А тут еще Жанна со своим "ай кисс ю, лавли". Пора уже привыкнуть к этим ее американским штучкам. Это там, на западе, где она проучилась пять лет, в норме такое обращение. У нас такими словами не разбрасываются. Когда Антон впервые услышал их от Жанны, его словно огнем обдало. Он долго пребывал в состоянии легкой эйфории, но лишь до тех пор, пока не услышал ее нежное "лавли" в адрес других парней. Розовый туман моментально рассеялся, и Антон даже разозлился на себя, дав слово, что больше никогда не попадется на этот крючок. Но едва только Жанна улыбалась ему, как все повторялось снова: пожар, туман, разочарование. И как этому противостоять, было совершенно непонятно.
Вот и сейчас, едва в трубке раздался бархатный голос Жанны, как сердце в груди снова сладко екнуло. Антон даже представил, как бы он поступил, если бы это был не простой дружеский треп, а искреннее выражение чувств. Наверное, подарил бы ей цветы, пригласил в ресторан, а там за столиком с шампанским, под лёгкую фортепианную музыку, сказал бы все, что давно хотел, но не решался…
Антон слегка поморщился: вставать всё-таки придётся – биологический будильник действует похлеще полицейской дубинки.
Мать давно встала, и что-то стряпала на кухне, откуда доносился ароматный запах.
– Доброе утро, мам, – махнул Антон рукой, открывая дверь туалета.
– Проснулся, соня? Давай завтракать, я тебе картошку разогрела вчерашнюю с нагетсами, будешь?
– С удовольствием! Голодный, как волк!
Антон уже собирался закрыть дверь, но остановился и с удивлением спросил:
– Постой, а ты чего это не на работе? Выходной или отгул взяла?
Мать немного помедлила и ответила коротко:
– В отпуск ушла.
– Погоди, у тебя же, вроде, недавно был?
– Внеочередной. За свой счет.
– Из-за меня, что ли? – нахмурился Антон.
– Да нет, просто решила отдохнуть.
– А, понятно, – кивнул Антон. Мать не любила жаловаться и он не стал доставать ее лишними расспросами. Если что-то серьезное, она обязательно с ним поделится.
Поплескав в лицо холодной водой и от души пошоркав зубной щеткой во рту, Антон взял в руки бритву. Но, присмотревшись к легкой, почти невидимой, щетине на подбородке, отложил станок в сторону и подмигнул отражению в зеркале:
– Буэнос диас, амиго! Жизнь продолжается!
Парень в зеркале выглядел слегка помятым, но в целом довольно неплохо. Небольшая щетина придавала ему какой-то романтический флер. “Пусть думают, что я прямо из камеры к ним пожаловал. Посмотрю на их лица, – усмехнулся Антон, пытаясь справиться с непослушным ежиком на макушке. – А вот жирок нарастить, да в качалку на тренажеры походить, не мешает. А то на кощея стал похож".
– Жанна звонила, говорит, меня в институте потеряли, – поделился Антон с матерью, отправляя в рот вилку за вилкой дымящиеся дольки картофеля с луком.
– Не спеши, подавишься! Никуда твой институт от тебя не убежит.
– А почему мой? – возразил Антон, запивая завтрак горячим чаем. – Он и твой тоже.
Мать вздохнула и, собрав посуду, отвернулась к раковине. Антон опять почудилось неладное. Но разбираться было некогда.
– Спасибо, мам! – он торопливо поцеловал мать в плечо. – Я побежал!
– Беги, торопыжка, – улыбнулась мать счастливой улыбкой. – Брюки только надень, джинсы еще не высохли.
– Да ты что, мам?! – крикнул Антон, высунувшись из дверей спальни. – Я в них как клоун!
– Ничего не клоун, очень даже элегантные, – возразила мать, подавая ему отглаженные классические брюки от пары, купленной сыну на выпускной. Антон недовольно хмыкнул, и нехотя натянул «пижонский наряд».
– Не, с курткой не пойдет, – скуксился он, увидев свое отражение в зеркале, – пальто надену.
Серое пальто было старомодное, но не ношеное, и прекрасно подходило к брюкам. "Еще очки от солнца, и – вылитый мафиози", – усмехнулся Антон, поправляя черный в золотых узорах кримпленовый шарф.
– Пока, мам! Я, скорее всего, до вечера, – крикнул Антон убегая.
Выйдя из подъезда он по привычке обернулся, и помахал рукой в сторону кухонного окна на втором этаже: мать всегда крестила его на дорожку.
Институт встретил Антона броуновским движением: одни из студентов только пришли на пары, другие – уходили, третьи кучковались у кофе-автомата и подоконников, шумно переговариваясь или прильнув к экранам смартфонов. Уже в фойе Антон стал ловить на себе насмешливые взгляды, а кто-то из первокурсников даже пробормотал уважительно: "Здравствуйте", проходя мимо. "Что и требовалось доказать", – иронично отметил Антон и стал искать в толпе знакомые лица.
– Антон? – раздался за спиной удивленный голос.
Он обернулся и увидел смеющееся лицо Глеба. Тот манерно развел руки в стороны и пробасил:
– Антон Па-а-алыч, какими судьба-а-ами?
– Хорош прикалываться. Матушка шмотки вчера постирала, не высохли еще.
– Да ладно, классный прикид, че комплексуешь. Смотри, как девчонки на тебя смотрят.
– Ну ты и гад, – смущённо улыбнулся Антон. – Ты лучше скажи, Жанну видел? Звоню ей, а она трубку не берет.
– Видел, видел, – здесь где-то ошивается. А с пацанами че, не хочешь повидаться?
– Хочу, конечно. Только… надо дело одно уладить: Жанна говорит, меня на кафедре спрашивали. Может даже отчислили уже.
– Да ну нафиг, врет она все!
– Она ни при чем… В общем, разобраться надо.
– Давай, разбирайся, вечером где-нибудь встретимся. Я парней соберу – можно в Маке. Посидим, покалякаем о делах наших скорбных, – заговорщически прищурился Глеб с распальцовкой.
– Добрый день, молодые люди! – поприветствовал друзей лысоватый мужчина с пухлыми губами и небольшим брюшком под растопыренными фалдами клетчатого пиджака.
– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич.
– Громов, вас не было на последних лекциях…
– Дмитрий Сергеевич, я не мог…
– Я в курсе твоих приключений Громов, и рад что ты познакомился с нашей пенитенциарной системой.
– Это почему? – шутливо нахмурился Глеб.
– Плохо, Громов, очень плохо. Ты прекрасно разбираешься в теории логики, а вот практика у тебя хромает.
Профессор слегка наклонил голову и понизив тон, произнес:
– Что говорит блаженный Августин о государстве? "При отсутствии справедливости, государство не более, чем шайка разбойников".
Друзья, переглянувшись, улыбнулись и согласно закивали.
– Кровь из носу, но три теста ты должен мне сдать, – вызывающе громко произнес профессор, заметив идущую по коридору женщину в черном – заместителя ректора по учебной части. – И не позже вторника, Громов, на позже!
Уходя, добавил тихо, сквозь зубы, поднеся сжатый кулак к груди:
– Но пасаран!
– Венсеремос, – по-боевому ответил Антон.
– Классный мужик этот Дмитрий Сергеевич! – выдохнул Глеб, провожая глазами профессора. – Наш человек.
– Наш, да не наш, – усмехнулся Антон. – Рассуждает о практике, а сам десять лет не вылезал из своего кабинета.
– Ну, не всем же везет, как тебе, – съязвил Глеб. – Кстати, как Нина Федоровна себя чувствует?
– Нормально. Хочешь заглянуть на пельмени? – поддел друга Антон. Но шутка почему-то Глебу не зашла. Он тревожно огляделся по сторонам и спросил:
– А разве она тебе ничего не говорила?
– О чем?
– Не знаю, правда или нет, – нерешительно начал Глеб, – но я слышал – библиотеку хотят то ли сократить, то ли вообще закрыть. Ну и, сам понимаешь: Нина Федоровна может остаться без работы.
– Библиотеку? В институте? Закрыть?!
– Я не знаю, может брешут. Спроси у матери, она-то точно в курсе.
Антон был в шоке: три плохие новости одна за другой и чуть ли не в один час. Совпадения, конечно, случаются. Но столько дерьма в первый же день свободной жизни – это слишком! Что-то тут явно не так.
– Встреча отменяется, – нахмурился Антон. – Общаемся только в сети. Минимум – ноль! – личных контактов.
– А че за измена? Точно-то еще ничего не известно.