– Так, – сказала Белова, цепляясь за подозрительное. Явно младше, ученик, не родственник, проживает со странными типами. – Несовершеннолетний?

Дима потерянно кивнул, потом очнулся и поправился:

– Совершенно… летний. Его родители в курсе. Он здесь… на каникулах…

– Каникулы же кончились, – наугад сказала Белова, замечая бледность Петрова. Детей у нее не было и время каникул она не знала, но замечала по утрам школьников, идущих в школу.

– Макс… – потерянно позвал Дмитрий. И его брат явился на помощь очень споро и активно.

– Товарищи офицеры, все в порядке. Вот мой паспорт. Вот паспорт Эльчина. Это справка из Академии, в которой Наиль учится о том, что он в декре… находится в академическом отпуске. Вот записка от мамы и ее номер телефона, если возникнут вопросы.

Белова полистала документы. Эльчину восемнадцать. Прописан в соседнем городе. Учится, и это забавно, на повара.

Максим оказался старше, чем выглядел. Вместо тридцати с небольшим – сорок с лишним. Документ участника боевых действий. Афган. Сержант. Ранение.

Она прошлась по нему взглядом, оценивая вид некоторых шрамов и татуировок на открытых частях тела. Кто знает, что еще скрывается под одеждой?

– И чему вы учите своего ученика? – она хотела пошутить про торты, но встретила серьезный взгляд. Слишком суровый.

– Жизни, – ответил Петрович сурово. И она ему поверила.

А сейчас Белова проводила их взглядом до машины, возле которой маялся Петров-младший, бледный от переживаний и желающий как можно скорее покинуть двор.

Кстати, она оценила внешний вид всех троих.

Дмитрий предпочитал классический стиль, сухой, даже скучный: неброское пальто, костюм, ботинки, будто клерк из банка. Ничего не выдавало в нем раздолбая-программиста, как их любят изображать в заношенных свитерах и с бородой.

Петрович одевался предсказуемо в полувоенном стиле: кожаная куртка, брюки цвета хаки, берцы. Кожанка была старомодная и потертая (как будто лет ей столько же сколько и самому владельцу), и образ спасали только модные аксессуары: шарф, перчатки и современные ботинки.

Глядя на самого молодого, становилось ясно, кто здесь помог оформить этот бардак под стиль «фьюжн» (Легко догадаться, что Петрович старую куртку и брюки менять на новое отказался, но удобство современной обуви оценил).

А сам модник, как и вся современная молодежь, носил расстегнутый пуховик, толстовку с капюшоном, джинсы, кроссовки.

Но его одежда поразила расцветкой. Темно-бордовое с горчичным и индиго. Так сочетать сложные цвета – это уметь надо. Из образа слегка выбивался только яркий, неоновый рюкзак и многочисленные значки. Но Белова решила, что это сделано специально. Она запомнила рисунки на значках, которые зачастую много рассказывали об предпочтениях носителя: любимая музыкальная группа, спортивный клуб, геймерские интересы.

– Любопытные товарищи, – сказала она вслух, глядя, как уверенно Петрович на своей старенькой японской иномарке, выбрался из хаоса припаркованных машин, заезжая одним колесом на край тротуара.

– Товарищ полковник, нашли тело Квакина!

– Кого?

– Пропавшего коллеги Кротова.

– Подробности?

– Замерзшее тело найдено в его квартире, на балконе. Череп пробит. Время смерти – предположительно ноябрь. Жил одиноко, собирался уехать в отпуск, поэтому его никто не хватился. Из квартиры вынесены ценные вещи, но следов взлома двери нет.

– Соседи ничего не видели и не слышали, конечно же?

– Соседка рядом – полуглухая старуха с кошками. Квартира напротив сдается. Ищем тех, кто проживал там в день убийства. По неподтвержденным данным – наркоманы.

– Вымогали у потерпевшего денег на дозу, поругались, подрались, убили, бежали?

– Возможный вариант, товарищ полковник, прорабатываем и эту версию. Кротов тоже валит на наркоманов, но он явно чего-то скрывает.

– Есть подозрения?

– Да. Следов взлома нет, значит, убитый открыл дверь сам, и убийцу знал. Подозреваю Кротова.

– Так он же и заявил о пропаже человека? Замучила совесть? У него был мотив?

– Похоже на бытовуху: выпили, поспорили, ударил по голове, вытащил на балкон, ушел, после пьянки ничего не помнит.

– Ясно, Белова. Работайте.

* * *

Наиль спешил на собеседование в художественную школу. Но не художником, натурщиком. Просто для подработки. Ему было бы легче найти работу танцором (даже с Марго созванивался), но личные ощущения говорили, что не надо, не сейчас, чуть попозже. А деньги на аренду квартиры нужны были сейчас.

У него уже имелся опыт позирования. Друг Олег рисовал его часто в прошлом году, и Наиль знал, что у художников это прям проблема найти «натуру». Поэтому Наиль просто прошерстил сайты художественных школ и студий и напросился на встречу. В четырех местах отказали сразу, двое даже не открыли чат с сообщением, трое назначили встречу.

Эта художественная школа располагалась недалеко от клуба Марго. Наиль чуть не передумал сменить цель поездки. Странное ощущение: тело одновременно хотело танцевать в клубе и точно с такой же силой отказывалось выходить на сцену. Что бы это значило? Танцевать, но не работать? Может зайти просто потусить? Ага, да, можно. Что ж если работа натурщиком обломится, то он обязательно зайдет в клуб просто потанцевать.

Одноэтажное старинное здание с высокими окнами и замысловатыми переплетами, колонны и вензеля в стиле арт-нуво. Симпатично и атмосферно.

Он нашел нужный кабинет и, постучав, сразу заглянул.

– Здравствуйте, я по объявлению, – сказал он с улыбкой классу девушек-художниц и их преподавателю – пожилому мужчине сильно кого-то напоминающего. «М-м-м, Мусоргский? С портрета Репина». Встопорщенная борода, красноватый нос, перекошенный сюртук. Однако умные глаза и мимика перебили первое впечатление. «Нос мог покраснеть из-за аллергии какой-то или просто насморк, чего сразу в пьяницы записывать?».

– А ты хто? – удивленно спросил мужчина, скорее всего, тот самый Иван Яковлевич, с которым и договорено было о встрече.

– Эльчин.

Преподаватель подошел ближе и удивленно спросил:

– Ты русский?

– Эм-м… это проблема? – не понял Наиль.

– А. Нет. Просто имя азиатское. Я ожидал увидеть другой типаж.

– Я наполовину монгол, – сказал Наиль неуверенно. В детстве в этом не сомневался. Правда в том, что отец вырос в детдоме и своих родителей не знает. Да, был азиатской наружности, но вот монгол ли? Может татарин или якут или китаец… Да кто угодно!

– Д-да? – препод водрузил на нос очки с замотанной изолентой дужкой и вгляделся. Наиль охотно продемонстрировал: фас, три четверти, профиль. – Действительно, – хмыкнул наниматель. – Что-то угадывается в скулах, разрезе глаз и оттенок кожи… Но моя версия – кореец.

– Д-да? – удивился Наиль, невзначай повторив вопрос Ивана Яковлевича.

– Уверен процентов на семьдесят. Это неудивительно, ведь монголы и корейцы очень близкие нации, дружат, так сказать, семьями, – пустился в исторические различия преподаватель живописи.

Наиль вежливого выслушал монолог на три минуты (что поделать у препода профдеформация нести ученикам знания) скосил глаза на девушек, улыбнулся, подмигнул синеглазке. Потом понял, что длинноволосая рядом с синеглазкой – не девушка. И был среди художников еще один (если судить по обуви сорок пятого размера), кто-то, спрятавшись за мольбертом, кажется, спал сидя.

– Так я вам подхожу? – спросил Наиль, вклиниваясь в паузу, когда препод перешел на историю, вспоминая, в каком году Монголия обрела независимость от Китая.

– Это надо посмотреть, – на тон холоднее сказал Иван Яковлевич. Мужчина не успел развить свою тираду о том, что много желающих заработать и при этом ничего не делать, а вот работать с полной отдачей почти никого… Как Наиль скинул куртку и толстовку. Под веселый гомон художниц и свист длинноволосого он стянул футболку.