Литмир - Электронная Библиотека

Дверь открыла пожилая негритянка с лицом, напоминающим грецкий орех, и забранными в пучок седыми волосами. Вилджоен обратился к ней на африкаанс. Старуха указала рукой куда-то за горизонт, что-то пробормотала и плотно закрыла дверь.

– Она говорит, что он в институте. Вы случайно не знаете, что она имеет в виду? – спросил Вилджоен у водителя.

– Знаю, сэр. Старый железнодорожный институт, сейчас его называют Турнубулл парк. Он находится на Патерсон-стрит. Это клуб отдыха железнодорожных рабочих.

Клуб оказался большим одноэтажным зданием. Перед ним находились бетонированная автостоянка и три площадки для игры в кегли. Войдя в дом, миновали множество бильярдных и телевизионных холлов и оказались в шумном баре.

– Папаша Фоури? – переспросил бармен, – Он на улице, смотрит игру в кегли.

Они нашли старика сидящим на солнышке возле одной из площадок и потягивающим пиво. Престон задал ему свой вопрос.

Старик, прежде чем ответить, некоторое время разглядывал пришельцев. Затем кивнул и сказал:

– Да, я помню Джо Брандта. Он умер много лет назад.

– У него был сын Фредерик, Фрикки?

– Совершенно верно. Молодой человек, вы заставляете меня припоминать такие давнишние события. Он был милым мальчиком, иногда приходил к нам на станцию после школы. Джо брал его в поездки на локомотивах. Отличное развлечение для мальчика в те годы.

– Это было в конце тридцатых годов? – спросил Престон.

Старик кивнул.

– Да, примерно в то время, после того, как Джо с семьей поселился здесь.

– В 1943 году Фрикки ушел на войну, – сказал Престон.

Папаша Фоури некоторое время смотрел на него слезящимися глазами, пытаясь вспомнить события пятидесятилетней давности.

– Да, так оно и было, – сказал он. – Он не вернулся домой. Джо сообщили, что он умер где-то в Германии. Это был удар для Джо. Он обожал мальчика, строил на его счет большие планы. Он так и не оправился после получения телеграммы. Умер он в 1950 году, как я считаю, от горя. Жена тоже вскоре умерла.

– Вы только что сказали «после того, как Джо с семьей поселился здесь», – напомнил Вилджоен. – Из какой части ЮАР они приехали?

Папаша Фоури был озадачен.

– Они были не из Южной Африки, – сказал он.

– Они были африканерами? – повторил Вилджоен.

– Кто вам это сказал?

– Так нам сообщили в армии, – ответил Вилджоен.

Старик улыбнулся.

– Возможно, Фрикки выдавал себя в армии за африканера, – сказал он. – Нет, они приехали из Германии. Иммигранты. Где-то в середине тридцатых годов. Джо до конца своих дней плохо говорил на африкаанс. Мальчик, разумеется, говорил хорошо, изучал язык в школе.

– А где хранятся данные на иммигрантов ЮАР?

– Вместе с другими государственными архивными документами в подвале здания правительства, – ответил Вилджоен.

– Могут сотрудники архива сделать для меня проверку, пока мы здесь? – поинтересовался Престон.

– Разумеется. Позвоним из полицейского участка.

Полицейский участок находился на Флит-стрит. Он располагался в трехэтажном здании из желтого кирпича, похожем на крепость, рядом с манежем Кафрских стрелков. Они позвонили, подали свою заявку и отправились обедать, лишив обеда архивариуса в Претории. К счастью, помог компьютер. Он быстро выдал номер нужной папки. По документам архивариус сделал краткую справку и послал ее телексом в Восточный Лондон.

Телекс Престону и Вилджоеиу принесли, когда они допивали кофе. Вилджоен его перевел.

– Боже мой, – удивился он, – кто бы мог подумать?

Престон задумался. Он встал и подошел к другому столику, за которым сидел водитель.

– В Восточном Лондоне есть синагога?

– Да, сэр. На Парк-авеню, в двух минутах ходьбы отсюда.

* * *

Синагога, с выкрашенными в белый цвет стенами и черным куполом, венчалась звездой Давида. В четверг днем здесь никого не было, кроме негра-привратника в старой армейской шинели и шерстяной шапочке. Он дал им адрес раввина Блюма в пригороде Салбурна. В три часа они уже стояли у его двери.

Он открыл дверь сам: рослый мужчина пятидесяти с небольшим лет, седой, бородатый. Одного взгляда было достаточно – он был слишком молод.

Престон представился.

– Не могли бы вы сказать, кто был раввином до вас?

– Раввин Шапиро.

– Жив он и где его найти?

– Входите, – пригласил их Блюм.

Он проводил их в дом, провел по коридору, в конце которого открыл дверь, В комнате перед камином сидел старик и пил кофе.

– Дядя Соломон, к тебе пришли.

Через час Престон вышел из дома и присоединился к сидящему в машине Вилджоену.

– В аэропорт, – приказал Престон водителю и обратился к Вилджоену: – Вы можете организовать встречу с генералом Пьенааром завтра утром?

* * *

Еще два человека в советских вооруженных силах были переведены со своих постов на выполнение специального задания.

В ста километрах к западу от Москвы, на повороте с Минского шоссе в лесу расположен центр РИЭС (разведка источников электромагнитных сигналов). Здесь ловят радиосигналы воинских частей стран Варшавского Договора и из-за рубежа. Тут можно перехватить сообщения, передаваемые и получаемые далеко за пределами советской границы. Одно подразделение комплекса изолировано и принадлежит исключительно КГБ.

Офицер, подключенный к выполнению специального задания, был радиооператором этого отделения.

– Он – лучший из тех, кто у меня есть, – пожаловался начальник в чине полковника своему заместителю, когда люди из ЦК ушли. – Лучший – не то слово. Если ему дать соответствующую аппаратуру, он услышит, как таракан чешет свою задницу в Калифорнии.

Вторым отобранным был полковник Советской Армии. По нашивкам на форме, которые он, правда, редко носил, можно было определить, что он служит в артиллерии. Вообще-то он был больше ученым, чем солдатом, и трудился в научном отделе Управления боеприпасов.

* * *

– Итак? – поинтересовался генерал Пьенаар, когда все расселись по кожаным креслам вокруг кофейного столика. – Наш дипломат Ян Марэ виновен или нет?

– Еще как виновен, – ответил Престон.

– Какие доказательства, г-н Престон? Когда он сбился с пути истинного, кто его завербовал?

– Он нигде не сбивался, его никто не вербовал, – заявил Престон. – Он не сделал ни одного неверного шага. Вы читали его автобиографию?

– Да, и к тому же, как вам сообщил капитан Вилджоен, мы все проверили: от даты рождения этого человека по сегодняшний день. Все точно.

– Это так, – сказал Престон. – История детства точна до мельчайших деталей. Я думаю, он и сейчас будет пять часов говорить о своем детстве, ни разу не сбившись и не допустив ни одной неточности.

– Значит, она правдива. Ведь ее можно проверить, – сказал генерал.

– Правдиво все, что подтверждается. История правдива до того момента, как два молодых солдата спрыгнули с немецкого грузовика в Силезии и побежали. После этого – сплошная ложь. Позвольте я все объясню, начав с истории человека, бежавшего с Яном Марэ, Фрикки Брандта. В 1933 году в Германии к власти пришел Адольф Гитлер. В 1935 году немецкий железнодорожный рабочий Иосиф Брандт обратился в южноафриканскую миссию в Берлине и попросил предоставить ему политическое убежище, мотивируя это тем, что он как еврей боится репрессий. Его обращение не осталось без ответа, он получил визу для въезда в Южную Африку со своей семьей. В ваших архивах должно быть подтверждение его обращения и выдачи визы.

– Совершенно верно, – кивнул генерал Пьенаар. – Когда Гитлер пришел к власти, много евреев переселилось в Южную Африку. Наша статистика в этом плане выгодно отличается от статистик некоторых других стран.

– В сентябре 1935 года, – продолжал Престон, – Иосиф Брандт со своей женой Ильзой и десятилетним сыном Фридрихом садится на пароход в Бременхавене и через шесть недель прибывает в Восточный Лондон. Здесь много немцев и мало евреев, но они предпочли остаться здесь. Глава семьи нашел работу на железной дороге. Чиновник иммиграционной службы сообщил местному раввину о прибытии новичков. Раввин, энергичный молодой человек по имени Соломон Шапиро, навестил вновь прибывших и предложил им войти в еврейскую общину. Они отказались, из чего он предположил, что приехавшие хотят адаптироваться в нееврейском сообществе. Он был разочарован, но у него не возникло никаких подозрений. В 1938 году мальчику, которого на местный манер теперь звали Фредерик, или Фрикки, исполнилось 13 лет. По еврейскому обычаю подошло время бар-митцва – совершеннолетия еврейского мальчика. Как Брандты ни старались избегать национальных обрядов, этот – человеку, у которого единственный сын, – обойти было невозможно. Раввин Шапиро вновь навестил их, чтобы спросить, хотят ли они совершить обряд. Брандты наотрез отказались. У раввина появились тревожные подозрения, которые переросли в уверенность.

34
{"b":"9002","o":1}