— А это можно устроить? — с надеждой спросил я.
— Сделать это представляется если не невозможным, то настолько затруднительным, что производство таких снарядов окажется делом невероятно дорогим. К тому же, их нельзя будет снабдить оперением, и полёт такой ракеты неминуемо будет нестабилен!
— Ну, стабилизировать корпус можно вращением, — пробормотал я, уже, однако, понимая, что всё это сильно усложняет дело. — А если пускать ракеты строго «по ветру» или строго «на ветер»? Тогда же ничего отклоняться не будет?
— Отклонение будет всё равно, только теперь по высоте. Ведь ракета посылается вверх под углом, и значит, любой ветер будет искажать её траекторию, вынуждая лететь параллельно земной поверхности. Кроме того, даже если расчету удастся занять позицию строго по ветру от неприятеля, это, вероятнее всего, не поможет — ведь ракета взлетает вверх на сотни метров, а там направление ветра может быть совсем иным, чем у земли!
— Так что же, получается, дело нестоящее? — тоскливо спросил я.
Видимо, разочарование в моём голосе преломилось настолько жалостливой нотой, что Николай Карлович отвечал мне, как будто бы, с некоторым сочувствием.
— Оружие такого рода будет и сочетать в себе низкую точность и излишне высокую цену. К этому надо добавить, что для запуска ракеты надо в шесть-семь раз больше пороха, чем для производства выстрела из орудия.
— Но, как говорят, в Индии войска Типпу-сагиба успешно применяют ракеты против англичан!
— В Индии много селитры, — пояснил мне Мелиссино, — и производство пороха для ракет для них сравнительно просто. А вот орудийной бронзы у них нет. Поэтому они вынуждены применять эти свои «ракеты» вместо нормальной европейской артиллерии. Возможно, если бы они испытали все преимущества современных артиллерийских систем, то отказались бы от ракет.
— Также надо отметить, — добавил Наполеон, — что действия мансуров не так уж и успешны. Они воюют не с Англией, а с английской Ост-Индской компанией, где солдатами служат местные индусы и сикхи, а офицерами — второсортные, не имеющие военного образования английские сквайры и джентри, приехавшие в Индию сколотить капиталец. И при всём этом мансуры то и дело терпят поражения. Были бы на их месте европейцы, как это было в Северной Америке, англичане не осмелились бы даже высадиться в Индии!
— Ну что же, выходит, нет смысла возиться с этим, раз у нас появились такие лёгкие и мощные полевые орудия, — подытожил Мелиссино. Члены комиссии, кто молчаливо, кто прямо, немедленно с ним согласились. Мне оставалось лишь молча слушать доклад про боеприпасы, но мысли мои постоянно возвращались к причинам этого провала.
— Ну что же, — продолжил Пётр Иванович, — давайте подведем итоги. Орудия с деревянной осью лафета надо вывести из состава армии, везде принять стальные оси. Для лучшего вращения осей внедрить чугунные втулки, особливо для орудий, предназначаемых к применению в конной артиллерии. Существующие образцы орудий надобно изготовить в нескольких экземплярах и отдать в опытную эксплоатацию, дабы на практике изучить их сильные и слабые свойства.
Потом было ещё много разных подробностей, которые я счел за благо выслушивать молча. Вновь в дискуссию я вмешался, лишь когда разговор зашёл про картечные выстрелы.
— А что с чугунной картечью?
— Опыты показали её полную применимость, Ваше Высочество!
— Вот и прекрасно. Её приняли на вооружение армии? С калибрами определились?
— Третий номер — в размере ружейной пули, второй номер — диаметром в дюйм, первый номер — полтора дюйма.
— Хорошо. Ещё надо испытать свойства стержневой картечи и шрапнель.
— Что это?
— Берем мелкие гвозди, плющим шляпку в форму оперения, заряжаем в жестяной картуз. При выстреле всё это хозяйство должно лететь намного дальше, чем обычная картечь, и при этом количество стержней будет намного больше, чем обычных картечных пуль. А шрапнель — это посложнее… я вам потом отдельно расскажу.
— Всенепременно, — заверил меня Пётр Иванович, но по тону его стало ясно, что после такого фиаско с ракетами мои идеи он теперь навряд ли будет рассматривать всерьёз.
Глава 4
Два месяца князь Потемкин готовил в Таврическом дворце бал для Екатерины по случаю последних побед — Рымника, Фокшан, взятия Измаила, и, конечно, мира со Швецией. Прекрасным днём 28 апреля, когда весенняя свежесть ещё не уступила место летней духоте, а воздух чист от комаров и прочего гнуса, весь свет Петербурга съезжался к Таврическому дворцу, который Екатерина ещё в прежние годы пожаловала Потёмкину, затем выкупила его обратно за полмиллиона рублей, и теперь вновь ему подарила. Сверх того, в Царскосельском саду ему будет возведён памятный обелиск; преподнесён фельдмаршальский мундир, усыпанный бриллиантами, и подарено 200 000 рублей.
Ещё на подъезде к дворцу была слышна разносившаяся в тёплом весеннем воздухе дивная музыка — это играл знаменитейший «роговой» оркестр.
Я не мог не задержаться, дабы послушать её. Девяносто человек, наряженные в одинаковые, напоминавшие гренадёрские мундиры, одежды, стояли, держа перед собой кто один, кто два, а кто сразу три медных охотничьих рога. Иные из инструментов были столь велики́, что удержать их не было никакой возможности — такие трубы опирались на специальные подставки; у других же рожок был настолько мал, что полностью скрывался в ладони. Каждый из этих инструментов выдавал один единственный звук, одной высоты и тембра, но весь оркестр, благодаря своей многочисленности и невероятной слаженности, мог воспроизводить совершенно любое произведение. Для этого надобно каждому играющему точно высчитывать момент, когда вступить, и таким образом, несколько музыкантов, беря поочередно каждый свою ноту, могли изобразить стройную гамму, а от ловкости их и умения зависела способность сыграть эту гамму в любом медленном или быстром темпе. Казалось, перед нами выступал живой орга́н, повинующийся не нажатиям на педали ног органиста, а палочке капельдинера. Потёмкин собрал здесь как императорский, так и несколько частных оркестров, устроив сводный хор из трёхсот музыкантов!
Заслушавшись, и не сразу заметив, что весь двор уже проследовал внутрь дворца, не без сожаления поспешил я следом.
Здесь торжествующий Потемкин встречал императрицу, разодетый в алый кафтан, в усыпанном бриллиантами плаще из черных кружев, декламируя какие-то пафосные стихи.
Пройдя через торжественные врата с надписью «Екатерине Великой», сквозь колоннаду из изящнейших гранитных и яшмовых, с золотыми капителями, столпов, мы прошли в первую, круглую залу, окружённую роскошною колоннадой, откуда уже звучала органная музыка. Здесь царила полутьма, освещаемая множеством разноцветных лампад; наверху, на хорах, тускло мерцали трубы двух больших английских органов. Потёмкин повёл нас дальше, в огромную, сиявшую светом овальную залу, способную вместить сразу пять тысяч гостей, сливавшуюся в одно пространство с гигантским, закрытым стеклянною кровлею Зимним садом.
Здесь, среди лавровых, миртовых, апельсиновых, померанцевых деревьев, мраморных ваз и французского фарфора, огромных дутых аквариумов с золотыми рыбками вились дорожки, по которым гордо прогуливались павлины, а над ними летали яркие тропические птицы и соловьи. Шпалерные решётки все увитые цветущим растениями, и тонкий аромат жасмина соперничал с лавандою и миртом.
Посредине сада возвышался храм, купол которого опирался на восемь столпов из белого мрамора. Ступени из серого мрамора вели их к своеобразному жертвеннику, служившему подножием к высеченной из белого мрамора фигуре императрицы, держащей рог изобилия, из которого сыпались орденские кресты и деньги. На жертвеннике имелась надпись: «Матери отечества и моей благодетельнице». За храмом находилась беседка, внутренние стены которой состояли из гигантских венецианских зеркал. Посреди всего этого великолепия была установлена мраморная скульптура императрицы.
Внутри все сияло: яркий свет давали 20 тыс. восковых свечей и больше сотни тысяч лампад. Шпалеры украшены были лампадами в форме яблок, груш и виноградных гроздьев, в иных частях сада находились светильники в форме дынь, арбузов, ананасов и винограда. В зимнем саду слышались трели птиц, в огромных аквариумах плескались рыбки, сверкали гигантские зеркала, за которыми спрятали печи.
