Постучав ложкой по графину для воды, я дождался, когда шум множества голосов утихнет, и начал свою речь:
— Господа негоцианты! Все вы занимаетесь коммерцией; кто-то промышляет в Охотском море и на Аляске, кто-то занимается торговлей мехом, а кто-то закупкою в Кяхте чая и доставкой его через всю Сибирь. Всё эти предприятия требуют дальних перевозок груза, и делается всё главным образом через Сибирь. Я знаю, как это непросто; Сибирский тракт не выстроен ещё по сю пору. Зато появились новые морские пути, о коих я хотел вам поведать.
В том году мы построили первые восемь быстроходных шхун и направили их в Аляску, Сингапур и к берегам Китая. Все суда успешно достигли своих целей, показав выдающуюся надёжность и скорость хода. И для дальних перевозок это много выгоднее, чем сухопутная доставка! Представим, что надо перевезти на остров Кадьяк шестьсот тонн товаров, что составит тридцать шесть тысяч пудов. До Охотска каждый пуд обойдется в десять рублей; это на круг триста шестьдесят тысяч. Потом ещё и до Кадьяка морем добрых сто пятьдесят; всего выходит больше полмиллиона. Так я говорю?
— Правильно! — раздались голоса негоциантов.
— Далее… Из Якутска в Охотск товары везут на лошадях вьюками. В иных местах дорога тяжелейшая, лошади порой доходят до совершенного изнеможения; люди гибнут, провалившись под лёд. От конского падежа часть груза бросают дорогой, остальные товары по прибытии их в Охотск нередко оказываются испорчены. Особенно тяжко приходится с громоздким товаром. Якоря для Охотской верфи приходится везти кусками, на месте сковывая их обратно в один якорь. Бывает, что такие «составные» якоря попросту разваливаются, что ведёт к катастрофам. Канаты приходится резать на куски, и в таком виде везти, а на месте сплетать их обратно. Прочность таких канатов сильно падает, что, опять же, влечёт иной раз потери судов. Такие убытки способны любого довести до разорения!
Послышались одобрительные отклики.
— А теперь представим, что тот же груз везут два больших корабля, по триста тонн груза. Каждый корабль такой, с шестью пушками, стоит по восемьдесят тысяч рублей, итого сто шестьдесят тысяч. Теперь остальные расходы: офицеры, команда, жалованье и корма, грубо говоря, сорок тысяч. Получается триста тысяч рублей экономии. И ещё на руках остаются корабли, пригодные к плаванию. Ими можно завозить туда продовольствие, вывозить в Китай добытые шкуры, гонять иностранные суда.
— Ну, может, на Аляску и выгодно морем ходить, а нам-то куда: мы в Кяхте заказываем чай, нам его привозят в Москву, весьма безопасно, без штормов всяких, без пиратов… — заметил один из московских купцов.
— С Кяхтой, как вы знаете, не всё гладко: торговля лишь недавно открылась. И я не уверен, что торговля эта продлиться долго: очень китайцы капризны. Но, даже пока граница открыта, везти чай морем дешевле в несколько раз, потому негоциация ваша Кяхтинская будет хиреть.
— Что же нам теперь, всем корабли купить? — удивился купец Пономарёв.
— Нет. Я открываю сейчас Русскую перевозочную компанию. Будет она возить всякие товары подрядом. Это очень выгодное дело. Подумайте: вот сейчас мы на Тихом океане везём продовольствие с Малакки на Аляску, имея балластом оловянные слитки; там берём шкуры котика и морского бобра; отвозим в Китай, меняем на чай, который везём уже в Россию, тут же выгружая и балластное олово. В Кронштадте балластом грузим железо, сверху пеньку и парусину; везём в Лондон. Там всё продаём, забираем мануфактуру, везём в Персию; там берём хлопок, идём в Китай. Так, примеряясь к времени года, ветрам и течениям, ценам и спросу на разные товары, можно зарабатывать и на торговле, и на фрахте! — А как же пираты, каперы? — раздался голос одного из ярославцев.
— Новые наши суда имеют исключительно высокую скорость. Никакой военный корабль сейчас неспособен догнать их. Также, в южные моря отправлены шесть фрегатов, которые будут эскортировать торговые суда при угрозе нападения. Сами шхуны тоже вооружены, и тут мы кое-что придумали… но это пока секрет.
— А если вдруг шторм опрокинет? — продолжал сомневаться бородач из Каширы.
— Есть такая вещь, как страхование корабля и груза. В Англии этим занимается компания «Ллойд»; мы тоже свою сделаем, если на то будет спрос. В общем, объявляется подписка на паи нового Общества!
После долгих объяснений, уточнений и планирования, удалось собрать больше восьмисот тысяч рублей. Я от имени Адмиралтейств-коллегии внёс ещё столько же в виде десяти построенных судов; ещё десять продали частным владельцам. Всё это внушало надежды на оживление нашей торговли и усиления присутствия в Южных морях.
Глава 23
В Польше между тем дела приняли серьёзный оборот: развязка кризиса приближалась. Итак, при выходе своем из Варшавы генерал Игельстром соединился с пруссаками; отряд его заключал в себе около 250 человек; потом, перешедши в Лович, он собрал около себя ещё 7000 штыков из разрозненных русских сил, с боем вышедших из Варшавы. Невдалеке стояли пруссаки под начальством генерала Фавра, к ним на помощь скоро явился с войском сам король Фридрих-Вильгельм II. Пруссаки спешили с наступательными движениями на Польшу, во-первых, для того, чтобы не дать распространиться мятежу в областях, присоединенных к Пруссии; во-вторых, чтобы воспользоваться малочисленностью русских войск в Польше и получить здесь себе первенствующую роль, которая бы дала возможность прибрести хороший кусок при третьем, последнем разделе Польши; а в том, что новый раздел случиться, никто уже не сомневался. Шестого июня Костюшко напал на соединенные русские и прусские войска и потерпел поражение. 8 июня русский генерал Дерфельден разгромил при Хельме поляков, бывших под начальством генерала Зайончека, а 15 июня Краков сдался пруссакам. Инсургенты оказалися в отчаянном положении. Костюшко хотел поднять крестьян, набрал из них отряд, подделывался к ним, надел деревенскую сермягу, ел и целые дни проводил с ними. Но все это ни к чему не вело: крестьяне, даже великопольские, не понимали, какое у них может быть общее дело со шляхтою. В то время, когда Костюшко заставлял крестьян в рядах своих биться за Родину, шляхта обременяла жен и детей немыслимой шестидневною барщиной. Таким образом, крестьяне толком не поднимались, а вот шляхта сильно встревожилась, увидев поведение своего генералиссимуса относительно крестьян, и нисколько не собиралась ему подражать. Костюшко разослал универсал, в котором стращал шляхту, что Москва старается поднять польских крестьян, указывая им на их злую долю, и обещая облегчение властью императрицы Екатерины. Пытаясь как-то консолидировать поляков, он издал универсал, где требовал, чтобы крестьяне были лично объявлены свободными и принят ряд других послаблений. Универсал этот возбудил в шляхте страшный ропот на нарушение права собственности, и остался без исполнения
Судьба Польши решилась русским оружием: для этого императрица отправила Суворова, хотя звание главнокомандующего носил граф Румянцев-Задунайский. Суворов хорошо знал Польшу (он воевал здесь двадцать лет назад), и действовал с невероятной быстротой. Разгромив корпус генерала Сераковского при монастыре Крупчице, он потом добил его в окрестностях Бреста 8 сентября: 8 часов бились холодным оружием; поляков едва спаслось 500 человек; пленных было взято мало — едва лишь несколько сот. «Ея императорского величества победоносные войска, — писал Суворов Румянцеву, — платили его (неприятеля) отчаянность, не давая пощады, отчего наш урон примечателен, хотя не велик; поле покрыто убитыми телами свыше пятнадцати верст. Мы очень устали» Между прочим, отличилась в этих боях и артиллерийская батарея под командованием Николая Карловича Бонапарта, отпросившегося из Артиллерийского комитета в действующую армию.
Понимая, что с подходом Суворова дела Польши будут кончены, Костюшко решил идти на соединение с остатками войск Сераковского. Сумев объединить силы, поляки собрали 6500 пехоты и 4000 кавалерии; и 9 октября, около 4 часов пополудни поляки, держа путь к селению Мацеевицы, наткнулись на русскую армию, стоявшую обозом вдоль Вислы. Поляки немедленно начали перестрелку с казаками; разгорелась решающая битва. Наши войска превосходили числом войска и орудий; у поляков было выгоднейшее положение: они стояли на земле сухой и возвышенной, тогда как наши — в болоте, где с каждым шагом грязли орудия и люди.
