— Дома тебе делать нечего, когда Джат вернётся, сказать сложно. Так что ты сейчас в моей власти, и мы едем развлекаться. Если что, ты пострадавшая сторона. Я готов ответить за возможные последствия.

— Куда мы поедем?

Широко улыбаясь, так, что стали видны маленькие клыки, Лэст покачал головой.

— Ками, Ками, какая любопытная девочка! Не торопись, всему своё время.

— Ты заставляешь меня нервничать.

— Это предвкушение, наслаждайся.

Он чувствовал её эмоции, и страх там отсутствовал. Лэст ощущал её немного не так, как любимую женщину, но точно как близкого энка. Всё чаще возникала мысль: может такое быть, что Ками и Джат вместе? Отсюда эти неясные ощущения принадлежности, только принадлежности другому, тому, кто близок ему. В данном случае это не столь важно, теперь Ками ему не чужая, заодно можно проверить реакцию Джата на её отсутствие дома. Если его догадка верна, друга можно поздравить с обретением семьи. Хотя, судя по поведению Ками, она об этом не знает и даже не догадывается.

Я сначала не поняла, куда меня привёз Лэст, только когда вышли на стадион с расположенными по кругу трибунами, смогла оценить оригинальность затеи.

— Не отставай. Вон там наши места.

— Когда ты успел купить билеты?

— Я всегда покупаю два билета на эту игру, но к моему огромному сожалению, не всегда получается сходить. Вообще стараюсь не пропускать это спортивное зрелище. Видишь, как удачно получилось.

— Что за игра?

— Пауч. Так называется мяч, которым играют игроки, он имеет неправильный центр тяжести, не каждый может закинуть такой мяч в корзину. Это чисто мужская игра, где можно и даже нужно применять силу и ловкость акробата. В игру допускаются три команды по семь кивлонцев в каждой. Один судья стоит около металлической конструкции и следит за кольцом с сеткой, которая передвигается по направляющей то вверх, то вниз. Задача игроков — закинуть в корзину мяч. Сама увидишь и оценишь, насколько это захватывающее зрелище.

Игра длилась больше двух часов и состояла из трёх таймов по тридцать минут, плюс два перерыва. Сначала я со снисходительностью незаинтересованного в происходящем на площадке наблюдала, как мускулистые парни показывали чудеса ловкости. Постепенно, всё больше вникая в смысл игры, под точные комментарии Лэста увлеклась, желая победы команде в чёрной форме с красно-белой эмблемой на груди, подбадривая их криками. Игроком под номером четыре я просто восхищалась, тем, как он двигался, уворачивался от игроков чужих команд или сметал их со своего пути. Тем, как бросал мяч, поправлял волосы, успевая одаривать болельщиков улыбкой, всё это вызывало ответный трепет в груди. Сегодня он лучший игрок, и я, не сдерживаясь, кричала вместе с другими.

— Чет-вёр-тый! Чет-вёр-тый!

В результате чёрные продули с отставанием в один мяч. Вздох разочарования пронёсся по стадиону. Они выбыли из игры за первое место в последнем тайме, продолжат борьбу две более успешные команды.

— Всё равно мой — лучший.

— Позёр, слабоват как игрок, только и умеет, что глазки энкам строить.

Я аж задохнулась от возмущения.

— Да он!.. Да если бы!.. Ему мешали! Специально блокировали и не давали пробиться к кольцу.

— Ха! Кто ему мешал? Сам неудачник.

— Ты просто завидуешь.

— Чему?

— Ни одна энка не скажет ему «нет».

— И ты?

Задумалась буквально на секунду.

— Если только поужинать.

— Вот, — Лэст поднял руку и направил на меня указательный палец, — завидовать совершенно нечему. Мне ты тоже не отказала, и мы с тобой пообедали.

— Ты не оставил мне ни одного шанса отказаться.

— Таким и должен быть игрок — не оставлять сопернику ни малейшего шанса на победу.

Ожидаемо победила команда, за которую болел Лэст, и мы отправились в бар, чтобы это отпраздновать. Потом вроде перешли в другой бар, Лэст пел популярные песни, а я просто подвывала, так как слов не знала, да и голос не отличался музыкальным звучанием. Странно, что нас не выгнали и не умоляли заткнуться. Домой меня привезли довольную, под впечатлениями от прошедшего дня и наполненную по самую макушку спиртным. Встретили нас два недовольных лица, у обоих плотно сжаты губы, суровый взгляд и желание заняться моим воспитанием. Ну уж нет, только не сегодня. Слегка покачиваясь, направилась к себе в комнату, по пути потрепала Эджея по голове, взъерошив волосы. Поцеловала Джата в щёчку, не забыв сообщить.

— Твой друг просто душка.

В комнате быстро скинула одежду и упала на кровать. Давно я так не развлекалась, с этой мыслью и уснула.

Джат, вернувшись домой, не застал Ками, а куда она могла отправиться, он и представить не мог. Посторонний в дом бы не вошёл. Джат связался с Эджеем, и они уже два часа ждали. Чего ждали, непонятно. Эджей пытался переместиться к Ками, но каждый раз терпел неудачу. Тех девиц, около которых появлялся, он не знал. Маячок вроде работал, но постоянно блокировался, словно она спускалась под землю. Джат всё больше тревожился и злился от собственного бессилия. Появление Ками в обществе Лэста стало для Джата полной неожиданностью и, не сдержав чувств, он ударил друга кулаком по лицу.

— Ты! — он ткнул в него пальцем. — Ты мог предупредить! Только и думаешь о себе.

Лэст вытер кровь с рассечённой губы и отодвинул от себя палец.

— Я пытался связаться. Просто кто-то не отвечает на звонки.

— Если бы кто-то не строил из себя обиженку, знал бы, что эта линия больше не работает.

Эджей благоразумно отодвинулся в сторону. Джат и Лэст сверлили друг друга взглядом. В один момент напряжение спало, и они обнялись.

— Лэст, ты сволочь.

— Только ты так считаешь. Остальные говорят, что я душка.

— Кстати об этом.

— Не начинай.

— Понял. Только скажи, она согласилась?

— Она согласилась, — в разговор вмешался Эджей, — при этом не поняла, что не всякому кивлонцу стоит говорить «да».

— И это он меня называет сволочью. Джат, ты весьма непоследователен.

Эджей оставил друзей выяснять отношения, а сам переместился к родителям. Он нашёл их, и только после тёплых объятий, слёз матери и рассказа о своих злоключениях отец перешёл к тому, почему им пришлось покинуть Кимэю.

Когда Эджея вызвал Джат, его отпустили с условием, что в случае необходимости он вернётся за помощью. Никакой самодеятельности. Дом, который приобрели родители, Эджею понравился, теперь они смогут жить на Кивлоне, а это то, чего он желал всей душой.

Антония любовалась повзрослевшим сыном, а всё, что думает о его безрассудном поступке, она высказала. Да и Эджей понял, в чём был не прав. Как бы ни любил Мерф сына, не удержался и отвесил пару шлепков по мягкому месту. Было не больно, больше обидно, но вполне заслуженно.

— Всё в порядке, Ками потеряли, она нашлась вместе с другом Джата, так что готов слушать. Что произошло на Кимэе?

— Я искал тебя, — Мерф тяжело вздохнул. — Искал долго. По совету Леи посетил Землю и пообщался с известным тебе Марком. От него узнал, что ты сбежал, и решил, что вернёшься домой.

— Я собирался.

— Теперь мы это знаем, а тогда с ума сходили от переживаний за тебя. В общем, я отправился домой, мать успокоить, а если ты не вернёшься — определиться с дальнейшими действиями. Дома меня ждал неприятный сюрприз. Ты знаешь, мы специально выбрали это место, чтобы спокойно жить и растить детей в безопасности. Никто не мог предположить, что среди нас окажется предатель.

— Кочевник? Я его знаю?

— Нет, не кочевник. Это Дайв.

— Он же жил на Кимэе ещё до моего рождения.

— Никто на него и подумать не мог. Оказалось, всё это время он завидовал. В его семье нет ни одного кочевника. В один момент, когда чаша ненависти к тем, кто, по его мнению, лучше, наполнилась и перелилась через край, он сдал поселение военным. Они пришли неожиданно, но плохо представляли, с кем придётся иметь дело. Это и спасло большинство поселенцев, ещё помогло то, что случилось это днём. Как ни старайся, нельзя скрыть передвижение колонны военных. Первыми сориентировались кочевники, пришлось потрудиться, чтобы вытащить из лап военных всех поселенцев. Некоторые вещи смогли забрать с собой сразу, но и осталось там не так уж и мало. Труднее всего пришлось Донато, мало того, что Лея пока сама не может перемещаться, так и Арчи одного не оставишь, он как глава справился бы, но Донато никогда не бросит в беде тех, за чью безопасность несёт ответственность. В последнее время это стало его прямой обязанностью, и он винил себя в том, что проглядел предателя.