Мне зажгло горло. Я молчал, потому что никак не мог сказать Авелю, что боюсь её, но он, наверное, и без слов это понял. Он кивнул и увёл за собой хнычущего Пио, оставив меня наедине с собой. Я уткнулся раскрасневшимся лицом в ладони. Среди гула было слышно, как одна из девочек спросила Авеля обо мне, а тот нарочито громко выкинул какую-то гадость.

Я стал глядеть в окно, сильно сжимая челюсти, чтобы не заплакать. Только сейчас я заметил, что волны перестали с шумом падать на берег.

– Авель? – позвал я неуверенно.

Вода отступала, оголяя жуткое дно. На мокром тёмном песке лежали пучки водорослей, будто кто-то специально разбросал их по пляжу.

– Авель! – я слетел с кровати и помчался на первый этаж, задевая все углы и путаясь в собственных ногах.

Внизу кто-то взвизгнул.

Я выбежал на кухню и замер в оцепенении. Здесь была мама. Дети обступили её и жались друг к другу, образовывая небольшие стайки, но совершенно не двигались. Мамино лицо горело от злости, волосы были растрёпаны, а ладонь поднята, будто занесена для удара.

Чтобы избавиться от этого впечатления, я часто заморгал и мотнул головой, но всё равно услышал хлопок: она ударила Нати.

Кроме этой сцены, застывшей передо мной, как ужасная фотография, я не видел ничего. Теперь это была не мама, но я всё равно звал её так, когда бежал от лестницы. Я звал её мамой, когда беспомощно дёргал за рукав и кричал, не слыша себя. Ей хватило один раз меня оттолкнуть, чтобы я с грохотом упал на дощатый пол.

Дом тряхнуло ещё раз, и тогда сквозь открытую входную дверь хлынула вода. Пришедшая с моря большая волна заполнила собой весь первый этаж. Поднялся сумасшедший шум, все кинулись кто куда, но мама так и не пришла в себя. Она яростно взмахивала руками и выкрикивала неразличимые звуки. Пока я отчаянно пытался затолкать самых младших на лестницу, к истерике Берты присоединилась Нати. Из-за её обычно сердитого тона я не сразу понял, что с ней что-то не так.

– Авель, помоги! – окликнул я брата, застывшего на месте. Если эта волна не последняя, мы должны быть готовы к сильному потопу.

Авель обернулся на меня. Я никогда раньше не видел его таким напуганным. Я позвал его ещё раз и собирался тащить его за собой, как маленького, но не успел я добраться до брата, как он бросился на Нати, свалив её на пол. В прибывающей воде они стали драться, как звери. От удивления и ужаса у меня в горле встал ком. Что-то, что изменило Берту несколько лет назад, вмиг случилось и с ними. Каждый день они находили, о чём поспорить, но никогда раньше не старались так сильно причинить друг другу вред.

С трудом передвигаясь в грязной воде, я добрался до рычащего клубка из тел, которых раньше звал братом и сестрой. Шансов разнять их у меня не было. Я повис на руке Авеля, но он с силой пихнул меня, а движение воды, будто будучи с ним заодно, чуть не сбило меня с ног. Я бы снова полез к нему и снова бы потерпел неудачу, если бы не увидел лицо Нати. Казалось, что каждая мышца её налившегося кровью лица была напряжена. Ища помощи, я в ужасе перевёл взгляд на Авеля. Его искажённое бешеным оскалом лицо не выражало ничего, кроме гнева.

Борясь с хаотичными толчками воды, я рванул к выходу. Дети замолкали один за одним, переставали хныкать и плакать, но я всё ещё слышал за спиной писклявый голосок Пио. Меня тошнило от страха, а волны тянули обратно в дом, но у самого порога я заставил себя обернуться.

Из горла вырвался безобразный крик. Пио замолчал, но гул не прекратился. Насквозь промокшие и раненые тела неестественно метались в воде, беспорядочно налетая друг на друга и обмениваясь ударами. Голов Нати и Пио над водой уже не было.

Едва заметив на себе обезумевший взгляд одного из братьев, я подскочил и отчаянно забился в воде. Вокруг меня всё завертелось в оголтелой пляске, в глазах стало темнеть, а очнулся я только тогда, когда бежал прочь от дома. Я задыхался, ноги еле успевали подменять одна другую, но какая-то неимоверная сила не давала мне остановиться или хотя бы обернуться. Всё продолжало кружиться и кувыркаться, земля как будто уходила из-под ног, а потом возвращалась обратно. Мимо проносились дома, деревья, которые я даже не мог отличить друг от друга. Когда на моём пути появился прохожий, я наконец-то смог остановиться и упал без сознания.

Меня разбудил запах, обжигающий горло. Я оказался на полу незнакомого помещения, а надо мной навис толстый мужчина с кудрявыми волосами. Он о чём-то меня спрашивал, но я ничего не слышал, кроме собственного сердца, бьющегося с неимоверной скоростью. Цветастые стены вокруг давили на меня, а запах душил. Тревога скручивала меня изнутри.

Мужчина заговорил по телефону и отошёл от меня. Когда он нервно прикрикнул на звонившего, меня чуть не вырвало. Я знал, что должен удрать и отсюда. Дверь была открыта.

Пришлось бежать, пока моё внимание не привлёк небольшой закуток среди разваливающихся построек и куч сваленных друг на друга кусков старой мебели и прочего хлама. Я забился в угол и зажал руками нос, который так и зудел изнутри. Слёзы на лице быстро высыхали, от жары и усталости я шумно и часто дышал ртом. У меня ныли все мышцы, болели ушибленные колени и локти. Я чувствовал навязчивый запах собственной крови, хоть и не знал, где находится кровоточащая рана. Меня бросало в дрожь от одной мысли о серьезном порезе, поэтому я изо всех сил старался об этом не думать и не осматривать своё тело в его поисках.

За стеной, к которой я отчаянно прижимался мокрой спиной, шумели люди. Я слышал, как они говорили, но не понимал смысла их возгласов. Люди выкрикивали какие-то грубые и неизвестные мне слова, словно специально искажая настоящий испанский язык. По некоторым выражениям, которым меня тайком научили братья, я примерно представлял, о чём шла речь, однако настолько отвратительной брани я никогда не слышал.

Я представлял себе самых жутких и опасных преступников, о которых иногда рассказывал Диего, чтобы мы слушались его, никуда не убегали и не говорили с незнакомцами. Он говорил, что существует много людей, которые могут украсть чужие деньги, ранить или даже убить кого-то. Живя в приюте, я думал, что это всё выдумки, но сейчас моментально поверил во все жуткие истории, которыми нас пугал отец. В моём сознании с невероятной скоростью возникали разные пугающие и очень реалистичные образы. Злобные убийцы и мародёры оживали в моём воображении. Они злобно хохотали, грозя мне оружием и выманивая из закоулка.

Я не мог оторвать глаз от единственного выхода из моего убежища, ожидая, что вот-вот оттуда явятся дикари с ножами и пистолетами, говорящие на грязном языке. И дикари пришли, но совсем не такие страшные, как я ожидал.

Мимо укромного местечка, где я отсиживался, пробежала стайка ребят. Они были примерно моего возраста, скакали, кричали и веселились, хоть и пользовались всё теми же грубыми словами. Мне нужна была их помощь. Идея привлечь их внимание показалась достаточно обнадёживающей. Ведь дети, как я, не могут быть опасными и злыми, не могут быть ворами и убийцами, как взрослые. По крайней мере, Диего не рассказывал, что такое возможно. Нужно было сделать что-нибудь, чтобы они заметили меня и позвали кого-то из добрых взрослых. Тогда я смог бы снова быть в безопасности.

Мне очень не хотелось убирать руки от лица, потому что нос всё еще ужасно свербел. Я убедил сам себя, что сделать это необходимо, поэтому опустил ладони и, морщась, вдохнул, чтобы собраться с силами и крикнуть, как вдруг заметил на себе чужой взгляд. Один мальчик из пролетающей мимо шайки остановился прямо напротив и уставился на меня. Он был бос, одет в серую с пятнами майку и шорты такого же состояния. Волосы у него были гораздо светлее моих, почти чёрных, и совсем короткие, а глаза какие-то хитро прищуренные. Я обрадовался, что меня заметили, и тут же снова накрыл свой бедный нос ладонями. «Должно быть, я как-то ударился носом и не заметил этого, поэтому он болит, и запах крови не уходит», – подумалось мне. В то же время мальчик окликнул своих друзей, и они собрались в кучку недалеко от меня, косо поглядывая из переулка.