Загряжская. Помолчи, пожалуйста, не о тебе речь.
Натали. Я жду Василия Андреевича. Он обещал поговорить обо мне с государем…
Загряжская. Ни к чему это. Оплачивать вашу жизнь в столице теперь некому.
Натали. Кому бы я здесь мешала?
Загряжская. По дороге разъясню.
Натали. В Москве к свекору заезжать не будем? Я боюсь …
Загряжская. Я с ним встречи не жажду. Слушать жалобы да истерики не хочу. Опустел дом без хозяина, олустел… Вы-то поняли, что без Пушкина никому не интересны?
Азя. Поняли…
Загряжская. И на том слава богу. Отмучился он с вами…
Катрин. Скажете тоже!
Загряжская. Скажу, скажу. Нет нам прощения за эту смерть!
Натали. Я знаю: я убила своего мужа!
Загряжская. Полноте… Убийца известен, и он под судом.
Катрин. Но он же не виноват! Он только защищался!
Загряжская. Молчи! Это был подлый выстрел, после которого человек два дня еще мучился!
Катрин. Пушкин мог его убить!
Загряжская. Но не убил… А останься жив, не думаю, что был бы счастлив. Жизнь уже ничем не могла его порадовать, а кабала была не для него.
Азя. У него было творчество!
Загряжская. Творчество хорошо само по себе, а ради долгов, что растут, как снежный ком, оно становится каторгой.
Катрин. Ну и шел бы служить, как все.
Загряжская. Он служил и мог служить только поэзии.
Катрин. Сочинительство – не служба.
Загряжская. Не нам судить. Вы со своей матушкой кроме библии другой литературы не знали и знать не желали. Но человека за столько лет могли бы разглядеть и оценить. Жили-то благодаря его сочинительству! И он вас не попрекал и не выгнал, что любой другой сделал бы, потому что сам не сводил концы с концами.
Катрин. Нам Дмитрий присылал деньги!
Загряжская. И вам хватало его подачек?
Катрин. А лошадей каких прислал!?
Загряжская. Ну да, чтоб вы амазонок перед кавалерами изображали… А лошадей тоже надо на что-то содержать, и не на улице, и с конюхом при них.
Азя. Катрин, не спорь. Сама знаешь, что тетушка права.
Загряжская. Александр мог предложить лишь те деньги, что сам зарабатывал. А вы тратились, не давая времени на работу. Представляю, какой содом может быть в доме от трех баб! Карета вам за четыре тысячи позарез нужна была!
Натали. Карету он ради меня купил…
Загряжская. Да что карета! С такой большой семьей в Петербурге не место ему было…
Азя. Не мы одни жилы из него тянули.
Загряжская. И остальные хороши. Свояк Павлищев требовал деньги как свои собственные. Левушка полагал, что имеет право на двадцать тысяч в год, не считая карточных долгов и прочих излишеств. Отец разорял и закладывал имения, клянчил деньги у Александра и его же поносил всюду. Все требовали денег, денег, денег…
Азя. Я уже боялась лишний раз открывать нашу бухгалтерию. Одни расходы…
Загряжская. И долги оскорбительны для человека, который из сил выбивался, чтоб семью достойно содержать, а его деньги по ветру пускали! И чем отдавать долги, он уже не знал.
Натали. Он был старшим, с него и спрос.
Загряжская. Он всем был обязан, а ему кто-нибудь сочувствовал?
Помогал? Спасибо кто-нибудь сказал? Спасением могла стать деревня, где бы он мог трудиться и из долгов постепенно выходить. Но… не суждено было.
Азя. Теперь уже остается только сожалеть и винить себя…
Загряжская. Да, хватит мое брюзжание слушать. Идите, собирайтесь. Василия Андреевича мы, кажется, не дождемся.
Натали и Александра уходят в детскую комнату
Загряжская (Катрин). А ты что ждешь?
Катрин. Правда, что Жоржа могут повесить?
Загряжская. Правда. Да успокойся: не такие мы кровожадные. Это своих вешаем да ссылаем, а иноземцев разве что выгоняем.
Катрин. Какое счастье! Я уеду из этого мрачного города! Тетушка, дайте я вас расцелую! Вы меня успокоили… Но… тогда я прощаю Пушкина!
Загряжская. Лучше бы ты этого не говорила!
Катрин. Почему же? По-христиански надо прощать врагов своих.
Загряжская. Когда это Пушкин тебе врагом стал?
Катрин. Все его осуждают за дуэль!
Загряжская. Ну, земному суду он уже неподвластен. И не тебе его судить! Это ты в его доме жила, ты его детей объедала, ты ввела в дом убийцу! Ты терпела его домогательства к Натали после вашей с ним свадьбы.
Катрин. Пушкин сам спровоцировал эту дуэль!
Загряжская. Так благоверный твой и друзья его не оставили ему выбора. И свекор твой суетился, как сводня.
Катрин. И это говорите вы?!
Загряжская. А кто вам еще скажет правду-матку? Погрязли в обществе Карамзиных, Вяземских, Валуевых, которые тоже повинны во многих сплетнях. Это они разглашают все, что происходит в душах и сердцах людских, Семейные шутки предаются огласке, а потом обрастают подробностями у сплетниц. Все эти друзья с их советами – ваши самые жестокие враги.
Катрин. Но почему я одна должна выслушивать эти упреки? Я не для того пришла.
Загряжская. Ну и иди туда, где перед тобой будут рассыпаться в любезностях. Но таких домов для вашей семейки в Петербурге почти не осталось.
Катрин. Ваша любимица не меньше меня виновата в этой смерти.
Загряжская. С сестрами твоими у меня дальняя дорога – наговоримся. Ты позора неминуемого избежала и радуйся. А Наталье перед богом отвечать придется. И не вам порочить ее имя: без вас охотников достанет.
Катрин. Дуэль эта не первая и не последняя, забудется, как и другие. Как под дугой колокольчик – прозвенит вблизи и затеряется вдали…
Загряжская. Для тебя это колокольчик, а для России – колокол набатный, что и днесь, и присно, и вовеки будет совесть людскую будить и вопрошать, почему лучшие люди гибнут у нас безвременно…
Катрин. И вы вслед за толпой будете винить Жоржа?
Загряжская. Дрянной человечишка, но и он кем-то подставлен. Западню Пушкиным не один человек устроил. Вы – на первом плане, но есть кто-то и за кулисами. В этом уж другие пусть разбираются. А нам пора ехать.
Катрин. Тетушка, вам-то зачем тащиться в деревню?
Загряжская. С сестрой пора повидаться.
Катрин. Столько лет не виделись, и теперь…
Загряжская. А теперь случай подвернулся. Не самый радостный, да выбирать не приходится: молодые уже спешат на тот свет, и нам не след забывать о смертности рабов божьих.
Катрин. А как же я здесь останусь?
Загряжская. Здесь у тебя и муж, и опекун его, не тем словом будь помянут. Наталью одну отпускать в таком состоянии да с детишками не могу.
Катрин. Вы всегда с ней возились, нас с Александриной забывали…
Загряжская. Нашла время счеты сводить. Ей из этого горя во всю жизнь не выбраться будет.
Катрин. Жорж собирается требовать у Дмитрия мое приданое.
Загряжская. Пусть требует…
Катрин. Брат обязан выплатить!
Загряжская. Было бы с чего…
Катрин. Вы Жоржа не знаете: он этого так не оставит!
Загряжская. Да и знать его не хочу! Но я знаю свою сестрицу: она все пропьет, по ветру пустит, но никому ничего не уступит. И муженьку твоему придется иметь дело с нашими законами и чиновниками-крючкотворцами. Вот уж найдет коса на камень! Даже интересно, кто кого одолеет.
Катрин. И как я буду выглядеть без приданого?
Загряжская. Тебе грешно жаловаться, а вот как Наталья с детьми будет жить? Григорий всем глаза застил богатыми похоронами Пушкина.
Но он же станет возмещать свои траты за счет сирот. Я-то все завещаю Наталье, но когда? Завещание не пишу, чтоб смерть не торопить… Ну ладно, зови сестер… Пора.
Катрин уходит в детскую, Входит Жуковский
Жуковский. Здравствуйте, Екатерина Ивановна.
Загряжская. Здравствуйте, Василий Андреевич.
Жуковский. Рад, что застал вас одну…
Загряжская. Племянницы в сборах, а я тут скучаю.
Жуковский. Хочу через вас передать кое-какие бумаги Наталье Николаевне.
Загряжская. Она сейчас выйдет, и вы сделаете это без третьих рук.
Жуковский. Не хочу испытывать судьбу и боюсь посторонних, которым знать об этих бумагах не надо. Речь идет о письмах супругов. Я уже получил внушение от императора и не хочу раздражать его вторично. (Отдает Загряжской три пакета).
