Из проёма показалась голова его помощника Фредерика, немного полненького, бородатенького, а от того весьма позитивно и мило выглядящего человека:

– Ксандр… Сюрприз для тебя.

– Что там? Талый мёд что ли подвезли?

– Нет. Языка… Из Красной Горы. Ты любишь с такими беседовать… Его соколовцы, говорит, взяли, конвоировали, он сбежал… А получилось, что к нам.

С виду казалась уже очень интересная история. Где мы, где Красная Гора. Как так надо сбежать от соколовцев, чтобы в итоге попасть к нам?

– Иду. – ответил Ксандр и, посмотрев ещё раз на горизонт, пошёл вниз.

***

– Хедвиг… Честно, у меня других имён не было. Хедвиг… – говорил паренёк. С виду он был достаточно молод, но Ксандр уже видел несколько раз человек, которые были моложе своего возраста лет на пятнадцать, и этот был как раз похож на одного из них.

Ксандр присел к нему поближе, на расстояние вытянутой руки, и сказал:

– А почему так делаешь на этом акцент? Мы ж разве сказали, что тебе не верим?

– Я уже знаю, как допрашивают. Меня соколовцы допрашивали. По 5 раз одно и тоже… Я говорю «Хедвиг», а они мне «Как еще? Как ещё?». Я только Хедвиг. Нет у меня других имён.

– А ты сам откуда?

– Широкий узел.

– Это то есть рядом с Красной Горой, но всё же не там ещё. Всё же ещё в Соколином Ударе… И за что ж тебя соколовцы допрашивали? Обвиняли в чём?

– Да, говорили, я Красной Горе докладывал. Письма отправлял… У Вас это там в делах есть, которые при мне были. Там всё выдумано. Всё, в чём обвиняли… Свалил на меня кто-то.

– А что там, по их мнению, в письмах-то было? Что ты там такого мог написать?

– Позиции. Говорили, что я типа позиции наших сдаю. Про соседние сёла, кто там-где сидит. Чьи знамёна. Вот это говорят. Как будто от меня.

– А как это понять? От тебя или не от тебя, если это письма? Что ж их подписывали там?

– Почерк. Они говорят, почерк твой… А это не мой. Я так давно не пишу… Там буквы «у» и «д» не как у меня… Я так давно не пишу. Не мои это буквы… Кто-то делал вид, что это я, а это не мои буквы.

– То есть зря они тебя поймали значит. А чего убежал?

– Так не хочу я там больше быть. Уже давно не хочу. И им так сказал. Чтоб обменяли меня… Вы тоже можете обменять…

– Ну мы-то с Красной Горой не договариваемся.

– А с Красной Горой и не надо… С Тайфой надо.

– С Тайфой? Это с чего бы тайфанцам тебя на кого-то обменивать?

– У меня там брат живёт. И племянники… Я вообще к ним хотел переехать. Ещё из Соколова Удара. Не успел только. Мать умерла, вот я остался… А так бы давно уехал.

В этот момент к Ксандру склонился стоявший рядом Фредерик:

– Перекинуться бы словечком на минутку…

Это и сам Ксандр хотел предложить. Уж слишком странно допрашиваемый себя вёл. Странно говорил, странно думал. И с виду всё складно, а всё не хочет вязаться одно к другому. Да ещё и про Тайфанский Союз говорить начал… Ходили слухи, и не мало, что этим ребятам очень выгодно было то, что начало происходить на Красной Горе, что и к себе они эту территорию-то поджать хотели. Да вот только слухи одни да догадки. И тут вон хоть какая ниточка начала вести.

– Он же шитик, чёрт бы его. – сказал Фредерик, стоило им выйти за дверь.

«Шитиками» или «зашитыми» называли тех, кого заколдовал маг. И проявлялось это в одурманивании мыслей, разорванном сознании, когда человек начинал во что-то верить непоколебимо, при этом разные вещи могли укладываться в его голове одновременно даже при наличии очевидных противоречий друг с другом. Подобная практика была запрещена на международном уровне, но некоторые страны её активно использовали, правда, пока доказать это было нельзя. Ходили слухи, что если начать кого-то «расшивать», то объект просто покончит с собой на каком-то этапе. Потому ни доказать, ни разузнать толком ничего было нельзя.

– Ну это я тоже так подумал… – ответил Ксандр. – Да вот экзорцисты из нас такие, что глядишь и сами им заколдуемся… Про Тайфу что думаешь?

– Срань это – вот, что я думаю… Про них все говорят. И если окажется, что они правда там кого-то зашивают, так нам пол-Сената начнёт орать, что мы ситуацию дестабилизируем. И я не для того тебя попросил выйти, чтоб ребусы эти разгадывать… Ксандр. Оставь его… Не надо нам этой чертовщины. Уж если он так свистит, что его обменяют, так давай обменяем, и дело с концом.

– А если нет? Много там тайфанцы на обмен идут? Тем более он мелкая сошка. Стучал там на своих и не более… Да и, знаешь. Как-то скучно мне… – Ксандр отвернулся и уже взялся за ручку двери, но Фредерик его остановил:

– Ксандр, не стоит это того! Потом ведь жалеть будешь, что в это полез. Не наше это дело.

Ксандр только улыбнулся в ответ и, открыв дверь, зашёл внутрь и устроился на своё прежнее место. Помещение, в котором происходил допрос, было маленькой комнаткой в центральной башне внутреннего периметра, называемой «Квадрат», просто потому что стороны её все были одинаковы у основания. При этом в высоту она была больше соседних в полтора раза. Такие объёмы позволяли уместить в ней несколько ярусов, на каждом из которых располагались комнаты для допросов, камеры заключения и всё, что с этим связано.

– Значит так, Людвиг. – начал было Ксандр, но допрашиваемый тут же его прервал:

– Хедвиг! Меня зовут Хелвиг!

– Как? Ты же только что мне сказал, что Людвиг… Стоит выйти на минутку, а всё сразу меняется…

– Хедвиг!!! Я за правду! Я сразу сказал, что меня зовут Хедвиг!

– За какую ты правду?

– Соколовцы убивали там своих. Они всё начали. Они начали убивать своих же на Красной горе. А всё потому что поклоняются Бахусу. Всё дело в этом. За нами добро. Потому они хотели всё уничтожить. Мы последний оплот правды и мира на этой грешной земле…

– Так значит соколовцы поклоняются Бахусу? А откуда ты это взял? Сам видел?

– Все так говорят. Все на Красной Горе так говорят. Там врать не будут… Они там сами видели, как соколовцы по домам ходят и детей отбирают.

– А ты сам что видел?

– Я?… Вы правда не понимаете?! Они же поклоняются Бахусу, а детей своих продают. И захотели и детей Красной Горы продавать… А люди против. Потому что знают, что нами добро.

– За кем за нами?

– За нами! За Тайфой… Там такого нет. Там хотят мира. Там добро. – глаза Хедвига к этому моменту покраснели, а руки начали трястись. При этом голос звучал достаточно живо и членораздельно. Выглядело так, будто он репетировал эти фразы множество раз, и сейчас был в состоянии их столь звонко произносить именно по этой причине.

– Знаешь вот что… Не верю как-то я тебе…

– Да ты что тупой?! Тебя землю за это заставить жрать, которая тебя кормит! – Хедвиг поднялся с места, но цепь, державшая его за лодыжку, не пустила дальше. Он начал махать перед собой руками, пытаясь достать Ксандра, но даже невооружённым глазом было видно, что расстояние через стол для этого слишком большое. При том всё продолжал пытаться дотянуться, словно его руки со временем могли стать длиннее. – Выродки! Вы все здесь выродки!!! Вас всех надо уничтожить! Все ваши дома и всех ваших детей! Выжечь всю нечисть!

– Уничтожить наши дома и детей? И после этого ты говоришь, что соколовцы поклоняются Бахусу? А вы не поклоняетесь?

– Мы свет! Мы добро! Единственный свет, что остался!

– Как-то не вяжется твоя концепция всё уничтожить с добром…

Хедвиг продолжал ещё что-то кричать про то, что это единственный выбор, про то, что приходит время, когда по-другому же нельзя. Когда все шансы и возможности исчерпаны. Когда надо действовать жёстко. И добро должно так действовать, иначе будет уничтожено. А Ксандр вышел из помещения вместе с Фредериком.

– Вот ничего ж нового не узнали… К чему вот это всё было? – спросил Фредерик, стоило захлопнуться двери.

– Заклинание-то не слабое. Ты видел, как далеко он пошёл в своих рассуждениях?

– Видел. Только вот толку нам с этих рассуждений… Мы держава мирная. Торговлей занимаемся. А вот это осиное гнездо ворошить… Только вроде всё успокоилось…