– Если ты думаешь, что получишь местечко поспокойней, где сможешь отсиживаться – то нет. – Ксандр сказал это как-то воодушевлённо и улыбаясь. – Спокойного местечка в скором времени больше не будет.

***

Ксандр был сыном сенатора и одним из лучших полководцев Республики Кресси. Иногда ему доводилось и договариваться о чём-то весьма щепетильном, исполняя, по сути, роль дипломата, и тогда ему было не очень понятно, зачем отец подкидывает ему такие задачи. Но со временем, когда жизненного опыта прибавилось, ему стало очевидно, что умение распознавать мысли других пригодятся на поле боя не меньше, чем в переговорном шатре. В те моменты ему казалось, что ничего гнуснее и омерзительней, чем о чём-то договариваться с врагами, просто нет на всём свете, но когда он первый раз увидел, что переговоры в итоге предотвратили настоящую войну, то первые же мысли были о том, что он смог уберечь не одну когорту своих бойцов.

Это тоже было немного заразительно. С течением времени, с постепенным обретением власти люди начинали мысленно присваивать себе что-то государственное. И те три легиона, которые были в подчинении Ксандра последние 4 года осмысливались им, как его собственные.

При этом отец ему несколько раз твердил, что не человек должен привязываться к месту, а место к человеку. Что это без него не должны быть способны решать разного рода вопросы. А не он должен переживать из-за отсутствия у себя этого места. Место должно зависеть от него. Место должно бояться его потерять. Место должно пострадать от его ухода. Только так, и никак по-другому… И всё равно. Ксандр очень привязался к своим трём легионам бойцов. Он просто не мог себе представить, что не будет командовать всеми этими людьми. Что ими будет командовать кто-то другой. Кто-то другой будет строить платы и отдавать им приказы… И сейчас, когда он смотрел в глаза своего отца, то все мысли были только об этом – в очередной раз он не хочет прислушиваться к его словам, в очередной раз, он хочет проходить этот путь самостоятельно. С потерями и горечью со временем понимая, что был не прав.

– У тебя ещё есть время подумать. Хоть и немного, но есть. – сказал Эрик. Он предлагал сыну занять вскоре освобождающееся место сенатора. Для этого надо было отказаться от всех полномочий военачальника, выдвинуть свою кандидатуру на избрание, а затем ожидаемо победить в выборах.

– Да провалю я эти выборы. Какой из меня политик? – Ксандр не хотел говорить напрямую, что не хочет. Хотя и ему, и его отцу было понятно, в чём дело на самом деле. Но говорить при этом он всё равно не хотел. Пусть уж лучше он будет бестолковым воякой, чем почётным политиком.

– Такой же, какой и из меня… И если бы я не был уверен в победе, то не стал бы выдвигать тебя… Это для тебя это стало бы простым поражением, а для меня это было бы ударом по репутации в партии… Той самой партии, который и ты служишь как военный.

– Отец, я служу Республике.

– Ты правда решил корчить из себя тупого вояку? Это ты мог позволить себе в 25 или даже 30 лет. А вот в 37 – это уже не солидно выглядит… Тем более, что многие ещё помнят твои победы на поле боя, которые были достигнуты явно головой, а не грубой силой. Неужели ты думаешь, что людей так просто обмануть?

Ксандра иногда доканывала эта манера что-то доказывать, используя в буквальном смысле голову оппонента. В данном случае он, очевидно, использовал регулярную фразу Ксандра о том, что народ можно обманывать сколько угодно и как угодно. И что вообще народ за это будет благодарен. Такое Ксандр любил говорить в узких кругах, но не публично, просто потому что знал, что подобное может обидеть, как его воинов, так и избирателей его отца… Но при этом те победы, которые отец имел в виду действительно были просчитаны досконально, а потом также досконально как по нотам сыграны. Битва у Лунной заводи и битва на солёном мосту. В первом случае он заманил противника к берегу, чтобы можно было использовать мангонели с рядом стоявшей флотилии, во втором случае те же мангонели он использовал при попытке противника перейти на другую сторону реки. В обоих боестолкновениях он сделал всё, чтобы свой ход враг считал удачным стечением обстоятельств, которое нельзя упустить, в реально же подготовив искусные ловушки.

– Я не хочу, чтобы мы были похожи на каких-нибудь Йенсенов.

– А чем они тебе не нравятся? Ты считаешь, у них мало влияния?

– Я не знаю, сколько у них влияния. Но для людей они посмешище. Их расценивают, как каких-то пешек, которые выполняют чужие указания. Проводят в жизнь законы, которые сами не знают, в чём заключаются. Которые не читают даже перед тем, как предлагать на рассмотрение. Утверждают, что это правильно, а сами даже не знают, что это вообще за такое слово «правильно». – Ксандр говорил это всё и вспоминал мать Лизу Йенсен и её дочь Кейт Йенсен, которые теперь уже обе были сенаторами, и постоянно выступали за ужесточение каких-то миграционных правил: сначала придумали квоты на разные направления, затем экзамены на знание истории, затем медицинские анализы. В массах говорили, что они просто отрабатывают хлеб своих избирателей, но это не вязалось с тем фактом, что район, от которого они избирались вообще не имел проблем с мигрантами ни в каком виде – ни у каких мигрантов просто не было денег селиться в столько престижных местах. Зато вот версия про то, что у них есть какой-то покровитель в Правительственном Совете, выглядела куда более убедительной. В любом случае видимая династическая линия поведения в политике для Ксандра выглядела как какая-то профанация политической деятельности как таковой. Хотя какая профанация? Сами политики уже профанация.

– Вначале – да… Но в жизни всё не так просто, как кажется на первый взгляд. И когда какой-то процесс начинает работает, то это не знает, что он будет работать именно так всегда… Он обязательно будет меняться. И если говорить про Йенсенов, то да. Безусловно, раньше они выполняли политические заказы. Им скидывали, что говорить и когда говорить. И они говорили. Но прошло время, и они стали частью системы до такой степени, что даже тот, кто спускал им решения сверху, уже так просто не сможет их остановить. Ведь вся государственная машина, уже работает в этом направлении. Вектор уже задан. Ни они сами, ни их крыша не могут затормозить это движение. И тенденции по ужесточении миграции будут расти и дальше, уже теперь потому что остановить их нельзя. Но нельзя упускать из виду один очень тонкий момент всего этого… Скорость, с который будет двигаться этот процесс, определять будут именно Йенсены, потому что они являются главной публичной фигурой этого процесса. А вот это уже реальная власть… И если раньше они были, как ты их назвал «посмешищем», то теперь смешным это уже не выглядит.

Отец иногда поражал своими мыслями. И ещё поражало, почему он до сих пор является всего лишь сенатором, не возглавляя при этом никакой комитет при Сенате. Его умение пронзать своим вниманием процесс насквозь было поистине уникальным. Он умел видеть такие вещи и в такой перспективе, в какой большинство людей даже не догадались бы обозреть и на йоту. При этом соглашаться сейчас с ним не хотелось. Вся эта политика – чертовски грязное дело.

– Видишь, отец. Не моё это… Хоть, может, у меня там и со смыслом, а всего лишь топором да мечом махать можно. – ответил Ксандр и собирался уже повернуться к выходу, но Эрик остановил его.

– А что ты такого хотел услышать от того перебежчика с Красной Горы? Ты ведь понял, что он шитик.

– Меня до сих пор удивляет, как тебе все ловко доносят… – Ксандр удручённо покачал головой. – Надеюсь, хоть не Фредерик…

– Нет, не Фредерик… Настолько близких людей лучше на доносы не цеплять. Когда-нибудь поймёшь почему.

– Потому что ставки на них слишком большие ставят. Вот почему.

– Видишь, как хорошо… – Эрик улыбнулся, очевидно приветствуя правильный ход мысли своего сына. – Уже какие важные момент понимаешь… Так что ты хотел услышать от шитика?

– Я сам не знал, когда начинал говорить… Хотел понять, насколько всё плохо что ли…