«Левые» явились защитить своего предводителя. Несколько человек еще могли приехать случайно — втихаря обсудить политические перспективы, засвидетельствовать свое почтение или просто так, без особой причины. Но почти две дюжины сильных Владеющих, среди ночи, да еще и с охраной… Неспроста.

А значит, кто-то проговорился. Предупредил, что сегодня за князем Сумароковым придут.

— Еще одна машина. Генерал Куракин с сыновьями и племянником. — Геловани плюхнулся на сиденье рядом и сердито хлопнул дверцей. — С чего ты вообще взял, что твоей графине можно доверять?

— Доверять нынче нельзя никому. — Я пожал плечами. — Однако все это не слишком-то похоже на попытку избавиться от меня или вас. Есть способы и попроще.

— Согласен. Поэтому ничего и не понимаю, совершенно ничего! — проворчал Геловани. — Но все это явно неспроста!

— Явно. — Я кивнул и указал на остановившийся в десятке шагов перед нами автомобиль. — И это тоже, ваше сиятельство… Похоже, кавалерия прибыла.

Дверца распахнулась, и на дорогу выбрался Горчаков. И сразу следом за ним еще двое мужчин помоложе. Если не сыновья, то наверняка племянники или кто-то из ближайшей родни. Лиц в темноте я, конечно же, не разглядел, зато родовой Талант почувствовал сразу: могучий, тяжеловесный. Сдержанный, но уже скрученный в тугую пружину, готовую ударить.

Их благородия явно прибыли сюда во всеоружии. И даже если не собирались драться, вполне рассматривали и такой вариант развития событий.

— Так… А ну-ка посиди пока, капитан. — Геловани взялся за ручку на дверце. — Пойду поинтересуюсь, какого черта здесь забыли еще и эти.

Я послушно остался в машине. Не то, чтобы меня не интересовало, чего ради его светлость заявился сюда среди ночи, да еще и с «группой поддержки» — догадки имелись и так. А когда через четверть часа приехали еще трое друзей покойного Юсупова, мозаика сложилась окончательно.

Кто-то донес и консерваторам… Или они сами сообразили, что на Каменноостровском проспекте сегодня намечается та еще заварушка и тоже потянулись в центр города, чтобы ее не пропустить. «Правые» уступили своим недругам примерно час с небольшим, зато наверстывали упущенное с такой ретивостью, что когда небо над крышами домов начало розоветь, их уже насчитывалось раза в полтора больше — и это без охраны и подкрепления, которое наверняка оставили где-нибудь на соседних улицах.

Небо было ясным, однако над Петербургом стремительно сгущались тучи.

Я вытащил из кармана хронометр и щелкнул крышкой. До ареста Сумарокова оставалось еще чуть больше двух часов, но уже сейчас было ясно, что план развалился, как карточный домик. Не стоило и надеяться, что вся эта сердитая толпа… обе толпы по разные стороны дороги каким-то волшебным образом рассосутся к утра, и никто не помешает нам с Геловани зайти в доходный дом и выполнить свою работу.

Дело изрядно осложнялось тем, что загадочный доносчик мог точно так же предупредить и Сумарокова. Хотя ему и так наверняка уже позвонили — вряд ли в барских апартаментах его сиятельства не имелось ни одного телефонного аппарата или…

Из тягостных размышлений меня вырвала вспышка света. Почти бесшумная — сработала невесть откуда взявшаяся камера. И тут же со всех сторон послышалась забористая ругань. Аристократы держали себя в руках, зато жандармы и уж тем более городове в форме, которых согнали сюда с ближайших перекрестков, явно не отказывали себе в удовольствии поупражняться в изящной словесности.

— Довольно, господа! — Я выбрался из машины наружу. — У нас высочайшее указание не допускать прессу!

Без толку. Репортер — тощий мужичок с висячими длинными усами — послушно ретировался, отступая в тень на безопасное расстояние, и оттуда снова защелкал затвором фотоаппарата. Кто-то из Горчаковской родни пригрозил ему кулаком, но через несколько мгновений вспышки полыхнули и на той стороне дороге и откуда-то с крыши и, кажется, даже под аркой доходного дома, где остановился Сумароков.

Кровь еще не пролилась, однако акулы пера будто учуяли ее заранее. Кто бы ни проболтался о грядущем аресте, он явно сделал это не просто так. И ему зачем-то необходимо было сделать из всего этого самое настоящее шоу с максимально возможной оглаской.

Я мысленно пообещал себе медленно и мучительно убить Воронцову, которая, конечно же, знала втрое больше, чем потрудилась мне рассказать, и неторопливо двинулся к Геловани, который, похоже, уже готов был взорваться.

— … меня арестовать вас, Александр Михайлович! Или хотя бы потрудитесь объяснить, что здесь происходит. Кто эти люди, и чего ради они изволили пожаловать сюда посреди ночи? — Во все стороны от его сиятельства разошлась волна энергии, от которой ближайшие фонари тут же сердито зажужжали, мигая и искрясь. — В последний раз повторяю: отправляйтесь домой и ложитесь спать! Или, клянусь богом, я буду вынужден…

— Держите себя в руках, Виктор Давидович! — огрызнулся Горчаков. — Если мне не изменяет память, никто не вправе запретить дворянину прогуляться там, где ему вздумается.

— Я вправе. — Геловани сложил руки на груди. — Сегодня здесь работает тайный сыск. А значит вам, Александр Михайлович, придется выбрать для прогулки какое-нибудь другое место. И желательно подальше отсюда!

— Как вам будет угодно. — Горчаков склонил голову — и вдруг указал на другую сторону дороги. — Сразу после того, как те господа отправятся по домам.

— С ними у меня будет особый разговор, можете не сомневаться, — буркнул Геловани.

И, развернувшись на каблуках, заложил руки в карманы плаща и быстрым шагом двинулся к «левым». Те засуетились, но нападать на верховного сыскаря империи, все же не посмели. Ветер донес до меня только обрывки фраз, в которых не было ничего неожиданного или удивительного: Геловани увещевал и грозил, а их благородия слушали, покорно кивали, однако расходиться, конечно же, не спешили.

— Наследник… — негромко произнес кто-то за моей спиной. — С нами цесаревич!

Я не успел заметить, когда Иван приехал. Но, похоже, он был тут уже несколько минут: вполне достаточно, чтобы успеть пробиться сквозь толпу к Горчакову, по пути получив от «правых» положенную титулу порцию почтения и обожания.

— Господь милосердный, что тут вообще происходит? — Иван поднял воротник, будто это каким-то образом могло помочь ему остаться неузнанным. — Александр Михайлович, вы ведь не собираетесь?..

— Мы здесь лишь для того, чтобы никто не препятствовал государеву правосудию, — хмуро отозвался Горчаков. — Велите этому сброду разойтись — и мы тоже не станем задерживаться.

— Будто они меня послушают!

Глаза Ивана сверкнули в утреннем полумраке сердитыми огоньками, и я вдруг подумал, что он был бы совсем не против, вздумай «левые» выкинуть какую-нибудь глупость. Не напасть, конечно же — достаточно просто позволить себе неосторожное высказывание, просто встать на пути у карающей длани императора или помешать жандармам работать… Что угодно, любой предлог, которого хватит, чтобы в ход пошел Талант — и царственный взгляд начнет нарезать оппозицию аккуратными ломтиками.

И такие мысли, похоже, посетили не только меня.

— Нас больше почти в полтора раза. Со мной племянники, а в той машине Бельский с сыном. — Горчаков чуть понизил голос. — Лучшего момента может и не представиться.

— Что… что вы имеете в виду, Александр Михайлович? — тихо спросил Иван.

— Мы все здесь знаем, что я имею в виду. — Горчаков осторожно покосился в мою сторону. — Одно слово вашего высочества — и мы размажем эту шушеру по проспекту. Здесь собрались самые наглые, те, по кому уже давно плачет виселица… Можно покончить с ними одним махом!

— Вы хотите просто убить всех этих людей⁈ — прошипел Иван. — Но мой отец…

— Победителей не судят, друзья мои. — Горчаков сложил руки на груди. — И уж конечно его величество не станет казнить собственного сына и единственного наследника. Если сегодня случится… что-то — это назовут трагической случайностью. И уже через неделю…