В целом, Бензе – один из крупнейших представителей так называемой информационной эстетики, стремился излагать эстетические понятия на языке современных точных наук. «Как существует современная физика… все более оставляющая субстанциональное описание мира и приходящая к чисто математическому описанию структур и отношений, так существует и современная эстетика, интересующаяся уже не отображением в искусстве природных предметов, а созданием новых эстетических объектов, абстракций, конкреций, пятен, вибраций и т. д.»66.
В книге Plakatwelt (1952) («Рекламный мир») он особо подчеркнул, сколь значительную роль играют технологии в художественном творчестве. Этот положительный взгляд на технологии объясняет дальнейшее становление Бензе как сторонника компьютерного искусства, или, как он его называл, «программирования красоты». Он писал: «Мы живем в техногенном мире. В мире, который мы создали сами, изменить который – в наших силах и совершенство которого зависит главным образом от наших мыслей и воображения»67. Но поскольку техногенный мир постоянно меняется, совершенство не может быть финальным состоянием и является лишь временной ступенью на пути развития.
К 1965 году Бензе предложил концепцию «генеративной эстетики» и определил ее как «совокупность всех операций, правил и теорем… которые могут быть применены к некоему набору материальных элементов… посредством которых можно преднамеренно и последовательно достичь эстетически выразительного состояния»68.
Эстетическое Бензе трактовал как техническое – «как нечто, связанное только с выбором элементов из репертуара и их тем или другим распределением… Это, в свою очередь, ведет к такому преобразованию схемы творческой деятельности в сфере искусства, которое позволяет полностью устранить человека и заменить его машиной»69. Бензе в этой связи «предлагает ввести вместо понятия „творческий процесс“ термин „реализация“, который, по его мнению, наиболее адекватно передает специфический признак новых представлений о творчестве как «творчестве на основе репертуара»70.
Используя методы статистики, Бензе искал рациональную основу для создания изображений. Он подразделял поверхность картин на маленькие квадраты и исследовал цветовые значения внутри каждого из них, пытаясь найти некие универсальные взаимосвязи, на основании которых можно было бы сформулировать детерминированные критерии для создания новых изображений. Метод потерпел неудачу, и Бензе сосредоточился на семиотических исследованиях, продолжая, однако, развивать идею о необходимости рационального созидания произведений искусства71.
Бензе также развивал теорию абстрактной эстетики и машинной поэзии, в рамках которой ключевым понятием был текст. «Понятие „текст“ употребляется в теории Бензе в двух смыслах: с одной стороны, под текстом понимается всякое упорядоченное множество материальных элементов, а с другой стороны – образование с материальными элементами лингвистической природы, определяющими построение и специфику того или другого текста»72.
«Построение какого-либо текста невозможно без предварительного анализа уже существующих текстов с точки зрения их внутренней структуры»73 – для этого Бензе предлагал использовать методы топологии, статистики, алгебры, семиотики и семантики. «Их цель и задача заключаются в обнаружении специфических внутренних характеристик различных текстов и в выявлении на этой основе закономерностей, технологии построения текстов… При этом важно подчеркнуть, что конкретное художественное произведение при его анализе как текста превращается в некоторую абстракцию, допускающую и требующую математической обработки»74.
Германо-американский художник Манфред Мор (род. 1938), проникнувшись работами Бензе, откликнулся на его призыв к созданию рационального искусства. Переломным моментом в творческой биографии Мора стал увиденный им в 1968 году телевизионный сюжет о работе Парижского метеорологического института, в котором начали применять уникальное по тем временам техническое новшество – автоматический компьютерный плоттер, занимавший едва ли не целую комнату. Аппарат, чертивший изобары и кривые направления ветра, настолько поразил художника, что тот вознамерился во что бы то ни стало применить его в своей художественной практике. Мору сопутствовала удача: его просьба о получении доступа к заветному устройству была удовлетворена, и художник беспрепятственно проработал в компьютерном центре закрытого института вплоть до 1981 года75.
Публика, однако, поначалу неодобрительно относилась к генеративным работам Мора, который некоторое время держал в секрете метод их создания. Единственным, кто понимал и одобрял его стремление, был Пьер Барбо – французский композитор, первым в Европе начавший сочинять музыку посредством компьютера. Именно Барбо, всю свою жизнь друживший с Мором, убедил его в том, что компьютер многократно превосходит человеческие возможности, способен к безошибочной калькуляции и, что самое главное, «думает» и «действует», не будучи подверженным каким бы то ни было эмоциональным или иным субъективным проявлениям76.
Мор считал компьютер средством устранения субъективных факторов из художественного процесса, а также способом значительного расширения творческого потенциала. Мор полагал, что, рисуя от руки, без помощи какого бы то ни было программного обеспечения, художник рано или поздно окажется во власти своего прошлого художественного опыта и неизбежно начнет повторять самого себя. Компьютер же не имеет подобных ограничений, и его «чистая» алгоритмическая логика располагает бесчисленным множеством вариаций, что гарантирует куда большую творческую свободу, нежели традиционный метод создания изображений77.
Мор, однако, настаивал на том, что компьютер – не более чем средство; программа не обладает функцией создания формы, а может лишь рационализировать и обработать ее. «Если я не могу разработать что-то сам, этого не может и компьютер. Он делает только то, что я ему говорю»78, – утверждал Мор. Свою задачу он видел в том, чтобы представить себе исходную форму в общих чертах и сформулировать правила ее визуальной презентации; компьютер же обрабатывал заданный алгоритм, генерировал значения переменных и распечатывал на плоттере полученный результат, который нередко удивлял самого художника.
Главной фигурой для Мора всегда оставался квадрат или куб – то обычный двенадцатигранный, то расширенный до уровня четырех измерений и преобразованный в гиперкуб с 32 гранями. Одним из самых известных его произведений является серия Cubic Limit (1972–1977) («Границы куба»). В первой части серии, датированной 1972–1975 годами (ил. 9, 10), Мор разбивает форму куба на отдельные составные элементы – грани – и генерирует их разнообразные сочетания комбинаторными, логическими и аддитивными методами. Так возникают «кубистические» знаки и символы, напоминающие руны или иероглифы, которые художник размещает на 48 горизонтальных полосах по 48 штук на каждой (общее число вариаций в каждом изображении равняется, соответственно, 2304). Количество граней у кубов при этом может возрастать сверху вниз или от периферии к центру; в некоторых же работах кубы с минимальным и максимальным количеством граней распределены равномерно по всей поверхности изображения. Во второй части серии (ил. 11), относящейся к 1975–1977 годам, Мор делит кубы по осям декартовой системы координат, вращает их произвольным образом, а затем делает перетасовку, соединяя между собой повернутые под разными углами половинки кубов. Мор, таким образом, предлагает 36 комбинаций, выстраивая их шестью рядами по шесть кубов в каждом. Безукоризненная стройность рядов создает ощущение упорядоченности, в то время как вопиющее несоответствие частей кубов друг другу придает изображению хаотичность, заряжает композицию огромным внутренним напряжением, образующимся на стыке Логоса и Хаоса.
