— Я уже отправляла им летучую мышь. Они отказываются помочь.

— Но почему? — возмущенно протянула девушка. — Это же бред! Мор и до них дойдет, рано или поздно!

— Политика… — процедила сквозь зубы ее мать, болезненно зажмуриваясь. — Ты, собака. Отнеси это Кайре. Самая правая башня, на самом верху.

Не дожидаясь ответа, Цара вручила поднос с едой юноше, который хотел было возразить, но не успел. Приобняв дочь, женщина вместе с ней удалилась в глубины имения, оставив Келефа одного посреди коридора. Отказать было бы невежливо и глупо, да и Цара, второй человек в этом доме, сама приказала ему сделать это, поэтому он стал подниматься вверх по винтовой лестнице, натужно вздыхая от усталости.

На самом верхнем этаже шпиля было лишь две двери. Одна из них вела еще выше, на вершину этого города, а вот вторая, по правую руку, была выкрашена в черный и принадлежала внебрачной дочери главы семейства. Место это было всеми покинутое, почти заброшенное, даже уборку здесь проводили редко, об этом Келеф уже слышал, но не знал точных причин. Не могут же Кайру настолько ненавидеть ее родственники, пусть многие из них были названными?

Удерживая поднос одной рукой, юноша постучал. Нет ответа. Еще раз, и снова тишина. Раздался громкий, протяжный скрип — дверь была не заперта и медленно приоткрылась.

— Кхм… Я вхожу!

Покрепче взявшись за поднос, Келеф толкнул дверь плечом, заходя внутрь. И то, что он увидел, нельзя было назвать ничем иным, кроме как полным хаосом. Холсты за холстами, коробочки, шкатулки, цветные узоры на стенах — здесь было столько всего, что глаз просто не мог зацепиться за что-то конкретное. Свежие, еще не успевшие высохнуть рисунки, совершенно хаотичные и яркие, были разложены на полу так, что пройти мимо них было практически невозможно, при этом все они лежали ровно, четкими рядами.

Осторожно, стараясь ничего не уронить и не задеть, Келеф прошел дальше. Здесь не было ни стульев, ни столов. Здесь вообще не было никакой мебели, лишь бесконечные башни из самых разных предметов, держащихся друг на друге лишь благодаря милости тагаца.

И вдруг, среди этого безумства красок, она. Черное пятно, абсолютная тьма в водовороте красного, желтого, синего и зеленого. Девушка с большими, впалыми глазами, темными кругами под глазами и острыми чертами лица, прямо как у ее отца. Она сидела на полу, подогнув под себя ноги, одетая во все черное, с цветными пятнами на руках и лице, молча и безэмоционально уставившись на Келефа.

— Эм… — поняв, что пауза выходит слишком уж длинной, он первым заговорил. — Привет…

Нет ответа. Девушка даже не пошевелилась, будто бы пытаясь слиться с окружением.

— Ты Кайра, верно?

— Стой.

Все так же, не моргая коротко сказала она. Медленно, плавно поднявшись, она взяла поднос из рук юноши, опустила его на пол, где только что сидела, и принялась его обходить.

— Не шевелись… Оно на тебе.

— Что? — шумно сглотнув, спросил Келеф.

— Желтое. Подожди. Не шевелись. Я сниму его.

Парень застыл, как вкопанный, не зная что и как ему делать. Сцена получалась странной до безобразия, он не понимал что происходит, но внезапное заявление девушки, так странно и пристально на него смотревшей, заставило его застыть на месте практически неподвижно. Заходящее солнце, ослепляя, светило прямо на него из единственного окна в круглой комнате.

Кайра зашла за его спину, начала что-то быстро делать, отстукивая при этом несложный ритм по полу. Будто бы в трансе, девушка летала над рисунками, разложенными по полу, ничего не говоря и лишь продолжая свой танец под лишь для нее звучащую музыку.

Ритм ускорялся. Это начинало напоминать заклинание, что Рина сотворила в лечебнице, но вместо больных были холсты и листы бумаги, а вместо миама — краски. К постукиваниям добавились щелчки. Музыка становилась странной, сложной, ритм было уже не уловить. Наконец, Кайра медленно, не поворачиваясь спиной к тому, что было позади Келефа, прошла к окну. Девушка медленно перевела взгляд на юношу, тихо спросила:

— Сколько горошин в тарелке?

Келеф окончательно впал в ступор. Не зная что ответить, он мог лишь пробубнить нечто невнятное, и этот ответ, по видимому, девушку не удовлетворил.

— А твоя любимая буква?

— Я… Честно говоря, читать не умею.

Девушка нервно прикусила губу, развернулась на сто восемьдесят градусов, подскользнулась и рухнула на пол. Как ни в чем не бывало она поднялась, подошла к высокой башне из книг, высящейся возле окна, и застыла.

— Э..? — тихо произнес Келеф.

— Я жду.

— Чего?

— Когда ты поднимешь.

Он сделал пару шагов в ее сторону, взялся за старые книги, приподнимая высокую стопку. Кайра тут же вытащила из середины нужную ей и протянула ее гостю:

— Держи. Больше не приходи, если не умеешь читать, это неправильно.

— Неправильно?

— Так не бывает. Если ты не умеешь читать, значит, тебя не существует. А если я тебя выдумала, то ты должен знать, сколько горошин у меня в тарелке. Если ты не знаешь, значит, я тебя не выдумала, но тогда ты должен уметь читать. Уходи.

Чувствуя, как серое вещество внутри черепной коробки начинает закипать, Келеф развернулся и собрался было уходить, но застыл посреди комнаты, как вкопанный.

Там, где он стоял, высилась огромная, падающая на всю комнату желтая тень. От ног его она поднималась выше, меняла форму, становилась не фигурой человека, а чем-то иным. Моргнув, он сумел разглядеть существо.

Огромная, ощерившаяся собака росла из его тени.

***

Ночь окончательно окутала Темиль в черный звездный саван, и высокий шпиль сперва сиял все ярче и ярче, загораясь множеством огоньков, а затем стал гаснуть, становясь все тусклее и тусклее с каждым жителем, отправляющимся спать.

Возможно, это было бы глупым решением, но Келеф не мог просто так оставить свою госпожу после такого долгого дня. Он уже знал где находятся ее покои, и тихо, стараясь не потревожить никого в доме, направился к ней чтобы проверить, все ли с ней в порядке. Та Рина, которую он увидел сегодня, уставшая от своего долга, слишком сильно въелась в память юноши.

Он постучал, сперва негромко, а затем сильнее. Как и ее сестра, Рина не отвечала. Возможно, конечно, она уже спала, после настолько-то огромного труда, но юноша, не сумев с собой совладать, приоткрыл дверь.

Огромная постель под шелковым балдахином была пуста. В темной комнате, казалось, не было никого, и лишь длинные, прозрачные шторы слегка колыхал ночной ветер под вечный шум дождя. Келеф вошел внутрь, и сразу же в нос ударил запах цветочной воды, духов, отголосков миама. Но было еще кое-что.