Павел появился в контейнере слегка раздражённый.

– Что, нет покупателей? – спросил он.

– Пока нет, – ответила Катя, – рано ещё, да и снег шёл.

– Может быть. Поздоровался с этим «арой» молодым, как его? Арарат. Лучше бы не здоровался, всё настроение испортил. Он высказал мысль, что все русские бабы бл… шлюхи. Не так сказал, но ты поняла.

– Поняла. Да он молодой, глупый…

– Они все так думают, суки. Я ему говорю: «Ты что, гад, считаешь, что моя жена, мать, дочь, тёща, в конце концов, вот это самое?» Так и хотелось ему вмазать.

Пашка потряс кулаком. Паша сильный, здоровый, если бы он вмазал, то тощий Араратик не устоял бы. Паше около тридцати лет, точно сколько Катя не знала.

– Тебе не обидно, как женщине?

– Обидно, Паша. Да разве их переубедишь? Глупые они, ничего не понимают. Одеваемся мы не так, ведём себя не так. Что же нам паранджу на себя одевать, чтобы им угодить? У себя дома я одеваюсь, как хочу.

– Вот именно. Ехали они бы назад в свою Армению, что они сюда припёрлись?

– Землетрясение их сюда пригнало.

– Да это когда было? Семь лет прошло. А они здесь остались. Ладно, хрен с ними. Сколько вчера набрала?

– Вчера не я была. Галя.

В контейнере работали «два через два», выручку сверяли по записям в тетради. Паша оставил немного денег на сдачу, записал, что надо привезти и ушёл.

Пошли первые покупатели. Сразу же ушли две коробки ламп по сто ватт, и «сотки» сразу же всем понадобились, остатки их в третьей коробки ушли очень быстро. А Павел ничего об этом не знает. «Ну, ладно, – решила Катя, – позвоню ему вечером домой».

В контейнере холодно, хотелось в каморку к обогревателю, но покупатели шли и шли.

Под вечер пришёл парень, чуть выше среднего роста, худой, по виду деревенский, купил десять метров провода, спросил про коробку «соток».

– Нету, – сказала Катя, – кончились ещё с утра. Ни одной не осталось.

– Жаль. А как вас зовут?

– А вам зачем?

– Познакомиться хочу. Меня Колей зовут. Я с честными намерениями, могу и жениться.

– Меня Катей зовут, только поздновато, Коля, я замужем. А вы откуда?

– Из Белоруссии. А что заметно?

– Есть немного.

– Да ты тоже не москвичка, – перешёл на «ты» Коля.

– Верно. Что у вас там, в Белоруссии девок нет?

– Есть. Да только Лукашенко за два года правления так гайки затянул, что ни вздохнуть ни пё… Хм. Да. Пшеницу разрешил покупать по определённой цене. А кто её по такой цене продаст? Теперь у нас даже пирожные из ржаной муки. Захотелось как-то сразу в Россию перебраться. Да, вот так.

– То есть ты хочешь жениться по расчёту. Нужда заставляет?

– Не только. Ещё и по любви. Так может у тебя подруга есть?

– Конечно, есть, Марина. Мы с ней вместе в педагогическом учимся.

– Будущая учительница?

– Да.

– Значить, интеллигентная. Мне такие нравятся. Не еврейка?

– Нет, а что?

– Да была у меня в Минске еврейка. Красивая… И меня любила. Говорила: «Женись на мне, Коля, работать не будешь». А кто откажется? Пришёл я к ней на смотрины, сидим на диване, и тут входят в комнату два махровых еврея – отец и старший брат. Отец посмотрел на меня и сказал: «Это не наш». Как же я после этого жидов ненавижу!

– А что же ты её не добивался, если любил её.

– Её в Израиль увезли. Ладно, познакомь с подругой. Она, такая как ты?

– Ну, не то, чтоб совсем. Но где-то близко. Знойная женщина, мечта поэта.

Эта фраза из фильма «Двенадцать стульев» Колю не насторожила:

– Да? Познакомь.

– Хорошо, она просила меня сегодня к ней зайти, я с ней поговорю. Если она согласится, то … Приходи завтра.

– Да что завтра? Давай сегодня зайдём, посидим, поговорим интеллигентно.

– Хорошо, – согласилась Катя после минутного колебания. – Через час у метро.

Через час они встретились и поехали к Катиному дому. По дороге Коля купил литровую бутылку водки «Финляндия».

– Не слишком ли много для интеллигентного разговора? – засомневалась Катя.

– Нормально. Останется, так останется. Я на водку не жадный. Главное, чтобы твоя подруга дома была.

– Я ей уже позвонила из телефонной будки. Ждёт.

Они прошли мимо Катиного дома к блочному двенадцатиэтажному дому, зашли в подъезд и поднялись на лифте на пятый этаж.

Дверь им открыла дородная женщина лет тридцати, хотя на самом деле, она Катина ровесница. Катя далеко не хрупкой конструкции, но с Мариной не сравнить. Увидев столько килограмм красоты, Коля явно поплыл. А когда на него в коридорчике пахнуло терпким женским по́том и дорогим парфюмом он осоловел окончательно.

На столе у Марины в комнате уже стояла немудрёная закуска и три рюмки.

– Не, не, Мариш, – замотала головой Катя. – У меня муж, ребёнок, мне завтра на работу, да и хозяевам надо сообщить, что в контейнере не хватает. Это ты бездельница, не работаешь. А Коля у нас мужчина хоть куда, ему и водка не беда. Посидите, поговорите интеллигентно без меня.

Катя улыбнулась своей импровизации, Коля был в прострации и нечего не слышал и не видел, а Марина обиделась.

– Что это я бездельница? Я бы пошла работать, – сказала она, – если там у вас на рынке кому-нибудь будет нужен продавец, сообщи мне.

– Работать холодно.

– Ничего, я уже работала в прошлом году. Ты забыла? Деньги нужны.

– Хорошо, пчёлка. Зачем ты меня звала, только за этим?

– Нет. Но и за этим тоже. Мне тут подруга передала для твой Томочки кое-что из одежды. У неё дочка выросла. Вот смотри. Коля, ты проходи, я сейчас.

Марина стала доставать из целлофановой сумки платьица, юбочки, трусики, маечки и две женщины стали оживлённо обсуждать каждый предмет детской одежды.

– Ну, как? Возьмёшь? – спросила Марина, когда вещи кончились.

– Конечно, возьму. Томочке самый раз будет.

«И зачем всё это надо было обсуждать, если так и так всё взяла?» – недоумевал Коля, сидя один в комнате.

Катя шла домой с пакетом вещей для дочери и улыбалась: Коля, наверное, не ожидал такого счастья и теперь прикидывает – немало ли он взял водки? А у Марины давно мужика не было.

Утром на улице Катя встретила Марину, от неё разило перегаром и мятной жевательной резинкой.

– А где твой кавалер?

– Удрал.

– Прям сразу?

– Нет, утром. Он же всю водку вылакал в одну харю.

– Да ладно. Совсем один?

– Ну, почти… Я помогла немного, – скромно потупив глазки в землю, сказала Марина. – Да нет, водка ещё осталась, грамм двести. Но всё равно! Он нажрался до состояния полного не стояния. Знаешь сколько трудов мне стояло возбудить его, а потом это возбуждённое в себя впихнуть. Он чуть не уснул на мне.

Видно, что Марина возмущена до глубины души.

– Утром, – продолжала Марина, – он пошёл на кухню водички испить. А вернувшись, взгромоздился на меня и показал на что способен. Мне даже понравилось. Потом я задремала, а когда проснулась, его уже не было. Сбежал, гад. Ну, и хрен с ним. Увидишь – передавай привет.

– Хорошо, Мариш, передам.

– И по поводу работы, не забудь.

– Не забуду.

Павел появился в контейнере часов в одиннадцать с двумя коробками «соток» в руках.

– Тысяча двести пятьдесят рублей за штуку приобрёл здесь недалеко, – сообщил он Кате.

– А продавать почём будем?

– Так же по полторы тысячи.

– Двести пятьдесят рублей с лампочки? Что можно купить на двести пятьдесят рублей?

– Коробок спичек, ещё и сдачу дадут.

– Зачем же ты их брал по такой цене?

– Чтобы были. Завтра из «Света» привезу по нормальной цене. За ними же прийти кто-то должен сегодня?

– Да, должен.

– Ну вот. А то не одной «сотки» в контейнере. Пусть знают, что у нас всегда всё есть.

Павел помолчал, а потом сказал с лёгкой досадой:

– Напарница твоя, Галка, уходит. Нашла тёплое место где-то в магазине. Что ж понять можно. Тут холодно очень. Надо искать кого-то.

– Считай, уже нашли. Моя подруга вчера просила ей место поискать на рынке.