Угасание и запустение усадьбы, ярко не проявлялись, потому что мы вырубали поросль вишни, сливы, акации, подрезали виноград, белили и мазали, красили, сажали огород, собирали фрукты. Не смотря на все эти действия все же было заметно, что люди там больше не живут, и неспешна природа растворяла следы человека. Постепенно, год за годом зарастала тропинка к дому, нежилой запах в комнатах, аромат сырости и гниющей листвы в саду похожий на запах пуэра, который особенно ярко проявлялся весной и осенью. Грустное очарование увядания.
На этом фоне, неизменным оставался огород, как символ вечного обновления природы и моих страданий. Каждый год в конце зимы мама сажала рассаду, свято веря, что хоть один помидорчик или огурчик мы обязательно съедим. Помимо приусадебного огорода был у нас еще один, в степи, там выращивали картошку, которая не окупала средств и сил, потраченных на ее посадку. Все работы выполнялись святой троицей огородника – лопатой, тяпкой, граблями, как предки завещали – преемственность поколений. По весне нанимали трактор, но он так вспахивал, что лучше бы вообще не трогал, а так все лопатой, под конец правда просто делали лунки без перекопки всего огорода, но все же это не отменяло бессмысленности этого занятия. Присыпать клубень землей, это пол дела после того, как он прорастет с него нужно периодически собирать колорадского жука и пропалывать от сорняков, по адской жаре, и под конец получить с двух мешков при посадке одно ведро мелочи размером со сливу, но зато своей, не купленной! Кроме нас, и за нас, картошку подкапывали – бабка соседка, и алкоголики. Не пойманный не вор, но все же неприятно. Стоит отметить, в их оправдание, что они оставляли нам немного, видимо, чтобы мы не обижались и на следующий год снова сажали. Обыденное воровство на селе, за воровство не считается, ведь “а, что такого, ну выкопал, и что? вы же не обеднеете?”, примерно так бы ответил воришка будь он пойман на месте преступления, или просто бы извинился и сказал бы, что “огородом ошибся”.
Последней каплей, переполнившей мое терпение стал случай, когда корова одной бабы паслась на нашем огороде и все вытоптала. А то, что это была именно ее скотина нам доложили несколько независимых друг от друга источников. После этого я заявил маме, что больше помогать ей на большом огороде не буду, она возмущалось, так как не ожидала такой наглости от меня, но в конце сама поняла бесперспективность этого занятия.
На этом закончилась одна глупость, и началась другая. Стали расширять приусадебный огород, вырубая поросль вишни и сливы, и на первое время эти мероприятия увеличили урожайность. По сути, это была реконструкция подсечно-огневого земледелия, когда вырубали, а затем сжигали лес, а на месте пала несколько сезонов получали отличный результат, после того как земля истощалась, участок бросали и шли дальше. Только у нас в отличие от тех времен идти было не куда и приходилось заниматься севооборотом, менять культуры местами, пытаться удобрять перегноем, но все это не давала должного результата в силу объективных причин.
Интересная судьба была у хозяйки коровы. Она была замужем за кавказцем, звали его Боря, он был запойный алкоголик, и в периоды обострения периодически гонял ее, дочку и сына. Они порою целыми неделями прятались то в коровнике, то в леску за огородом, ждали, когда глава семейства уйдет на работу или заснет, и только после шли домой. Дочь вышла замуж и уехала, а сын окончил девять классов и поступил в техникум, с этого момента Боря перестал их гонять, видимо одумался или уже не мог. Работником как говорили он был хорошим, но начинал работать только после ста грамм. Запомнился же он мне только по тому, что имя не соответствовало внешности, которая была колоритной – худой, черные усы и волосы, загорелые руки, и прокопченное лицо, всегда с сигаретой в золотых зубах. Когда он проходил по улице, то запах перегара еще долго держался в воздухе. Многие его дружки не дожили до пятидесяти, насчет его говорили, что все же завязал с выпивкой, так как сильно пошатнулось здоровье. Надо будет как-нибудь прогуляться по кладбищу, посмотреть, кто там, что там, конечно, это не Введенское, но тоже по-своему красивое и очаровательное. Я бы даже сказал, что оно лучше, вокруг тебя поля, дубовый лес, синее небо, белые облака, и парящие в вышине птицы, а ты такой лежишь под двумя метрами земли и тебе все равно. Шутки шутками, но громадные городские кладбища вгоняют в отчаяние и ужас, где становится жутко уже при виде скученных, наползающих друг на друга могил. Это не относится к старым городским кладбищам там другая атмосфера, в отличие от современных комбинатов. Сельское же выигрывает у первых двух тем, что если за ним престанут следить, то через некоторое время природа его поглотит и все станет на круги своя. Что может быть лучше растворения в природе?
Мне нравилось переходить от могилы к могиле и смотреть, когда родился, когда умер, высчитывать сколько прожил, есть портрет, нету, ухоженное или нет, в такие моменты понимаешь, как скоротечна жизнь и все суета сует. Как показывают полевые наблюдения, бабки долгожительницы, меньше живут те, кто родился в шестидесятых и семидесятых, и мои сверстники, то один разбился пьяный на мотоцикле, другой допился до смерти. Печально, нас не так много, да еще и так рано и глупо уходить.
Несмотря на то, что на приусадебном огороде стали больше сажать помидор, огурцов, и картошки, их все равно приходилось покупать на рынке. Здесь, как и ранее, постоянно кто-то собирал наш урожай. В подозреваемых все те же – бабки и алкоголики, наличие забора никого не останавливало, я думаю, наоборот, даже провоцировало.
Придомовые грядки с каждым сезоном требовали все больше и больше труда, потому что расширение площади посадки, провоцировало взрывной рост сорняков, в придачу с порослью вишни и сливы. Но была и другая проблема – полив, точнее его отсутствие. Во дворе была колонка, но она не работала, флягу с водой нужно было везти с улицы метров так пятьдесят, но так как часто отключали воду приходилось тащиться на другую улицу, – “В тяжком труде заработаешь помидор и огурец свой, и еще бесплатно накормишь воришек. Да будет так!”.
В делах огородных мене не нравилось то упорство, с которым из года в год повторялись одни и те же действия и получался один и тот же результат, и никто не задумывался почему так происходит. Мои рационализаторские предложения выслушивались, но ни к чему не приводили, все было, как и прежде. Копать, полоть, рыхлить, рубить, тащить, поливать, бежать, бежать и бежать на электричку, автобус, не важно, главное быстрее и еще быстрее, увеличивая скорость и теряя смысл. Все эти действия не предполагали ничего и этим были удобны.
В таких стремительных атаках на дачу проходила весна, и наступало лето, время учительских отпусков, каникул и хорошего настроения. В лагерях я не бывал, так как меня не прельщала романтика казарменной жизни с возможностью отравится. Но я ходил в пришкольный лагерь, на пол дня, потому что там давали пирожное картошка, и другие сладости, играли, ходили в парк, в музей, в библиотеку. Работал он не долго и оставшееся время до поездки на дачу я проводил дома, спал до обеда, потом шел гулять или читал книги. К июлю все друзья разъезжались, и как раз к этому времени мама получала отпуск, нанимала машину собирала вещи, брала бабушку, и мы как кочевники с узлами белья, сумками, баночками борща и запасом хлеба на первое время, покидали город на месяц и отправлялись в Никольскую.
В это же время приезжал дядюшка, и всем своим видом показывал, что делать он тут ничего не может, так как очень устал и нуждается в отдыхе. В дополнение к этому ставились условия в еде – по понедельникам, средам и пятницам постное, издевательство чистой воды, но мама мирилась. Свою позицию она обосновывала тем, что она долго терпит, а вот потом, но это потом так и не наступало, а поводов было предостаточно. А когда наступило, было уже поздно, поезд ушел.
Один из таких случаев меня поразил до глубины души. Как-то раз в обед мы ели домашнюю лапшу, с нами за столом сидела бабушка, и у нее из рта выпала лапшичка, дядюшка встал и заявил, что он больше не будет есть с ней за одним столом, так как она овощ. Такого поворота ни я, ни мама не ожидали. Да у бабушки было старческое слабоумие, но это не говорит о том, чтобы так к ней относиться. Его выходка меня удивила. Мне было не понятно, как такое можно заявлять в адрес своей матери, которая родила, выкормила, воспитала, выучила, помогала с деньгами, возилась с внуками, а когда заболела, то сразу стала не человеком? Возможно, она была не самой лучшей матерью на свете, но другой не дано, да и сами дети не были идеалами.
