– Мне очень хочется верить, что я еще смогу увидеть окна, – с досадой в голосе произнес я.
Прошуршав в рюкзаке, я достал все, что мне было нужно для обработки. Бутылка чуть брызнула, после чего крышка с легкостью открылась. Я хорошенько намочил руки, а после принялся умывать израненное лицо. Бинт закрутился в моих руках, я неторопливо собрал его в небольшой квадратик и налил перекись. Раны хищно зашипели, и мои мышцы невольно сжались. Какая же гадость была на моем лице, что кожа так страшно горела? Пальцы то и дело напрягались от очередного мазка, но постепенно боль ослабевала. Буря на моем лице стихла, и я откупорил баночку с йодом. Легкий хлопок, еще один кусочек бинта, и вот мое лицо превратилось в загорелую пародию себя. Конечно, в голове проскочило еще одно сравнение, но оно могло прозвучать оскорбительно для некоторых людей. Далее, я старательно развязал бинт и, глядя в зеркало, начал обматывать лицо. К моему счастью, запасенных мною пачек хватило. Теперь я походил на Тутанхамона.
Я закинул голову вверх, чтобы полюбоваться облаками. Но вместо чувства свободы, ощутил тяжесть. Хотелось бы позабыть, что ныне городом правит буря, которая ведет за собой грозовые тучи. Вся эта темная масса текла, словно грозные айсберги по морю. Было что-то в их резких контурах. Громоздкость и некая злоба. Что-то явно таилось там, пытаясь сдавить меня, как жалкого червяка. Тело внезапно вжалось в лавочку, и я ощутил, как мне становится не по себе. По небу проскочила вспышка, и я прищурился.
За моей спиной послышался шелест. Затем я услышал, как что-то хрустнуло. Это было похоже на ветку. Дерево надо мной дрогнуло, и какое-то черное пятно промчалось над головой. Плечо загадочной статуи заняла птица. Это был ворон. Его глубокие темные глаза глянули на меня. Они очень походили на то, что висело над городом, но в них еще чувствовалась мудрость. Хотя нет, это были вовсе не грозные тучи. Ночное небо, в котором тонули звезды. Вид птицы давал понять – птица довольно старая – дряхлые и измученные перья, сгорбленная даже по меркам птицы осанка. Складывалось ощущение, что он знает о мире больше, чем я. Воронов считают предвестниками беды. Мои знакомые всегда встречали их недобрым словом. Падальщики и глашатаи самой смерти. Я никогда не пытал к ним особой симпатии, но сейчас он был мне как советчик. Единственное живое существо, которое я встретил за все мое странствие.
– Ворон живет триста лет… – пропел я слова старой песни – …а нам с тобою немножко, пока не выключат свет… – с грустным тоном, закончил строку.
– Кар! – будто в подтверждение моих слов звонко прозвучало от старой птицы.
Мне уже не было так одиноко, как в самом начале. Пустота улиц больше не напрягала, да и к тому же в парке я чуть успокоился. Однако теперь во мне зародилось совершенно новое беспокойство. Я оглядел памятник с ног до головы и снова остановил взор на птице. Даже если сказанное в песне правда, то что такое триста лет для мира? Теперь меня заботила скоротечность происходящего. Парк – это монумент памяти. Его упоминания будут в архиве, документах, накладных. Все, что в нем находится, занесено в справочники: цветы, деревья, птицы и зверье. Даже имена тех, кто его строил, будут помнить. Есть списки сотрудников и должности, которые сохранят бумаги. Чего уж там, сам Саша Зеленый смотрит на нас своими медными глазами с пьедестала. Его уже нет в живых, но вот его след. Люди будут помнить его, хотя он уже не жил с ними в одно время. Все это объединяет людей. Смогу ли я в него попасть?
Желудок предательски заурчал. Великие мысли требуют энергетических затрат. Я прервал свои размышления и трепетно похлопал по рюкзаку. Еда была, но немного. Аккуратно выстелив небольшую бумагу, я выложил все свои припасы перед собой. Даже человеку, далекому от поварского дела, было ясно – из этого выйдет прекрасный бутерброд! Нарезав хлеб, чуточку овощей и батон хорошей, жирной колбасы, я почувствовал, как в нос ударил приятный аромат. Желудок завопил громче, и вот заветный кусочек залетел в рот. Тщательно прожевав сей чудный обед, как мне казалось, я успокоил своего дружка. Давно еда не казалась настолько вкусной. Возможно, стоит почаще голодать, чтобы получать удовольствие от еды. Запив все несколькими глотками пива, я ощутил на себе чуткий взгляд. Ворон явно хотел присоединиться. Оторвав небольшой кусок хлеба, я бросил его перед собой. Черная фигура подлетела так быстро, что я даже не успел среагировать.
– Ешь, друг. Ты помог мне задуматься о важном, – сказал я, растянув рот в улыбке.
Не отвлекая ворона от его трапезы, я шустро закинул остатки к себе в рюкзак и застегнул ее. Вспоминая карту, я прикидывал, куда мне надо будет идти. От площади было совсем недалеко до нужного выхода, который был прямо перед нужной мне улицей. Лицо статуи блестело. В его уголках губ читалось счастье, взгляд был устремлен в небо. С явной надеждой на будущее смотрел он туда. Даже громоздкие небесные скалы не портили его уверенность. Меня это вдохновило. Конечно, когда его ставили, весь мир был другим, но даже несмотря на то, как все изменилось, в меди было запечатлено то, каким нужно быть: стойким и не терять надежды на будущее. Я обошел памятник, направляясь в нужную мне строну, после чего, сделав небольшой жест в его сторону, сказал:
– Спасибо за отдых, Саша. Я тебя помню.
Второй мой друг уже куда-то исчез. Ветви слегка зашелестели, и парк вновь утонул в тишине. Я же направился к намеченной цели. Выйдя из-за менее пафосной арки, чем была при входе в парк, я оказался около двора нужного дома. Перед моим лицом открылся вид на многоэтажное здание с очень знакомой рельефной картиной политика. Тут жил мой спаситель. Я внимательно оглядывал окна второго этажа, пытаясь заметить хоть в одном свет. Если Вячеслав и был дома, то он обязательно держал свет включенным. Не мог он смотреть на свои заветные карточки или еще какие-то коллекционные вещицы без должного освещения. Можно корить меня за глупость. Какой свет, когда в городе творится такой ужас? Но вы просто не знали моего друга. У него даже на такие случаи были припрятаны козыри. Мрак чуть рассеялся небольшим свечением. Вот оно! Это точно Вячеслав!
О нем я могу рассказать многое. Относительно тихий человек. Почему относительно? Да потому что на самом деле Вячеслав был человеком-вечеринкой. Просто для этого ему нужны были определенные условия. Он был помешан на темном фентези и мог играть в настольные игры часами напролет. Шкафы его были набиты всяким разным: он являлся любителем косплея. Там тебе и доспехи паладина, и плащ мага из его возлюбленной «Дэ-Эн-Дэ». Для него такой гардероб был абсолютной нормой. Мечи, которые висели у него над головой, были не просто какими-то игрушками, нет, они были из настоящего металла. Ему их делал на заказ кузнец, с которым он познакомился на своих фанатских сборищах. Как он их провозил сюда – остается хорошей загадкой. И среди этого бессчетного количества копий, у него были любимые – пара мечей, о которых от отзывался кратко:
– Один для людей, другой для монстров.
Я тихо засмеялся. Он был довольно приятным человеком. Многие осуждали его за такой образ жизни. Его увлечение многим казалось детским, но среди моих знакомых он был реально лучом света. Наверняка в них говорила зависть. Его хобби делало его счастливым. Как за такое можно было осудить? В отличие от нас, его жизнь была намного осмысленнее и оттого счастливее. С ним можно было отдохнуть от работы и рутины. Посмотреть старый фильм, который он уже знал наизусть, или вместе сыграть в хваленные настольные игры. Это время всегда отзывалось теплом в моем сердце. Я ощущал себя не какой-то серой мышью, а вполне живущим человеком. Мне казалось, что с ним жизнь становилась более реальной, нежели за монитором с кучей отчетов под носом.
Выйдя из своих приятных воспоминаний, я начал стремительно приближаться к подъезду. Маленький домофон показался слева от двери. Я нехотя поклацал по нему, ожидая, что из этого ничего не выйдет, однако тот затрещал под моими пальцами. Электричество все-таки было. Наверное, в этом районе города электросети еще не пострадали. Динамик противно захрипел, и я начал томиться в ожидании. Взгляд мой упал прямиком на название домофона, на который я раньше не обращал никакого внимания. Теперь скука позволила расширить свои знания.
