себя.

Когда я шла по коридору полевого дома, у меня в кармане завибрировал телефон. Учитывая, как мало людей мне теперь звонили и какой сегодня был день, я знала, кто это, еще до того, как ответила.